В.Е. Ларичев

 

Космогонические фигуры и знаковые тексты
Игнатиевской пещеры: «Дальний зал»

(календарно-астрономические циклы и персонажи астральной мифологии
в искусстве палеолита Южного Урала)

 

Войдя в храм должно пасть ниц.

Ничего житейского в храме

Не говори и не делай.

Пифагор

 

 

Приступим к расшифровке значимости отдельных живописных образов и композиций второго отдела Игнатиевского храма, названного первооткрывателем его, новосибирским археологом В.Т.Петриным, “Дальним залом” [Петрин, 1992; 1997; см. рис. 1, 4]*. Работу эту предварим замечаниями по вопросам, бегло затронутым во вступлении к первой части публикации. Они принципиально важны потому, что отыскание ответа на них стало главным стимулом исполнения проекта изучения настенной палеолитической живописи под палеоастрономическим углом зрения.

Речь идет все о том же:

почему открытия в России двух пещерных храмов, которые впервые за много лет создали для отечественных археологов благоприятную обстановку изучения живописи палеолита в природном интерьере подземелий, не привели к более глубокому пониманию смысла и назначения образов первобытного художественного творчества?

почему предлагаемые доселе интерпретации не выходят, как правило, за рамки изложенного зарубежными авторитетами в начале уходящего в прошлое века?

Ответы на эти вопросы проще всего (ради наглядности и убедительности) поискать, обратившись к текстам докладов, прочитанным недавно столичными авторитетами на заседаниях Международной конференции “Пещерный палеолит Урала”. Она состоялась 9–15 сентября 1997 г. в Уфе, от коей рукой подать до пещер Игнатиевской и Каповой. Событие это незаурядное и потому оно настраивало археологов Урала и Сибири на ожидание прорыва унылой застойности в провинциальном искусствоведении палеолита.

Насколько такие ожидания оправдались, можно судить по ударным идеям лидеров искусствознания страны:

А.Д.Столяр: Каповая пещера “служит важнейшим свидетельством монизма интеллектуального восхождения палеолита, принципиального единства духовного феномена человека”; Каповая пещера значима “как палеолитический индекс человеческого феномена”; художественное творчество, как “мастерская сознания”, представляло “единственно важную предметно-образную форму реализации духовности человеческого феномена”; оно, это творчество, “как могучий интеллектуальный катализатор”, “осуществляло … глубокий процесс кристаллизации, обобщения, мифологического истолкования и символического увековечивания основных доминантов бытия” [Столяр, 1997, с.57, 58].

А.К.Филиппов: истоки палеолитического искусства определял “интеллектуальный взрыв”, “парадокс вспышки мыслительной деятельности, связанной с порождением мифологической реальности верхнепалеолитических людей”; “общепланетарные, если не вселенские, причины” породили “некие вспышки информационно-генетической активности”, что как раз и привело к возникновению “изобразительного искусства”, в образах которого нашла отражение мифология древних “… с природными реалистическими символами – изображениями, видимо, мифологических персонажей и, одновременно, абстрактных сил…”; в образах тех заключены “представления о мире и предках с проблемами воспроизводства, чтобы затем сделать обобщение, а на универсалии, на целое, на концепцию всепроникающего единства (так у автора – В.Л.); “… в своеобразном самопорождении этих социо­психологических форм и заключались те чудеса, о которых мы говорили” (Филиппов, 1997, с.61, 64).

Т.Н.Дмитриева: пещера “оказывала на древних людей огромное эмоциональное воздействие …”, которое было “… очень богатым и слабо дифференцированным, а вследствие этого – и с трудом выраженным концептуально”; “живопись и рисунки в пещере” – “род концептуализации первичного эмоционального ядра, попытка выразить, если не понятийно, то в образах, что же значит для человека пещера … – это явление … может быть аналогично возникновению кодифицированных версий мифов … или даже формированию догматики в развитых религиях” [Дмитриева, 1997, с.60].

 

 

Рис. 1. План Игнатиевской пещеры с указанием мест размещения живописных рисунков и композиций.
4 – “Дальний зал” (по В. Т. Петрину).

 

Не знаю, как на кого, а на меня все эти откровения произвели сильное впечатление. Они явно предназначались не для слабых провинциальных умов, способных воспринимать лишь пещерную обыденность. В сущности, в Уфе слушателям философических речений предлагалось увлекательное мероприятие по разгадкам не какой-то там семантики образов пещерного искусства Урала, а сути самих по себе этих речений, как некоего в науке вселенского по значимости и оттого запредельного в глубинности смысла. В самом деле, кто в Сибири рискнет высказать свое понимание того,

что есть “основные доминанты бытия”, которые “кристаллизованы” и “символически увековечены” предками на стенах и плафонах Игнатиевской и Каповой пещер?

что есть “монизм интеллектуального восхождения палеолита”, “индекс” и “предметно-образная реализация духовности человеческого феномена”?

что есть, наконец, “самопорождающиеся социопсихологические формы” и “концептуализация первичного эмоционального ядра”, навеянных предку пещерой?

При восприятии всего этого феноменального глубокомыслия не мудрено растеряться тем, у кого возникнет вдруг наивное желание воспользоваться услышанным в Уфе для конкретной исследовательской работы в залах уральских святилищ – т.е. заняться совмещением философических сентенций о “доминантах бытия” с художественными росписями, открытыми в храмах. Не стоит, однако, паниковать. Ведь “с трудом выраженные” в докладах истины изначально не предназначались для рутинной работы. Не нацеливались они на то потому, что сами по себе эти мудреные раздумья на тему – что же это, наконец, за явление такое – пещерное искусство, не есть порождения кропотливого изучения источниковых материалов. Они именно потому и “чудны” и “с трудом выражаемы”, что представляют собою плоды размышлений, напрочь отрешенных от профанного археологического бытия. Это примечательное обстоятельство, вместе с неумест­ным в искусствоведении классификаторством фигур, произвольно вырванных из контекста знаковых записей (см., для примера, – Любин, 1991; Демещенко, 1999; повествования такие были бы уместны разве что для зоологов), и неистребимыми порывами специалистов оценивать образы искусства древнекаменного века посредством словесных литературно-художественных изощренностей [см. Окладников, 1967], как раз и разъясняют недоумения, изложенные в начале статьи. Без решительного отхода от того, другого и третьего, без дотошного изучения источников, без разработки новых методических подходов к пониманию их невозможно выйти из застоя, который одними философическими премудростями (сколь бы они ни были витиеваты!) не одолеть.

Обо всем этом едва ли стоило говорить столь прямо, если бы интуитивное осознание того же самого не просматривалось в материалах той же уфимской конференции, в частности, в докладах двух из процитированных выше авторов. Так, А.К.Филиппов откровенно признался, что “чудеса, о которых мы говорили”, есть все же не более как “истины в виде слабо доказуемой гипотезы” (отрадное заявление, но и хороши же  “истины”! [см. Филиппов, 1997, с.64]. Т.Н.Дмитриева, в свою очередь, высказала весьма глубокую мысль – “Если гипотеза претендует на научность, она должна иметь возможность быть проверенной или опровергнутой” (курсив мой – В.Л.). Более того, докладчик впрямую задалась решить актуальный для себя вопрос – возможен ли “какой-либо способ проверки” истинности ее собственных раздумий? [Дмитриева, 1997, с.60]. И озадаченность такая легко объяснима. Она выглядит резонной, когда накал трансцедентной философичности в ученых докладах становится испепеляющим, а заботы о реальном деле отходят на тридесятый план.

Все это вынуждает еще раз определиться в проблемах методических, как в том истинно фундаментальном, что только и может обеспечить успех раскрытия семантики знаков и образов пещерного искусства. К установкам, обязательным для любого изыскания, нацеленного на решение чисто практических (профанных) задач, относятся следующие: проверяемость утверждений, ясное (без претенциозных словесных выкрутас) изложение мыслей, а также, конечно же, научность предлагаемой гипотезы. Как раз они, такие постулаты, и стали главными ориентирами при работе по расшифровке информации, сокрытой в деталях живописных росписей “Дальнего зала” Игнатиевского пещерного храма (как и ранее, при истолковании смысла композиций его “Большого зала”) [см. Ларичев, 1999а]. Способ же проверки предлагаемых интерпретаций определила сама по себе нетривиальная, естественнонаучного стиля методика изучения документальных археологических источников – отыскание числовой, пифагорейской по духу, подосновы искусства древнекаменного века, определеннее чего трудно вообразить в гуманитарном исследовании, с его обычно зыбкими в доказательности выводами. Исключительная тщательность копирования В.Т.Петриным композиций “Дальнего зала” придала им при издании статус достоверного исторического источника редкостно высокой качественности и создала, тем самым, идеальные условия для предельно строгой проверки истинности утверждений, завершающих эту публикацию.

Анализ композиций, запечатленных на плафоне “Дальнего зала”, позволил сделать вывод, что они, как и росписи “Большого зала”, представляют собою числовые, совмещенные с зоо- и антропоморфными образами тексты календарно-астрономического и астрально-мифологического содержания. Композиции эти составляют базовые структуры трех информационных систем. В плане содержательном знаковые тексты “Дальнего зала” заключают в себе зашифрованные сведения того же, в основном, характера, что были выявлены в трех календарно-астрономических и астрально-мифологических информационных системах “Большого зала” (они кратко изложены во вступлении к первой части статьи) [см. Ларичев, 1999а, с.58].

Вместе с тем, в образно-знаковых записях на плафоне “Дальнего зала” содержится также новая информация, в частности, подтверждающая ряд важных фактов, связанных с особенностями слежения за временем в эпоху палеолита и со стремлением выделения в бесконечном потоке его совершенно определенных циклов: реальности использования в древнекаменном веке сибирско-уральского региона майского (кельтского) календаря; разбивки этого типа лунно-солнечного года на 8 лунных “месяцев” по 45 суток каждый и на три “сезона” длительностью 120 суток каждый; разработки остроумной системы выравнивания лунно-солнечного времени майского года со временем солнечным, но опять же связанным с указателями лунными (фазовыми); разбивки лунного года на три “сезона”, продолжительностью в четыре синодических месяца каждый (118 суток); осведомленности о числе синодических лунных месяцев в году (12 – в обычных двух и 13 в третьем годе, когда выравнивался лунный счет времени со временем сезонным, истинно солнечным); знания точной продолжительности цикла беременности женщины; фиксации продолжительности эпох лунного и солнечного затмений, что свидетельствует о возникновении в столь отдаленную пору таких сложных в астрономии понятий как “узел лунной орбиты” и “пути движения в космическом пространстве Луны и Солнца”; фиксации длительности трех вариантов лунных месяцев – сидерического, драконического и синодического; фиксации длительности синодических оборотов планет, солнечного и драконического годов. Мощное впечатление производят также запечатленные на потолке “Дальнего зала” зоо- и антропоморфные образы Времени, знаки лунных фаз и символы свершения грандиозных астрономических явлений.

Все это позволило увереннее судить о семантике изображений на стенах и плафонах пещерного храма. Особенно поражают воистину научные, чертежные по виду (но и образные тоже) рисунки, благодаря которым можно понять – как воспринимались и художественно отражались трудные для осознания астрономические явления, вроде двухдневных новолуний, затмений и видов “новорожденного” или “умирающего” месяцев, путей движения в пространстве Луны и Солнца.

Подтверждая сказанное, представим поочередно, по возможности, в деталях, каждую из трех информационных систем плафона “Дальнего зала” и результаты расшифровок знаково-образных текстов.

 

 

Рис. 2. “Красное панно”. Образно-знаковые тексты, составляющие композицию, и числовая характеристика каждого из них.
Первая информационная системы (далее, до рис. 11, – система та же)

 

“Красное панно” – первая календарно-астрономическая и астрально-мифологическая информационная система (рис. 1, XIII). Ее составляют три объединенных в одну композицию образно-знаковых текста и одна обособленная композиция “Женщина и Змий”. Рассмотрим вначале тексты, объединенные в одну композицию:

1. Запись “месяца” майского календаря, составленного из 45 округлых пятен краски, штрихов и разного вида значков, а также абстрактных по виду фигур (рис. 2–45);

2. Записи эпох лунного (23 знака) и половины солнечного (17 знаков) затмений, совмещенных с образно-чертежной фигурой дракона, призванного контурами тела своего отобразить пути движения в пространстве Луны и Солнца (эклиптика), а также узлы лунной орбиты – участков пересечения маршрутов дневного и ночного светил в просторах Неба (рис. 2–23 и 17); изящная числовая и художественно-графическая манера разговора о весьма сложном и значительном не может не вызвать изумления;

3. Запись синодического лунного месяца, начало которого сближено с фигурой “Черного (лунная символика?) мамонта”, а финал – с пастью “Красного (лунно-солнечная символика?) дракона” (см. рис. 2–30); к этому же тексту относятся 2 знака – челюсти дракона (см. рис. 2 литеры н и о) и сама фигура “Черного мамонта”, которую следует, при определенных условиях, воспринимать как счетную единицу (факультатив); вместе эти 3 знака образуют факультативную часть записи лунного цикла, которая использовалась лишь при счислении 13-го (дополнительного!) месяца в третьем лунном году;

4. Запись “сезона” лунного года; ее составляют все вместе знаки записей “месяца” майского календаря, эпох лунного и половины солнечного затмений, а также синодического лунного месяца с его тремя факультативными знаками (мамонт и челюсти дракона):

45 + 23 + 17 + 30 + (1 + 2) = 118,

что и есть продолжительность 1/3 лунного года, его “сезон”;

5. Запись “сезона” майского года; ее составляет целиком весь текст этой части “Красного панно”, т.е. с включением в него еще двух знаков, расположенных ниже головы и распахнутой пасти дракона (см. на рис. 2 литеры п и р):

45 + 23 + 17 + 30 +(1 + 2) + (2) = 120,

что и есть 1/3 майского года, его “сезон”.

Поскольку перечисленные свидетельства можно расценивать как признак, по существу, идеально точной фиксации В.Т.Петриным в целом этой части информационной системы “Красного панно”, то представим в деталях каждый из пяти знаковых текстов, чтобы, уяснив особенности их структур, определить предназначение и способы “прочтения” записей, а также роль в них отдельных фигур и знаков.

Запись “месяца” майского календаря (рис. 3). Текст составляют 45 знаков, большей частью округлых, а также иных конфигураций пятен, коротких прямых или серповидно изогнутых штрихов. В запись включены также характерные (невольно акцентрирующие на себя взгляд!), размещенные большей частью попарно фигурные знаки, которые точной образной идентификации не поддаются (за исключением причудливо изо­гнутой линии, возможно, представляющей собою схематичное изображение тела Змия). Допуск того, что именно на эти фигурные знаки приходились сутки четырех основных фаз лунного месяца, позволил реконструировать порядок считывания текста.

Счисление следовало начинать с двух близко расположенных друг к другу знаков на правой окраине записи. Если они, как и сходные пары знаков в соответствующих текстах “Большого зала”, есть сутки визуального и астрономического новолуний (ночное светило в это время на небосклоне не наблюдается), то в таком случае расположенный левее и выше знак мог определять первый день видимости серпа “новорожденного” месяца, который отделялся от Солнца. На рис. 3 представлен опти­мальный, как представляется, вариант маршрута последующего считывания знаков при совмещении их с реальным лунным календарем за период с 20 июня 1982 г. (визуальное новолуние) до 3 августа того же года (визуальное полнолуние) (см. Астрономический календарь, 1981, с. 25, 27, 29). Именно при таком порядке прохода по записи большую часть фаз определят парные фигурные знаки (см. рис. 3 и 4):  – первую четверть (28 июня) и  – полнолуние (6 июля);  – последнюю четверть (14 июля);  – новолуние визуальное (19 июля; Луна исчезает в пасти Змия?; в качестве особого знака считывался далее и другой конец Змия – хвост его);  – первую четверть (27 июля; вид серпа “подсказывающий” – он обращен выпуклостью вправо);  (самый характерный знак!) – финал счисления 45 суток, визуальное полнолуние (3 августа). В двух случаях рубежного характера фазы определяли позиции знаков, которые размещались выше соседних с ними (см. знак 22 июня – вечер появления на западном небосклоне серпа “новорожденного” месяца, и знак 8 июля – 17 день видимости светила, когда глаз мог заметить на диске астральную “печать смерти” – признак начала ущерба).

Естественно, при последующем проходе по тому же маршруту уже иные фазы придутся на те же фигурные знаки. Однако, первое удобство счисления времени по 45-дневным “месяцам” (»1Ѕ месяца синодического) заключается в том, что то будут рубежные фазы обратного знака, а эту особенность запомнить легко. Речь идет вот о чем – знак, определяющий при первом проходе записи сутки первой четверти, будет в следующем 45-дневном “месяце” определять четверть последнюю, знак полнолуния – новолуние и т.д. (рис. 4). Именно поэтому, вероятно, часть знаков, определяющих фазы, – двойные, а в других случаях они размещаются рядом друг с другом (см. рис. 4, I, II, III и IV, V). “Парность” позволяла корректировать попадание фаз на соответствующий знак, ибо они, попадания такие, подвержены легким колебаниям из-за неровности скорости движения Луны в разные месяцы. В этой связи обратим внимание еще на три фигурных знака (см. рис. 4, а, б, в), которые или следуют за основными фазовыми знаками, или предшествуют им. Они или обозначали сутки, на которые изредка приходились те же фазы, или представляли собой знаки, призывающие наблюдателя к вниманию накануне суток фиксации фаз. Ясно, что при третьем проходе по 45 знакам главные из них будут определять те же фазы, что при проходе первом, а при четвертом – обратного вида и т.д.

Удобство счисления времени по восьми 45-дневкам майского года, продолжительность которого принималась равной 360 суткам (в Древнем Египте – год бога Луны и календарного реформатора Тота), заключается еще и в следующем: на первые и последние сутки каждого такого “месяца”, которые определялись конкретной фазой Луны, приходятся важнейшие моменты солнечного года – сутки наступления двух солнцестояний, летнего и зимнего, двух равноденствий, осеннего и весеннего, а также дни, примерно равно отстоящие от соответствующих равноденствий и солнцестояний (т.е. от четырех кардинальных моментов солнечного годового цикла). На востоке Азии тоже использовался “майского” типа календарь. Об этом свидетельствуют, в частности, “8 дней торжеств” (или “8 вех года”, или “8 княжеских дней”), которые особо отмечались в течение года на севере и северо-востоке Китая – “Они суть следующие: начало весны (начало февраля, » 5-е число этого месяца – В.Л.); середина оной или весеннее равноденствие; начало лета (начало мая, » 6-е число этого месяца – В.Л.); середина лета или летний поворот Солнца; начало осени (начало августа, » 8-е число этого месяца – В.Л.); середина осени или осеннее равноденствие; начало зимы (начало ноября, » 8-е число этого месяца – В.Л.); середина зимы или зимний поворот Солнца (см. “История Золотой империи”, 1998, стр. 155; Ларичев, 1986, с.143).

Такая система учета времени, когда отслеживалось строго параллельно как лунное, так и солнечное (сезонное) время, явно намекает на то, какие именно моменты года находились под особо пристальным вниманием палеолитического жречества. В сущности, столь своеобразная структура майского года с его 8 “месяцами” и четкими фазовыми подразделениями в каждом из них позволяет реконструировать полный список культово-ритуальных, а также хозяйственных дат, с которыми соотносился весь распорядок экономической и религиозной жизни сообщества охотников и собирателей юга Урала. Следовательно, в записи майского года тайно (эзотерически!) сокрыты важнейшие сведения культового характера – детальный, определяемый фазами Луны, реестр астральных празднеств. В ней же, в записи той, заключен, конечно же, и перечень промысловых экспедиций.

 

 

Рис. 3. Запись «месяца» майского календаря.

 

 

 

Рис. 4. Фигурные знаки, парные или одиночные, которые определяют в записи позиции четырех фаз Луны (I – VI), и знаки следующих (а) или предшествующих (б, в) суток.
(На рис. 3 см. позиции первого и последнего серпа, а также 17-го дня видимости Луны;
при считывании второго «месяца» фазы приобретают обратный знак, а при считывании третьего опять становятся теми же.)

 

Запись факультативной структуры. Поскольку продолжительность майского года (360 сут.) не соответствует длительности ни лунного (354,367 сут.), ни солнечного (365,242 сут.) годов, то возникает вопрос о способе выравнивания этого усредненного лунно-солнечного периода с солнечным годовым циклом, магистральным временным ориентиром календарей. Эта проблема, видимо, решалась жрецами Игнатиевского храма так же, как делали то служители бога Тота в Древнем Египте. А они, по окончании такого года, интеркалировали в него 5 дополнительных суток, посвящая их величайшим богам (см. Ларичев, 1986). Особенности знаковой записи майского календаря в “Дальнем зале” позволяют предложить следующий вариант интеркаляции: дополнительные 6 суток считывались в конце года по 6 фигурным знакам, определяющим фазы Луны (см. на рис. 4 знаки I–VI), а остальные счетные элементы в таком случае игнорировались. Как видим, составные знаки I и II символизировали в данном варианте счисления не двое, а одни сутки, для чего части их и были слиты воедино (эта комбинационность фигуры как раз и открывала возможность двух способов считывания их).

Если предложенный вариант проведения интеркаляции верен, то знаки, определяющие лунные фазы, можно принять за символы 6 великих астральных богов, которые высоко почитались обитателями юга Урала в древнекаменном веке. То были боги, олицетворяющие не только лунные фазы, но и, конечно же, созвездия, через которые Луна проходит каждый синодический месяц (так называемые “дома” (или “стоянки”) ночного светила).

Записи эпох лунного и солнечного затмения. Фигура дракона – график маршрутов движения Луны и Солнца. Узлы лунной орбиты (рис. 5). Эту композицию составляют: огромных размеров фигура дракона; строчка округлых пятен и два обособленных знака (см. литеры а и б); рассеянные в пределах туловища дракона пятна. В качестве особых счетных знаков предлагается воспринимать 4 прямые линии (по виду – ноги дракона; см. литеры в, е, з, и), два пятна, примыкающие снизу к передним из них (см. литеры г и д); прямой, наклонно приподнятый хвост его (см. литеру к) и подтреугольный выступ (фаллос?), расположенный рядом с другой парой линий (см. литеру ж). Всего знаков – 40 (» 11/3 син. лун. мес; » 1,5 дракон. мес.).

 

 

Рис. 5. Записи эпохи лунного (23 сут.) и половины эпохи солнечного (17 сут.) затмений.

 

Ключ к разгадке столь сложного, не лишенного налета фантастичности (примитивной “детскости рисунка”, как сказал бы иной эстет) знаково-образного текста едва ли удалось подобрать, не будь очевидной календарно-астрономическая значимость ровной и весьма протяженной линии округлых пятен. Число их равно 21, что близко продолжительности в сутках эпохи лунного затмения (21–23 сут.; подробности см. Ларичев, 1993). При дополнении этого ряда двумя расположенными ниже и правее знаками (см. на рис. 5 литеры а и б), получим 23, что и отражает период времени, в течение которого Луна, сближаясь с узлом своей орбиты (» 11 сут.), а затем удаляясь от узла (» 11 сут.), может попасть в тень Земли (при условии, если на этот отрезок пути придется полнолуние).

Такая расшифровка значимости пунктирной линии пятен, совмещенной на одном конце с брюхом дракона, позволила должным образом оценить знаки, связанные с туловищем его, и, в конечном счете, раскрыть семантику всей этой странной по очертаниям фигуры. В целом непосредственно с драконом оказались связанными 17 знаков – 11 пятен (9 – в пределах туловища, что установлено при сравнении нескольких опубликованных изображений) и 6 структурных частей туловища (прямые линии ног, фаллос и хвост). Число 17 – высоко значимо в календаристике и астрономии. Оно отражает или период наблюдения Луны от первого серпа до суток проявления признака ущерба (в пифагореизме – “печать смерти”), или половину эпохи солнечного затмения (в течение » 34 суток могут случиться 2 затмения дневного светила, окажись Луна в это время в фазе новолуния; за такой период ночное светило может дважды оказаться в новолунии). Если запись из 23 знаков отражает эпоху лунного затмения, то резонно предположить, что 17 знаков, которые связаны с туловищем дракона, представляют запись половины эпохи солнечного затмения.

Верность такого прочтения подтверждают два обстоятельства, связанные с нетривиальным восприятием дракона. Первое касается оценки плавно изгибающихся линий, которые очерчивают фигуру нереального существа, в качестве простейшего по виду графика движения главных светил Неба. Пути их, как известно, пересекаются в двух точках – в узлах лунной орбиты. При сближении светил именно с этими зонами могут свершаться затмения, как лунные так и солнечные, в сутки, когда Луна оказывается в фазе новолуния или полнолуния. Именно потому контуры дракона на рис. 5 определены как маршруты движения в просторах Неба Луны и Солнца (эклиптика). Места же пересечения маршрутов – густо закрашенные голова и задняя часть фигуры дракона – и есть образные символы узлов лунной орбиты. Связь с изображением дракона точных записей продолжительности эпох лунного и солнечного затмений подтверждает правильность интерпретации образа фантастического животного и оценок контуров тела его как линий движения Луны и Солнца.

Второе обстоятельство будет выявлено далее при расшифровке третьего отдела “Красного панно”. В отделе этом знаковой (разъясняющей, подсказывающей) фигурой смотрится уникальный элемент текста – “Черный мамонт”.

Запись синодического месяца и факультативных знаков. Реконструкция системы счисления лунного года. Образное отражение явления затмений (рис. 6). Счетный знаковый текст составляют 30 простейших, большей частью, округлых и овальных пятен. Своеобразными смотрятся лишь знаки, размещенные перед мамонтом – серповидная фигура, обращенная углом вправо (символ “молодого месяца”), и короткая, косо ориентированная линия (см., соответственно, литеры л и м). Пятна размещаются группами или рассеянно, на разной, относительно одна другой, высоте. Учитывая местоположение серпа “молодого месяца”, рационально принять за начальные те знаки, что расположены между драконом и мамонтом (см. “начало отсчета”). Такой выбор, как уже отмечалось, соответствует канону всех месячных лунных записей Игнатиевского храма – первые два знака текста непременно определяют двое суток невидимости Луны (см. Ларичев, 1999а, рис. 2 и 5). Это обстоятельство и местоположение серповидного знака (сутки первого дня видимости ночного светила) позволяют предложить оптимальный маршрут считывания знаков справа налево и далее вверх, как то представлено на рис. 6.

 

 

Рис. 6. Запись синодического месяца и 3-х факультативных знаков
[(“Черный мамонт” (1) и челюсти дракона (2 – литеры н, о)].

 

Проверим идею, наложив на запись реальный лунный календарь, охватывающий время от 20 июня 1982 г. до 19 июля того же года (Астрономический календарь 1982, с.25 и 27). Как можно убедиться, предельно строгий тест подтвердил рациональность группировки знаков (четкую нацеленность на выделение заметных позиций для тех из них, что определяют сутки фиксации фаз). Иного вывода быть не может, если оценить позиции знаков, на которые пришлись: первая четверть (28 июня), полнолуние (6 июля), ночь ущерба диска (17-е сутки; 8 июля) и последняя четверть (14 июля).

Примечательна и позиция пятна, определяющего 30-е сутки лунного месяца (см. на рис. 6 литеру м’). Если два чуть искривленных отростка, исходящие из убогой по виду головы дракона, есть его челюсти (по В.Т.Петрину – рога), то тогда пятно м’ можно воспринять символом светила в фазе новолуния (или полнолуния, если считывание знаков записи начинать с полнолуния). Знак м’ размещается в предельно опасной (по канонам астральной мифологии) зоне – в самой пасти дракона (близко к узлу лунной орбиты). Это означает одно – светило в такой позиции подвержено опасности быть проглоченным чудовищем (символически-образный код, объясняющий явление затмений). Изложенное и есть второе обстоятельство, которое окончательно решает судьбу идеи о наличии в образно-знаковом тексте “дракон” записей эпох лунного и солнечного затмения. Тем самым подтверждается и мысль о возможности восприятия дракона как остроумно воплощенного в образе его графика движения Луны и Солнца в небесном пространстве.

Такое существо в астральной мифологии описывается обычно как невидимое, затаившееся, коварное. Дракон (или Змий), в самом деле, не может наблюдаться в реальности, ибо невидимы в Небе пути светил, очерчивающих контуры тела чудовища-призрака. Чтобы было яснее – о каком космическом существе идет речь, обратимся к вполне понятному аналогу, обнаруженному на Шишкинских скалах (см. рис. 7). Это того же ранга и вида дракон (“Глотающий Солнце”) и подтверждает то связанная с ним знаковая запись (подробности расшифровки см.: Ларичев, 1993, с.92–97).

В заключение анализа записи синодического месяца представим вариант считывания времени в течение лунного года. Вариант этот был, судя по всему, таким же, как в двух сходных записях “Большого зала”: продолжительность месяца варьировалась поочередно

29 ® 30 – 29 ® 30 – 29 ® 30 …,

что осуществлялось посредством окончания счисления месяцев то на знаке, обозначенном литерой л’ (находится вне пределов дракона), то на знаке м’ (находится в пределах пасти дракона). Этот простейший аналоговый ритм автоматически ликвидирует дробные части двух соседних в году лунных месяцев и, что не менее важно, предопределяет попадание четырех фаз Луны примерно на те же знаки. Запись, тем самым, приобретает статус прогностической, в том числе и по части затмений, ибо половина лунного года (177 сут. – см. литеру м’, которая обозначает знак, находящейся в пасти дракона) и следующие за ним сутки (178 сут. – см. “начало отсчета”) приходились на время повтора затмений.

Запись факультативных структур. При счислении времени по Луне, в конце третьего (високосного) года в счетную систему следовало ввести дополнительный лунный месяц необычной продолжительности – 33 сут. (этот период в лунной календаристике » соответствует времени от последних суток видимости серпа “умирающей” Луны до первых суток видимости серпа “возродившейся” Луны). Для осуществления интеркаляции, призванной сохранить точность счисления времени, предназначались уникальный символ – изображение “Черного мамонта” и 2 весьма выразительных факультативных знака – распахнутые челюсти дракона (см. на рис. 6 фигуру мамонта и литеры н, о; обратим внимание на важный факт – подключение в информационную систему четко выделенных челюстей дракона н и о завершает ввод в знаковый текст всех выступающих частей тела этого существа как своеобразных счетных единиц).

Вследствие особой важности этого момента, рассмотрим детальнее – как считывался интеркаляционный период

 30 + (1 + 2) сут. = 33 сут.,

что близко длительности эпохи солнечного затмения.

 

 

 

 

Рис. 7. Дракон, глотающий Солнце. Шишкинские писаницы (по А. П. Окладникову).

 

Счисление, как и ранее, начиналось с двух пятен, расположенных между драконом и мамонтом. Ясно, что на эти пятна (355–356 сутки после окончания третьего лунного года) приходились сутки, когда мог случиться повтор затмения (современные астрономы указывают именно на этот срок повтора). Такое обстоятельство позволяет судить об одном из аспектов семантики фигуры мамонта, единственного из персонажей “Красного панно”, нарисованного черной краской (намек на лунность, затменность, смертность). Животное как бы напоминает вот о чем: не забывай – на знаки начала счисления интеркаляционного месяца (а ранее, второго лунного полугодия – 178 сут.) приходятся сутки повтора затмений. Учитывая колебания фаз Луны, затмение могло прийтись, пожалуй, и на сутки, которые символизирует при интеркаляции сам “Черный мамонт”. Итак, персона эта, как и дракон, предупреждала о затмении, величайшем в просторах космоса событии, угрожающем знаке начала вселенской катастрофы, и, вероятно, прямо символизировала собою затмение.

Далее, после учета мамонта, как знака факультативных суток, счисление велось заведенным порядком, но с подключением в конце еще 2-х факультативных знаков – н и о (челюсти дракона). И тут уместно отметить следующее обстоятельство: поскольку интеркаляционный период, равный 33-м суткам, близок эпохе солнечного затмения (34 сут.), то, возможно, на сутки финала его могло приходиться и второе затмение, на что намекает знак м’, размещенный в пасти дракона.

А теперь представим в полном виде схему счисления лунного трехлетия с интеркаляционной вставкой и оценим меру точности, с какой служители Игнатиевского храма счисляли время по Луне и Солнцу:

354 + 354 + 354 + 30 + (1 + 2) сут. = 1095 сут.

1095 сут. : 365,242 сут. = 2,9980 солн. лет.

Несоответствие составляет около ѕ суток, результат достаточно хороший.

Запись “сезона” лунного года. Ее представляют 118 знаков сводной композиции “Красного панно”. Число это высоко значимо календарно-астрономически. Это ни что иное, как запись “сезона” древнейших лунных календарей (1/3 года). Ясно, что в таком случае лунный год считывался жрецами Игнатиевского храма посредством трехкратного прохода по знакам трех блоков композиции, детально представленных на предшествующих страницах:

(45 + 23 + 17 + 30 + (1 + 2 сут. – факультатив!)) х 3 =
354 сут. » 354,367 сут.,

а после счисления 3-х лунных лет производилась интеркаляция тех же 30 + (1 + 2) сут.

Подтвердим реальность такого порядка считывания лунного года по “сезонам” следующими соображениями:

1. Завершение цикла беременности женщины, 281-е сутки, определит при считывании третьего “сезона” весьма заметный знак – , финальный в блоке 45 (см. на рис. 2 литеру z). Заметна и позиция знака, определяющего в том же сезоне финал драконического года (347-е сутки; см. на рис. 2 литеру z’).

2. Резон счисления времени по “сезонам” продолжительностью 118 суток определялся, возможно, стремлением предугадывать (точно предвычислять?) моменты лунного и солнечного затмений. На это обстоятельство намекают записи эпох того и другого затмения, занимающих в тексте “Красного панно” центральное место, а также размещение одного из знаков (см. литеру м’ ) в пасти дракона и двух знаков между драконом и “Черным мамонтом”, существ, символизирующих затмения (см. на рис. 6 – “начало отсчета”). Вопрос о том – как именно предугадывались (или предвычислялись!) сутки затмений, требует особого разговора (при консультациях с астрономом, специалистом по затмениям).

3. В заключение решим особо каверзный вопрос: можно ли, анализируя особенности записи “Красное панно”, установить сезон солнечного года, с которого начиналось счисление трех лунных лет? Положительный ответ предопределяет весьма примечательная позиция серповидного знака л, расположенного левее фигуры “Черного мамонта” (символ “молодого месяца”; см. на рис. 6 литеру л). А все дело в том, что на л приходятся 89-е сутки от начала счисления первого “лунного сезона” (см. рис. 8, л):

45 + 23 + 17 + 2 (“начало счисления”) +
1(мамонт) + 1(л) = 89 сут.

 

 

Рис. 8. Финал счисления осеннего астрономического сезона – 86-е – 88-е сутки.

 

Этот период чрезвычайно интересен потому, что он единственный из солнечных периодов кратен синодическому, сидерическому и драконическому лунным периодам:

89 сут. : 29,5306 сут. = 3,0138 » 3 синодич. мес.

89 сут. : 27,32 сут. = 3,2576 » 3 ј сидерич. мес.

89 сут. : 27,2122 сут. = 3,2705 » 3 ј драконич. мес.,

и потому, что он, одновременно, определяет продолжительность совершенно конкретного солнечного сезона – от осеннего равноденствия до зимнего солнцестояния!

Вывод при оценках всего изложенного может быть только один – жрецы Игнатиевского храма начинали счисление первого лунного года с осеннего равноденствия (оно и было новогодие). Это обстоятельство позволяет установить еще один аспект семантики “Черного мамонта”. Это животное намекало собою при лунном счислении времени, когда осуществлялся первый проход по 118 знакам, на предельную близость финала осеннего астрономического сезона и начала зимнего солнцестояния, в сущности – явления солнцеворота (подсказывающий знак близости начала нового временного цикла, на что намекал и серп “молодого месяца” (обновленное время!) – знак, обозначенный литерой л). “Черный мамонт” призывал к вниманию того, кто отслеживал время в первый лунный “сезон” (см. рис. 8). Он был своего рода “предтечей” зимнего солнцеворота (88-й день с начала года, с момента осеннего равноденствия), события, которое свершалось в сутки, обозначенные серпом новорожденного месяца (символ “нового времени” – начала очередного солнечного сезона).

Исключительную значимость такого вывода можно оценить, припомнив, что и в “Большом зале” именно мамонт олицетворял собою в целом весь осенний астрономический сезон (Ларичев, 1999а, с. 15, рис. 7).

Запись “сезона” майского года. Ее представляют все 120 знаков сводной композиции “Красного панно”, т.е. с подключением к использованным 118 знакам лунного “сезона” еще двух факультативных знаков – п и р, расположенных вне пределов пасти дракона (ниже челюсти и головы; см. рис. 2; обратим внимание на уникальный вид последнего знака – р: он крупный, серповидный (скобкообразный), что, видимо, надо понимать как намек на завершение текста). 120 – число высоко значимо календарно-астрономически, ибо оно представляет собою запись “сезона”, 1/3 древнейшего (и красивейшего!) лунно-солнечного года, продолжительностью 360 суток (майский год). Ясно, что в таком случае этот год считывался жрецами Игнатиевского храма посредством трехкратного прохода по всем 120 знакам сводной композиции:

(45 + 23 + 17 + 30 + (1 + 2) + (2)) х 3 = 360 сут. » 359,8045 сут.,

после чего в систему интеркалировались те же 6 знаков, о которых шла речь при расшифровке записи из 45 знаков, базовой части майского года. Разумеется, рубеж осеннего астрономического сезона и начало зимнего солнцестояния и в этом году определяла та же серповидная фигура л, размещенная перед “Черным мамонтом”, “предтечи” зимнего солнцеворота. В таком случае, финальный знак блока 45 –  определял дату, близкую 8 ноября, т.е. календарному моменту, примерно равно отстоящему от осеннего равноденствия и зимнего солнцестояния (знаменательное совпадение, придающее уверенность в правильности хода расшифровки!).

Запись цикла беременности женщины и мифа о “Творении” (рис. 9). Композицию составляют две персоны – женщины и рассеченного на 5 частей Змия, причудливо извивающееся (см. маршрут считывания) тело которого образуют четыре строчки малых округлых пятен и одно крупное округлое пятно – голова Змия, расположенная в зоне промежности женщины. Такая предлагается образная оценка строчек пятен, и она видится наиболее подходящей в свете напрашивающихся мифологических аналогий. Весьма своеобразно исполненный рисунок женщины с гипертрофированно (несоразмерно телу) увеличенной грудью и дугообразно искривленными, широко расставленными ногами, представляет собою особого величия знаковую фигуру. Подчеркивает то сама по себе явно обособленная от других изображений храма позиция персоны в центральной зоне плафона и поза ее, призванная, по-видимому, отразить два события – коитуса со Змием и появление из лона некоего особой значимости существа (Человека? Светила? Мироздания?). Роженица эта, с лицом, лишенным деталей, более всего подходит, пожалуй, к образу Матери Мира.

Если так оно и есть, то исходя из опыта интерпретаций палеолитических скульптур (см. Ларичев, 1999 б; 1999 в), расшифровку знаковой записи, составляющей тело Змия, следует ориентировать вначале на поиск цикла беременности человека. Текст образуют следующие числовые блоки: 6 – чуть искривленная линия пятен у правой ноги; 15 и 4 – слегка искривленные линии пятен, размещенных по центру; 4 – линия пятен у левой ноги; 1 – обширное пятно в зоне промежности (голова Змия или плод; см. литеру а). Всего знаков – 30, что близко продолжительности в сутках синодического лунного месяца (29,5306 сут.). Столь примечательное обстоятельство позволяет предложить простейший вариант прочтения записи: превратив знак а в факультатив, который то подключался к счету, то игнорировался, получим знакомую (предельно рациональную!) систему помесячного счисления лунного времени (в согласии с классической формулой древнейших календарей – 29 ® 30):

первый месяц –

6 + 15 + 4 + 4 = 29 сут.;

второй месяц –

6 + 15 + 4 + 4 + 1(а) = 30 сут.

Так считывались 9 месяцев, а затем, по окончании их, – проход осуществлялся лишь по знакам средней строчки, но вместе с факультативом а:

1 + 15 = 16 сут.,

что, вместе с целым числом суток в 9 месяцах, составит энциклопедически точный вариант продолжительности периода беременности женщины:

265 + 16 = 281 сут.

4 знака, которыми заканчивается средняя строчка записи, представляют, по-видимому, сутки, на которые может быть превзойден классический протяженности цикл беременности женщины (см. на рис. 9 знаки 282–285).

 

 

Рис. 9. Расшифровка знаковой записи, связанной с изображением женщины.

 

А теперь обратим внимание на весьма тонкое календарно-астрономическое обстоятельство, позволяющее высказать гипотезу о том, кого же рожала Матерь Мира. Дело в том, что период, продолжительностью 281 сут., относится в календаристике к разряду весьма редкостных по многозначности. Он, как и в случае с 89 сут., кратен не только синодическому лунному месяцу –

281 сут. : 29,5306 сут. = 9,5155 мес. » 9,5 мес.,

но также сидерическому (звездному) –

281 сут. : 27,32 сут. = 10,2855 мес. » 10 ј мес.,

а в еще большей степени месяцу драконическому (затменному!) –

281 сут. : 27,2122 сут. = 10,3262 мес. » 10 1/3 мес.

Все это и позволяет высказать идею о рождении Матерью Мира существа с лунно-звездно-затменными (смертными!) качествами. Таковым существом мог быть и смертный Человек (Луна и затмения на то намекают) и, увы!, тоже конечное в существовании Мироздание, постоянно находящееся под угрозой пожирания драконом. Что касается образного восприятия порождаемого Матерью Мира космического существа, то цепочка пятен и нечто округлое, находящееся рядом с лоном, возможно, есть все тот же Змий с огромной округлой головой. В этой связи напомним, что идея о воплощения Мира в Змие находила неоднократное и самое разнообразное отражение в мобильном искусстве Мальты и Ачинского поселения (Ларичев, 1989; 1993).

Поза женщины допускает еще один, уже упомянутый вариант истолкования ее и цепочек знаков между раздвинутых ног. В образном плане эта композиционная сцена может быть истолкована как акт сочетания двух великих существ Космоса – Матери Мира и Мирового Змия, Праотца Мироздания. Как первое, так о второе прочтение вполне соответствуют классическим сюжетам мировой мифологии, ориентированных на космогонию (для примера – Зевс в облике Змия (“Дракона таинственного”) проникает в пещеру, где соблазняет Персефону; это она рожает затем Диониса – быкообразную (или змееобразную?) ипостась высшего божества, обреченную на смерть врагами его, титанами, которые расчленяют и пожирают дитя, наследника владыки Вселенной).

Числовая структура записи Змия позволяет считывать не только цикл беременности женщины, но и весь лунный год. Для этого следует опять-таки один проход по знакам текста завершать без учета головы Змия, а другой – с учетом ее. Этот алгоритм и даст каноничную формулу счисления времени в течение всего лунного года:

29 ® 30 – 29 ® 30 – 29 ® 30…

Возникает, однако, вопрос – как выравнивался лунный счет времени со временем солнечным после завершения счисления лунного года? Допустимы два алгоритмически одинаково возможных варианта ответа:

1. Интеркаляция 11 суток (354 + 11 сут. = 365 сут.) велась по боковым строчкам записи и голове Змия, без учета центральных строчек 15 и 4 –

6 ® 4 ® 1 (голова Змия) = 11;

2. Интеркаляция 11 суток велась по частям расчлененного тела женщины, если особенности копии В.Т. Петрина есть отражение изначальных реальностей рисунка, а не следствие плохой сохранности изображения (см. римские числа, обозначающие порядок считывания частей расчлененного тела).

Как видим, оба варианта интеркаляции связаны с расчленением существ, составляющих композицию “Женщина и Змий”. Это событие, сопутствующее переходу от одной системы счисления времени к другой, представляется в календарно-мифологическом плане исключительным по значимости. Отметим первое, что сразу же приходит на ум – завершение интеркаляции на голове женщины (365-е сутки) позволяет определить Матерь как существо солнечной природы, а Змия – природы лунной, ибо его составляют запись синодического лунного месяца. Выходит, в одну композицию сведены образные воплощения двух величайших светил Неба – Солнца и Луны.

В заключение предлагается воспринять образ Матери Мира в качестве графической и числовой схемы движения в пространстве Луны и Солнца, т.е. в качестве подобия фигуры дракона, выписанного по контуру теми же маршрутными линиями. При таком видении фигуры дугообразные ноги существа следует понимать как плавно искривленные линии путей движения дневного и ночного светил в районе узла лунной орбиты (своеобразные аналоги распахнутым челюстям дракона; см. на рис. 6 литеры н и о; см. также рис. 7). Сам же узел, место пересечения путей светил – есть пах, промежность и местоположение головы Змия (где она и должна, в согласии с мифологическим каноном, находиться). Здесь, в узле, пересекаются пути светил, создавая особо благоприятные условия для явления затмения, виновником которого издревле считался Змий.

И тут уместно отметить особо примечательное обстоятельство – полное солнечное затмение может случиться лишь в течение 11 суток отхода Луны от узла (от головы Змия!), окажись она в этот период в фазе новолуния (подробности см. Ларичев, 1993). Но ведь именно на 11 частей расчленено тело Матери Мира и они, эти части, абсолютно аналогичны по роли и назначению 11 счетным знакам затменной схемы “Большого зала” Игнатиевского храма (см. Ларичев, 1999а, с.66; рис. 10 на с.67). Голова же Матери есть Солнце в последние сутки, когда еще может случиться полное затмение его.

 

 

Рис. 10. Прочтение всех числовых блоков композиции “Красное панно”; при начале считывания с блока знаков
сцены “Женщина и Змий” (30), окончания синодических оборотов планет придутся на заметные позиции.

 

Такая расшифровка женской фигуры подтверждает мысль о том, что существо это космическое и того же вселенского порядка, что и дракон сводной композиции “Красного панно”.

Запись рубежей синодических оборотов планет, а также драконического и солнечного годов. Композиция “Женщина и Змий” составляет, надо думать, неотрывную часть всего “Красного панно” “Дальнего зала”, как целостного текста, и, следовательно, допустимо подключение 30 знаков ее к остальным числовым блокам:

30 + 45 + 23 + 17 + 30 + (1+ 2) + (2) = 150

Число 150 – высоко значимо в календарно-астрономическом плане, но не по части синодических лунных циклов, как можно подумать, а по сидерическим и драконическим периодам.

В самом деле:

150 сут. : 27,32 сут. = 5,4904 сид. мес. » 5,5 месяцев

150 сут. : 27,2122 сут. = 5,5122 драк. мес. » 5,5 месяцев

Это обстоятельство открывает новые возможности для истолкования всего знаково-образного текста “Красного панно”. Тезисно (из-за ограниченности допустимого объема публикации) представим только два варианта прочтений и наиболее впечатляющие результаты их:

1) если считывание текста начинать с композиции “Женщина и Змий”, а далее последовательно двигаться по блокам заведенным порядком (см. рис. 2)

30 ® 45 ® 23 ® 17 ® 30 ® (1 ® 2) ® (2),

то на весьма заметные позиции придутся рубежи окончания синодических оборотов планет, если блок 23 считывать в следующем порядке (см. рис. 10) –

1(а) ® 1(б) ® 21

 

 

Рис. 11. Прочтение всех числовых блоков композиции “Красное панно”; при начале считывания с блока 45
на заметные позиции придутся окончания драконического и солнечного годов.

 

Действительно, при таком алгоритме

а’ – начало строчки 21 определит финал счисления синодического оборота Сатурна (378 » 378,1 сут.);

б’ – конец строчки 21 определит финал счисления синодического оборота Юпитера (398 » 398,9 сут.);

в – начало счисления блока 30 ® (1 ® 2) ® (2) определит финал счисления синодического оборота Меркурия (116 » 115,9 сут.);

г – 19-й знак блока 30 + (1 + 2) + 2, первое одиночное пятно, расположенное левее двух групп пятен 5 и 8, определит финал счисления синодического оборота Венеры (584 » 583,9 сут.);

д – финальный знак блока 30 (голова Змия!) определит финал синодического оборота Марса (780 » 779,9 сут.).

Обратим внимание на важный момент – знаки, определяющие рубежи верхних (т.е. расположенных вне орбиты Земли) планет, размещаются правее фигуры дракона, а нижних – левее;

2) если считывание текста начинать с блока 45, а завершать его на знаках сцены “Женщина и Змий”

45 ® 23 ® 17 ® 30 ® (1 ® 2) ® (2) ® 30,

то на заметные позиции придутся рубежи окончания драконического и солнечного годов, если в иной последовательности считывать блок 23 (см. рис. 11) –

21 ® 1(б) ® 1(а)

Действительно, при таком алгоритме

б’ – начало строчки 21 (при счете ее слева направо) определит финал счисления драконического года (346 » 346,62 сут.);

а’ – конец строчки 21 определит финал счисления солнечного года (366 » 365,242 сут.).

Все это есть превосходные образцы эзотерических (тайных, глубоко зашифрованных) знаковых записей, ключ к прочтению которых имел лишь тот, кто был осведомлен об алгоритмах считывания строчек сакральных текстов и о вариантах начала отсчетов. Ясно, что осведомленностью такой обладали лишь жрецы, т.е. те, кто удостаивался чести обретения высокого сана служителя пещерного храма, сана “посвященного”, а не любой рядовой член сообщества охотников на мамонтов.

“Черное панно” – вторая календарно-астрономическая и астрально мифологическая информационная системы (см. рис. 1, XIV). В ее структуру входят: запись синодического лунного месяца, которая сопровождается должным для такой записи факультативным текстом; запись эпохи солнечного затмения и самая эффект­ная (и загадочная!) часть – многофигурная композиция, представляющая собой образно-числовую картину 12-ти + 1 месяцев лунного года, подразделенного на 3 сезона по 4 месяца каждый.

 

 

Рис. 12. “Черное панно”. Запись синодического месяца (а) и факультативной структуры (б).
Вторая информационная система (далее, до рис. 15, – система та же).

 

Представим в деталях расшифровку всех структур информационной системы:

Запись синодического лунного месяца (рис. 12, а). Этот образный и знаково-числовой текст уникален в композициях Игнатиевского храма, ибо линейные элементы его составляют вместе “абстрактного” стиля фигуру мамонта и, следовательно, создают редкостную возможность уверенного истолкования этого гигантского животного в качестве образного (живого!) воплощения величайшего из мировоззренческих понятий древних жрецов и современных ученых – Времени (месяца и года). Всего знаков в записи – 30 и они таковы, что позволяют выбрать оптимальный вариант порядка считывания их. На рис. 12, а этот вариант представлен как схема отслеживания все того же лунного месяца – с 20 июня 1982 г. до 19 июля того же года (Астрономический календарь 1982, с. 25 и 27). Как видим, фазы определяют весьма характерные знаки:  – визуальное новолуние;  – астрономическое новолуние;  – народившийся серп Луны;  – первая четверть (28 июня);  – полнолуние (6 июля);  – 17-й день видимости, визуальный ущерб диска Луны (8 июля); – последняя четверть (14 июля; хвост мамонта). Как видим, светлую часть месяца (включая 3 дня полнолуния) составляют знаки передней части туловища мамонта, а темную – знаки задней части животного и счетной системы позади его.

Что касается вариантов счисления двух лунных месяцев разной протяженности, то это позволяла исполнить как раз эта, особая счетная структура, размещенная чуть левее мамонта:

2 (короткие линии) ® 2 (длинные линии) ®
1 (короткая линия)

Если первый из двух базовых месяцев завершался при счислении обеих парных линий (29 сут.):

2 ® 2,

то второй – с добавлением к ним короткой (финальной!) линии (30 сут.):

2 ® 2 ® 1

В результате получилась хорошо знакомая по другим записям как “Большого”, так и “Дальнего” залов храма схема счисления времени всего лунного года (354 сут.):

29 ® 30 – 29 ® 30 – 29 ® 30 …,

что теперь уже не требует комментариев. Обратим внимание на 2 примечательных знака, которые определяют при счислении года завершение весьма важных циклов, которые, судя по всему, всегда находились под наблюдением жречества:

 – 282-е сутки; завершение цикла беременности женщины;

 – знак, представляющий “корень” хвоста, определяет позицию окончания драконического года (347 » 346,62 суток).

Отмеченное есть дополнительное свидетельство верности прочтения текста, элементы которого определяют видение фигуры мамонта.

Запись факультативной структуры (см. рис. 12, б). Она, в точности соответствуя двум таким же факультативным структурам информационных систем “Большого зала” (см. Ларичев, 1999а, с.59, 60; рис. 3; с.63; рис. 6), дополняет запись синодического лунного месяца, по которой считывалось время в течение всего лунного года. Структуру составляют, как обычно, 6 знаков – 2 миниатюрных (серп и короткая, вертикально ориентированная линия); 3 линейных, из которых короткая – горизонтальная, а две более длинные – вертикальные; 1 – длинная, косо ориентированная линия. Как представлено на рис. 12, б, знаки факультатива определяют (при продолжении счисления времени за пределами 354 сут. лунного года) важные астрономические и календарные моменты, а значит, и другие системы счисления времени:

2 миниатюрных знака – 355 и 356 сут. – время возможности повтора затмения; серповидный знак определял также сутки лунного високоса (конец счисления третьего лунного года);

последний из 3-х линейных знаков – финал майского года (359 сут.);

при повторном проходе по тем же 6 факультативным знакам, последний из трех линейных знаков определял финал невисокосного солнечного года (365 сут.), а единичная, косо ориентированная длинная линия – финал високоского солнечного года (366 сут.).

Итак, факультативная структура из 6 знаков фиксировала сутки, когда можно было ожидать повтора затмений, а также время окончания лунно-солнечного и солнечного годов (это и есть иные системы счисления времени). Эту структуру можно оценивать как информационную, учебную, как своего рода памятку для жреца, обучающего неофитов постулатам астрономии и календаристики, а также, возможно, для самих неофитов, постигающих азы того и другого. И тут важно еще раз подчеркнуть факт фундаментальной значимости – в точности такие же факультативные структуры из тех же 6 дополнительных знаков представлены в двух записях лунных месяцев “Большого зала”. Фундаментальность заключается в отражении в записях разных залов храма одной и той же традиции счисления времени. Это обстоятельство в очередной раз дает возможность убедиться в правильности предлагаемых прочтений и плодотворности новой методики расшифровки знаковых записей древнекаменного века Евразии.

 

 

Рис. 13. Числовая и графическая (чертежного плана) запись эпохи солнечного затмения.

 

Запись эпохи солнечного затмения (рис. 13). Ее составляют финальный знак только что описанной факультативной структуры – длинная, косо ориентированная линия, и линейно размещенные 17 знаков. Крайний из них находится около нижнего конца линии. Сходная, но значительно более детализированная композиция представлена в “Большом зале” и описана в подробностях на страницах первой части статьи (см. Ларичев, 1999, с.66; рис. 10). Поэтому нет нужды в пространных комментариях. Напомню лишь о главном – косо ориентированная линия есть, в данном случае, не простой счетный знак, определяющий финал счисления високосного солнечного года, а (и это примечательное совпадение!) графическое изображение пути Солнца, эклиптики (затменного круга). Линейно же расположенные 17 знаков есть пунктирный путь Луны, сближающийся с узлом своей орбиты (ближний к линии знак как раз и фиксирует местоположение узла); 17 знаков определяют продолжительность в сутках периода, когда при сближении Луны с узлом своей орбиты (счисление ведется слева направо) может произойти солнечное затмение, окажись тогда ночное светило в фазе астрономического новолуния. Но за такое же время случается порой еще одно затмение, когда Луна, выйдя из узла, начнет удаляться от него (отсчет, в таком случае, следует вести в противоположном направлении – справа налево). Удвоенная величина 17-и знаков определяет продолжительность всей эпохи солнечного затмения (34 сут.), когда, теоретически, можно наблюдать 2 солнечных затмения, ибо за такой срок Луна дважды оказывается в новолунии.

Образно-знаковая запись трех сезонов лунного года (рис. 14). Ключами к разгадке многофигурной и многообразной композиции стали четыре соображения:

1. Фигуры животных в самых разных композициях Игнатиевского храма символизируют одно и то же – Время, но разной его протяженности – особо важные сутки года, месяцы, сезоны, а также явления, связанные с затмениями (см. Ларичев, 1999а; рис. 3, 4, 5, 7, 12). Поэтому, естественно предположить, что многофигурная композиция “Черного панно” тоже призвана отразить Время, но живо, глубоко обобщенно и впечатляюще масштабно – каждый из 13 месяцев воплощался в знаке или образе животного.

2. Ориентация движения в противоположном направлении группы из трех лошадей и одного верблюда, размещенных в центре панно, а мамонта и быка – в правой части ее, навели на мысль о том, что такую структуру композиции правдоподобнее всего объяснить желанием отразить последовательную череду трех сезонов лунного года, каждый из которых составляли четыре лунных месяца. В таком случае, ориентированные в противоположную сторону, чем иные животные, верблюд и бык есть, по всей видимости, символы месяцев, которыми завершались лунные сезоны.

3. Интерпретации мамонта как символа осеннего астрономического сезона, а коровы – как зимнего в образной записи сезонных структур “Большого зала” (см. Ларичев, 1999, с.63–65, рис. 7) можно превратить в отправную точку реконструкции уже не солнечных, а лунных (четырехмесячной протяженности) сезонов.

4. Годовой лунный цикл в первой информационной системе “Большого зала” подразделялся на 3 сезона по четыре лунных месяца в каждом (3 змеи, каждая из которых была рассечена на четыре части; см. Ларичев, 1999а; стр. 60, 61; рис. 4).

На рис. 14 представлен предварительный (до отыскания лучшего) вариант прочтения композиции. Как видим, первый “сезон” олицетворяют 4 фигуры, три из которых образной идентификации не поддаются. Завершает “сезон” фигура, по-видимому, Змия, ориентированного, надо полагать, головой влево. Влево потому, что три последующих месяца очередного (второго) сезона символизируют три лошади, двигающиеся вправо, а финал сезона – один верблюд, двигающийся влево.

 

 

Рис. 14. Образно-знаковая запись лунного года, в структурах которого 3 сезона по 4 месяца в каждом.

 

Порядок считывания фигур лошадей (3-х месяцев второго “сезона”) определяет следующее соображение – вторая лошадь изображена без головы, с красными пятнами на месте отделения ее от туловища животного. Если эта лошадь символизировала шестой от начала счисления года месяц, то отсутствие головы можно воспринять как намек на то, что в конце лунного полугодия (177-е сутки, конец 6-го месяца!) случилось весьма неприятное событие – повторилось затмение и животное лишилось головы (иначе говоря, лишенное головы животное есть символ рубежа полугодия и месяца затмения). А теперь повторимся – изображение верблюда, двигающегося навстречу трем лошадям, есть символ месяца, которым завершался второй “сезон” лунного года.

Восприятие структурных частей правой части композиции в качестве записи третьего “сезона” затруднено из-за неясности местоположения фигуры, изображенной между верблюдом и мамонтом (она исполнена красной краской и В.Т.Петриным не зафиксирована), и фигуры, размещенной правее мамонта (она образной идентификации не поддается). Если, в самом деле, правее вер­блюда, находятся три (вместе с мамонтом) существа, двигающиеся вправо, то двигающийся влево бык символизировал финал третьего (последнего) “сезона” и 12-й (завершающий) месяц лунного года обычной протяженности (354 сут.).

В этой связи, возможно, не случайно спина этого животного четко не прорисована (рис. 15). Не есть ли это намек на то, что хребет быка сломан и он мертв? Эта мысль подкрепляется видом глаза (не круг, как обычно, а чуть изогнутая длинная линия, что означает – веко закрыто!). Все это сказано к тому, что конец 12-го (завершающего!) месяца лунного года есть рубеж, когда лунное затмение может повториться вновь. Вместе, то и другое обстоятельства (финал года и затмение), возможно, предопределяли высоко сакрального вида смерть жертвенного животного – лишения его жизни без пролития крови, посредством слома хребта – высочайшего символа жизненной силы и, в целом, земного бытия. Что касается размещенной левее головы быка вытянуто-овальной фигуры, то она символизировала, надо полагать, 13-й месяц, который интеркалировался в счетную систему при выравнивании лунного счета времени со временем солнечным. Жрецы, производя интеркаляции 13-го месяца, образно представленного столь непрезентабельной фигурой, выравнивали лунный счет времени с временем солнечным. Столь же непрезентабельным знаком обозначен 13-й месяц и на панно однообразно “змеиных” лунных месяцев года в “Большом зале” (см. Ларичев, 1999 а, стр. 62, рис. 4, знак г). Непрезентабельность эта не случайна – предполагалось, видимо, что на простой знак не обратит внимания профан и потому он никогда не узнает важнейшего постулата: в третьем лунном году месяцев не 12, а 13.

“Черное панно” – третья календарно-астрономическая и астрально-мифологическая информационная система (см. рис. 1, XV). Структуру ее составляют два пространственно отделенных друг от друга блока записей, составляющих вместе весьма насыщенный информацией текст с многовариантными возможностями прочтения его (пространственно отделенный блок записи зафиксирован и в “Большом зале” – см. Ларичев, 1999а, с.58–61, рис. 3). Допустимый объем публикации позволяет представить лишь расшифровки записей сидерического, драконического и синодического месяцев и, особо, – разъяснения чертежного плана схем, в которых раскрывается суть сложных для восприятия астрономических явлений. Вне изложения, до подходящего случая, останется изложение идеи о считывании 12 (или 13) лунных месяцев, а также многолетних, саросного типа, периодов (повторы затмений).

 

 

Рис. 15. Бык, хребет которого сломан (?) – символ финала лунного года (месяц повтора затмения)
и размещенный перед животным знак 13-го (дополнительного) месяца.

 

Третью информационную систему “Черного панно” составляют следующие знаки: стрелы с длинными древками; круглые фигуры; протяженные, чуть или круто изогнутые линии; короткие штрихи и части обезглавленного тела антропоморфного существа с отсеченными и расчлененными руками. Всего в записи 28 знаков (рис. 16).

 

 

Рис. 16. Запись сидерического и драконического месяцев. Третья информационная система
(далее, до рис. 18, – система та же).

 

 

Они группируются следующим образом:

1 (стрела а) ® 2 (круглые фигуры) ® 5 ® 1 ® 3 (линии) ®
® 1 (стрела б) ®
® 2 ® 1 (линии в, г, д) ® 1 (стрела е) ® 7 (части тела) ®

® 3 (штрихи над головой – “нимб”) ® 1 (голова)

Знаковый текст с 28 элементами высоко календарно и астрономически значим. Такое число близко продолжительности как сидерического (27,32 сут.) и драконического (27,2122 сут.), так и синодического (29,5306 сут.) лунных месяцев. Это обстоятельство и позволяло жрецам, разработчикам уникальной в своеобразии записи, считывать по одному и тому же тексту все три (!) варианта лунных месяцев. Для этого использовалась остроумная система интеркаляций и факультативов. То и другое четко просматривается в характерных особенностях текста.

Рассмотрим в деталях способы прочтений всех трех месяцев.

Запись сидерического месяца (рис. 16). Этот цикл отражает продолжительность в сутках звездного лунного месяца, т.е. периода реального оборота ночного светила вокруг Земли, наблюдаемого на фоне звезд. Сидерический месяц примечателен тем, что он не соответствует обычному месячному ритму смены фаз Луны (несовпадение составляет » 2 сут., а это значит, что через 27, с небольшим, дней ночное светило окажется в окружении тех же звезд, но фаза его будет иная).

Считывание по знаковому тексту сидерического месяца рационально вести по 27 знакам, приняв за факультатив отсеченную голову антропоморфного существа. Порядок прохода по знакам представлен на рис. 16. Именно такой, а не иной ход счисления диктует характерная деталь записи – жесткое, в очевидной прямоте, противопоставление друг другу стрел б и е, расположенных в средней части композиции. В лобовой направленности их остриями друг к другу усматривается намек на порядок считывания знаков в правом отделе записи – стрела е как бы блокирует (препятствует!) продолжению счисления вверх и направляет его после стрелы б к 3-м расположенным правее знакам. Лишь после считывания дуг в, г и д, к счету подключалась стрела е (дуги г и в второй раз не считываются!). Но на сей раз противопоставленная снизу ей стрела б (то же самое блокирование!) вынуждает начать считывание знаков, размещенных левее (речь идет об отделах тела антропоморфного существа, о частях рук его и о штрихах, окаймляющих отсеченную голову своего рода “нимбом”). Так стрела б подсказывает, что счисление далее следует вести по весьма экзотическим счетным знакам – по частям тела антропоморфного существа и по штрихам “нимба”, а не по знакам, размещенным левее стрел и ниже фигуры человека. Без стрелы б едва ли можно было со спокойной уверенностью использовать при счислении столь необычные счетные элементы, как части тела человека.

Из частей фигуры в качестве факультатива следует воспринимать голову. В счет она не принималась на протяжении трех месяцев (сидерический сезон?) и вот почему: именно через три месяца неучтенные ранее дробные части сидерического месяца составят вместе период, близкий целым суткам, а конечно же, лишь целые единицы времени можно фиксировать с помощью палеолитических знаков.

В самом деле,

0,32 сут. х 3 = 0,96 сут. » 1 сут.

Вот отчего на третий месяц и подключался в счетную систему факультативный знак – отсеченная голова антропоморфного существа. И тут напрашивается естественный вопрос – не отсекалась именно в эти дополнительные сутки, когда завершался сидерический “сезон”, голова какого-нибудь жертвенного животного, символизирующего звездную Луну? В этой связи отметим, что по числу дней 3 сидерических месяца соответствуют 2 ѕ синодических месяцев, из чего следует, что этот рубеж определяло явление в Небе фазы последней четверти “умирающей Луны”.

Запись драконического лунного месяца (см. рис. 16). Знаковый текст с теми же 27 элементами можно с тем же успехом использовать для счисления затменного (драконического) месяца. Продолжительность его составляет 27,2122 сут. (за это время Луна, выйдя из одного узла своей орбиты, вновь возвращается в него же). Умение учитывать время по такому календарю позволяло контролировать важные в астрономии события – сутки прохода Луны через критические точки ее орбиты (через узлы – места пересечения пути ночного светила с эклиптикой) и, значит, предугадывать (рассчитывать?) время затмений лунного и солнечного.

Схема драконического счисления была такой же, как и в случае слежения за временем звездным (и это обстоятельство, видимо, облегчало прогнозирование затмений, ибо они случаются лишь в полосе совершенно определенных созвездий – зодиакальных). Разница же считывания состояла в том, что из-за иной величины дробной части драконического месяца интеркаляцию 1-х суток приходилось производить не через 3, а после 5 месяцев (драконический “сезон”?).

В самом деле,

0,2122 сут. х 5 = 1,061 сут. » 1 сут.

Следовательно, по окончании 5-го драконического месяца, когда завершался “сезон”, к счетной системе подключался все тот же ужасающий знак – отсеченная голова антропоморфного существа. И тут невольно возникает тот же интригующий вопрос – не отсекалась ли по случаю такого события голова какого-нибудь жертвенного животного, символизирующего драконическую Луну? В этой связи отметим, что по числу дней 5 драконических месяцев соответствуют 4 синодическим месяцам + 18 суток, что близко периоду, когда на диске полной Луны глаз замечает ущерб, “печать смерти”. 18 суток близки также половине солнечного затмения.

В заключение описания условий подключения факультативных суток при счислении сидерического и драконического месяцев отметим примечательное обстоятельство: количество сидерических и драконических месяцев, после которых производилась интеркаляция 1-х суток, соотносятся друг с другом “по золоту”, т.е. идеально гармонически, как и положено событиям космического порядка.

В самом деле:

3 : 5 = 0,6

К сказанному стоит добавить, что в эзотерической нумерологии сами по себе эти “золотые числа” относятся к разряду высоко сакральных. В частности, они обычно воспринимаются символами величайших феноменов Природы – Луны и Солнца, а также женского и мужского Начал. Увязывание таких представлений с астрономическими обыденностями лишают смысла опостылевшие разговоры об отрешенной от реальностей Мира мистике чисел.

 

 

Рис. 17. Запись синодического лунного месяца.

 

Запись синодического лунного месяца (рис. 17). В третьей информационной системе имеется еще одна факультативная структура, которую составляют два знака. Они позволяют считывать по тому же тексту (и с учетом значимости противопоставленных друг другу стрел) синодический лунный месяц, т.е. период возвращения Луны к той же фазе ее. Речь идет об искривленных линиях в и г, которые следует повторно считывать после учета искривленной линии д и повороте счисления в противоположном направлении – справа налево, в сторону стрелы е. В таком случае, количество счетных знаков увеличится на 2 и составит новое число – 30, более близкое продолжительности синодического лунного месяца, чем 28 (29,5306 сут.). Эта операция открывает возможность считывания времени по хорошо знакомой схеме последовательного чередования длительности двух соседних синодических месяцев, которые в отдельных календарных системах принимались за сезон (в мальтинской культуре см. Ларичев, 1996):

29 сут. ® 30 сут. (голова “отрубается”)

Рис. 17 наглядно подтверждает рациональность ввода в счетную систему двух факультативных знаков, т.е. проведения операции повторного счисления в и г. Совмещение нового числового варианта текста с реальным синодическим календарем за период с 20 июня 1982 г. по 18 июля того же года демонстрирует идеальное совмещение фаз Луны с весьма характерными знаками:  – 20 июня, визуальное новолуние;  – 21 июня, астрономические новолуние; знак, хорошо известный в астральной символике всей Евразии и Африки;  – 28 июня, первая четверть;  – 6 июля, полнолуние; заметим, что попадание полнолуния на этот средний, в правой (за стрелами!) части записи, знак означает, что на соседние с ним два знака д и в тоже придутся сутки полнолуния, но иного, не астрономического, а визуального; – 8 июля, 17-е сутки видимости Луны; ущерб диска, что, видимо, и призвана отразить стрела, ориентированная острием вниз (падение, “умирание” Луны; граница начала “темной” части месяца);  – 14 июля, последняя четверть;  – 18 июля – последний серп “умирающей Луны”;  – 19 июля, Луна невидима; она “мертва” (голова отрублена).

Последнее обстоятельство опять провоцирует вопрос: не отсекалась ли один раз в два месяца (“сезон”!) голова какого-нибудь жертвенного животного, символизирующего синодическую Луну?

Верность прочтения текста подтверждают 2 характерных знака, которые определяют завершение счисления важных циклов (см. рис. 17):

 – 282-е сутки; завершение цикла беременности женщины;

 – 346-е сутки; фаллос, знак завершения драконического года

Это завершение дает превосходный повод внимательнее присмотреться в целом к фигуре человека и оценить ее взглядом не профанным, когда глаза схватывают лишь очевидное, удовлетворяясь им и прекращая, тем самым, размышления над глубинной семантикой образа распластанного существа с отсеченными руками и обезглавленного. К тому, чтобы присмотреться, подталкивает поразительная аналогия этого изображения с тремя характерными рисунками “Большого зала”, подробно описанным в первой части статьи (сравни рис. 18, а и б). Эти рисунки, сопровождаемые записями эпохи солнечного затмения, были истолкованы как схемы сближения “умирающей Луны” с дневным светилом (см. Ларичев, 1999а, стр. 65, 66, рис. 9–11). В данном случае, в точности то же событие “описывается” посредством фигуры человека. Ведь это части его тела выступают здесь в качестве счетных знаков лунного периода, а отсеченная голова, около которой размещаются все те же 3 знака суток максимального сближения Луны с дневным светилом (см. “нимб”), в качестве символа Солнца!

 

 

 

Рис. 18. Схемы сближения Луны с Солнцем из “Большого” (а) и “Дальнего” (б) залов. Они графически и численно отражают
одно и то же астрономическое и календарное событие.

 

Следовательно, расчлененный человек третьей информационной системы есть существо космическое и в точности того же порядка, что и дракон, и Матерь со Змием на “Красном панно” (см. рис. 19). В таком случае, ноги его и туловище следует интерпретировать в том же ключе – в качестве графической схемы движения в пространстве Луны и Солнца (эклиптика) в районе узла лунной орбиты, когда в грядущее новолуние могло случиться затмение. Знак фаллоса, размещенного в точке пересечения ног (промежность),
346-е сутки от начала счисления записи, подтверждает сказанное с неотразимой убедительностью. Ведь 346 – это и есть сутки пересечения Луною пути Солнца, т.е. точки узла своей орбиты, в зоне которого и случаются затмения. В данном случае оно должно было произойти через 7 суток, ибо именно столько счетных знаков отделяют фаллос от головы космического существа. Такое же число знаков размещается выше эклиптики и на затменной схеме из “Большого зала” (см. Ларичев, 1999а, с.66; рис. 10 на с.67). Заметим, кстати, что полные лунные затмения, по расчетам современных астрономов, могут случаться в течение 5 суток сближения Луны с узлом или 5 суток удаления ее от узла, если на эти сутки придется полнолуние.

 

 

Рис. 19. Узлы лунной орбиты и маршруты движения Луны и Солнца в образно-графическом и числовом отражениях:
а – “Женщина и Змий”; б – дракон; в – расчлененный человек.

 

Все эти события можно легко совместить с подходящим астральным мифом.

Теперь остается решать традиционную для синодических лунных календарей проблему: о способе выравнивания счета времени с солнечным в конце счисления третьего лунного года по знакам третьей информационной системы. Предлагается следующий вариант: по завершении третьего лунного года считывался еще один тридцатидневный синодический месяц и, дополнительно к нему, 3 начальных знака записи (первый блок ее, размещенный вдали от второго (основного) блока). Эта интеркаляция и позволяла получить должное число суток:

[354 + 354 + 354 + [30 + 3] сут.] х 3 = 1095 сут.

1095 сут. : 365,242 сут. = 2,9980 солн. лет.

Чертежно-образного плана изображения и семантика их. Отдельные элементы третьей информационной системы “Дальнего зала” заслуживают специального представления, ибо они содержат исключительной важности информацию по астрономии древнекаменного века Южного Урала. Речь идет о двух уникальных знаках обособленного блока системы (рис. 20 а, б).

 

 

Рис. 20. Знаки астрономи­ческого новолуния (а) и первого серпа – неомении (б).

 

Они не случайно были определены в ходе расшифровки как символы суток астрономического новолуния и неомении – появления на небосклоне первого серпа “народившейся” Луны (см. рис. 17; “начало счисления”). Первый знак представляет собою весьма сложный по структуре рисунок: внутри круга большого просматривается контур круга меньшего диаметра, внутри которого, в свою очередь, размещается круглое, густой окраски пятно, своего рода ядро (рис. 20, а). В целом эта фигура близка по виду древнейшему астральному знаку – кругу с точкой в центре. Этот символ воспринимается обычно иероглифического типа знаком Солнца. В реальности же подобной сложности знак есть, скорее, композитный символ, обозначающий единение (слияние в одно) двух главных светил Неба – Солнца и Луны. В сущности, символ такой отражает (можно сказать иначе – объясняет) явление солнечного затмения, когда Луна в сутки астрономического новолуния (невидимости) проходит прямо перед диском Солнца, закрывая его полностью или частично (а не выше или ниже светила, как чаще всего бывает в новолуние). Следовательно, символ этот определяет не простые сутки астрономического новолуния, а такой редкостный день, когда случается полное солнечное затмение.

Подобный вывод позволяет констатировать следующее:

1. Жрецы Игнатиевского храма правильно определяли причину солнечного затмения и, соответственно, реально оценивали позиции в пространстве Луны, Солнца и Земли. Истинная по сути своей оценка явления солнечного затмения, которая нашла отражение в знаке , подтверждает изложенные в статье утверждения о знании жрецами Игнатиевского храма длительности весьма экзотических в календаристике драконических месяца и года, эпох затмений, периодичности затмений и уяснение ими особенностей криволинейного движения в пространстве Луны и Солнца, что нашло столь блестящее отражение в удивительных по образности графиках, которые приобрели вид “Призрака – Дракона”, глотающего Солнца, “Женщины и Змия” и “Человека с отсеченной головой”.

2. Счисление времени в записи начиналось, как обычно, с двух суток невидимости Луны, но примечательным, в данном случае, следует считать тот факт, что астрономическое новолуние на сей раз совпало, надо полагать, с днем полного солнечного затмения. По-видимому, это событие соответствующим образом осмысливалось мифологически (положим, как момент “Вселенского мрака”; возможно, более тщательный анализ деталей знака позволит в будущем усмотреть в нем композицию из двух свернувшихся в спираль Змиев, подобий инь и ян древнекитайской символики, призванных отразить идею двух Начал в Природе, Луны и Солнца). С точки же зрения реалиста-астронома и математика-календариста это явление воспринималось, прежде всего, как показатель точности счисления времени, будь затмение вычисленным (предсказанным) заранее.

Второй круг понят как символ суток отхода от диска Солнца серпа народившейся Луны (неомения; первые сутки видимости Луны на западном небосклоне; см. рис. 20, б). В круге отсутствуют какие-либо детали и это означает, что они внутри первого знака (а), в самом деле, представляли темный диск невидимой (“умершей”) Луны. Размещенные правее круга две изогнутые вправо, чуть отстоящие друг от друга дуги, одна – тончайшая, а другая – широкая, представляют виды серпов Луны, только начинающей свой “отрыв” от Солнца. Два серпа призваны, по-видимому, отразить динамику процесса “отрыва” (“рождения”) и подсказать следующее: чем далее к востоку будет смещаться Луна, опережая в движении своем Солнца, тем более объемным (широким) станет серп. Иначе говоря, второй круг с серпами призван отразить реальную астрономического плана картину события (свершение неомении). Такой символ со всеми его деталями бесценен для осознания истинного уровня понимания жрецами Игнатиевского храма сложных небесных явлений. Что касается мифологического аспекта знака Солнца и серпа Луны, то наиболее вероятным видится библейского масштаба сказ о первом луче света в царстве мрака – Хаоса, после чего развертывались события, изложенные языком знаков основной части записи третьей информационной системы. Заметим, что именно на этом знаке завершалось счисление третьего лунного года и выравнивался лунный счет времени с временем солнечным. Следовательно, лунное трехлетие завершалось явлением на Небе серпа “молодого месяца”.

Подведем итоги. В предельно лаконичном варианте их можно свести к следующему: числовые, знаковые и образные тексты, запечатленные на стенах и плафоне двух залов Игнатиевского храма, есть конспективное, но чрезвычайно насыщенное изложение достижений высокого ранга науки древнекаменного века, неразрывно слитой с мифологическими сюжетами космического характера. Жречество ледниковой эпохи не оценивало сложное в Природе лишь посредством мифологических сказаний, ибо изначально никакого такого особого “мифологического мышления”, оторванного от мышления, пронизанного строгой и четкой научной логикой, у представителей интеллектуальной элиты первобытного общества финального этапа ледниковой эпохи не было. Понимание Мира запечатлевалось ими одновременно в двух текстовых вариантах, неотрывных друг от друга в записях – научном и мифологическом (эзотерическом, иносказательном, художественно-образном). Миф подстраивался под календарно-астрономическую науку, поэтизируя образами постижения ее и, быть может, ограждая эту тайную тогда науку от тех, кому не следовало знать сокровенное, выраженное числом, наистрожайшим критерием и мерилом истины. Беспредельно наивно думать, что можно посредством “чистых размышлений”, напрочь отрешенных от реальных информационных полей искусства, познать науку и мифологию древнекаменного века Евразии.

Теперь настала пора ответить на вопрос, поставленный в самом начале первой части статьи: каково было предназначение Игнатиевского храма и как он функционировал? Оба зала с живописью были важнейшим отделом его, своего рода “библиотекой”, подобной библиотекам при храмах жрецов первых цивилизаций юга Евразии и севера Африки (нечто вроде “Дома Жизни” богини письма Сешат древнеегипетских жрецов). В залах этих запечатлевалось то, что ни при каких обстоятельствах не должно было исчезнуть, ибо было тем наиболее ценным в культурном наследии сообщества, накопленном за десятки тысячелетий предшествующей истории обитателей пограничья Азии и Европы. Лишь глубокие и далеко уходящие в недра скалы подземелья могли гарантировать сохранность сакральной науки от уничтожающих опасностей мира надземного.

Многое из того, что происходило в залах Игнатиевского храма, невозможно восстановить с желанной точностью из-за отсутствия должной информации. Поэтому не будем фантазировать в ключе картин подражателей Зденека Буриана, вдохновленных сказочными рассказами археологов о жутких плясках шаманствующих дикарей в холодных недрах скалы. С уверенностью скажем лишь одно – залы уральского храма были сакральными учебными центрами, в которых посвящались в знания основ Мироздания те элитно немногие, кто, по строгому выбору представителей жреческого клана, удостаивался столь высокой чести. Я убежден, что археологи-искусствоведы будут и впредь неизменно терпеть сокрушительное поражение в своих попытках прочтения пещерной живописи и гравюр, пока не осознают, что предмет их изучения есть, в реальности, творчество жрецов-интеллектуалов, а не дикарствующих в младенческом невежестве предков ледниковой эпохи.

В заключение, подражая постулату великого Пифагора, взятого эпиграфом к этой части статьи, позволю себе дать совет тем, кто вознамерится переступить порог пещеры с живописными росписями палеолита:

“Войдя в храм предков преклони колена перед мудростью их и знаниями. Вздор эстетический, мистический и философический в храме не мели”.

 

 

Примечания

* Начало публикации см.: Гуманитарные науки в Сибири. – 1999. – № 3. – С.57–69.

 

 

ЛИТЕРАТУРА

1. Астрономический календарь. – 1982. – М., 1981.

2. Астрономический календарь. – 1983. – М., 1982.

3. Демещенко С.А. Образ медведя в палеолитическом искусстве Европы // Археологический сборник. – № 34. – СПб., 1999.

4. Дмитриева Т.Н. Пещера как целостность (к проблеме интерпретации палеолитической пещерной живописи) // Пещерный палеолит Урала. Материалы Международной конф. 9 сент. – 15 сент. 1997 г. – Уфа, 1997.

5. История Золотой империи // История и культура востока Азии. – Новосибирск, 1998.

6. Ларичев В.Е. Колесо Времени: Луна, Солнце и древние люди. – Новосибирск, 1986.

7. Ларичев В.Е. Мудрость Змеи: Солнце, Луна и первобытный человек. – Новосибирск, 1989.

8. Ларичев В.Е. Сотворение Вселенной: Луна, Солнце и Небесный дракон. – Новосибирск, 1993.

9. Ларичев В.Е. Космографические фигуры и знаковые тексты Игнатиевской пещеры: “Большой зал” (календарно-астрономические циклы и персонажи астральной мифологии в искусстве палеолита Южного Урала) // Гуманитарные науки в Сибири. Серия: Археология и этнография. – № 3. – 1999.

10. Ларичев В.Е. Заря астрологии: Зодиак троглодитов, Луна, Солнце и “блуждающие звезды”. – Новосибирск, 1999.

11. Ларичев В.Е. Звездные боги: Слово о великих художниках – наблюдателях Неба, мудрецах и кудесниках. – Новосибирск, 1999.

12. Любин В.П. Изображения мамонтов в палеолитическом искусстве (по материалам Каповой пещеры) // Сов. археология. – 1991. – № 1.

13. Окладников А.П. Утро искусства. – Л., 1967.

14. Петрин В.Т. Палеолитическое святилище в Игнатиевской пещере на Южном Урале. – Новосибирск, 1992.

15. Столяр А.Д. Об историческом значении искусства верхнего палеолита // Пещерный палеолит Урала. Мат-лы Междунар. конф. 9 сент. – 15 сент. 1997 г. – Уфа, 1997.

16. Филиппов А.К. Некоторые основополагающие проблемы изучения наскального искусства // Пещерный палеолит Урала. Мат-лы Междунар. конф. 9 сент. – 15 сент. 1997 г. – Уфа, 1997.

17. Petrine V. Le Sanctuaire Paleolithique de la Grotte Ignatievskaia a L’Oural du Sud. Etudes et Recherches Archeologiques de I’Universite de Lieege. Eraul 81. Liege, 1997.

 

                                       Институт археологии и этнографии

                                       СО РАН, Новосибирск