Будущее философии XXI века: аналитическая или континентальная философия?

В.В. Целищев

Современная философия уже почти сто лет развивается по отчетливо различающимся двум направлениям, которые, при всей условности терминов, могут быть названы аналитической философией и континентальная философией. Довольно четко очерчиваются географические рамки двух стилей в философии: аналитическая философия свойственна Северной Америке, Великобритании и Скандинавии, континентальная объемлет философию Франции, Германии и Италии. Далее, аналитическая философия ориентирована на науку, в то время как континентальная философия в целом антисайентична. Наконец, различие двух направлений ярко проявляется в языке и методах исследования: объяснению, доминирующему в аналитической философии, противостоит понимание герменевтического толка, свойственное континентальной философии. Более развернутое противопоставление двух стилей философствования нет смысла представлять во вводной части статьи, поскольку каждый профессиональный философ прекрасно ощущает эти два стиля – и по большей части идентифицирует себя с одним из них.

Различие между аналитической и континентальной философией стало к концу XX в. столь радикальным, что Р. Рорти с сарказмом отмечает, что в XXI в. люди будут удивляться, как это столь различные виды деятельности были названы одним словом. Таким образом, налицо кризис философии, и лицо философии в XXI в. будет определяться двумя сценариями: либо одна из философий станет доминирующей, либо будут найдены некоторые мосты между двумя философскими лагерями, мосты, которые бы включали как общие методологические подходы и понятийные схемы, так и некоторое примирение и единение в социологическом плане.

Данное исследование посвящено второму сценарию, а именно, поиску таких обстоятельств в современной философии, которые могли бы послужить подобного рода мостами между двумя видами философии.

Раскол философии в XX в. прослеживается к Б.Расселу и Дж.Муру и далее к «венскому кружку» и Виттгенштейну, поскольку именно эти люди ответственны за так называемый «лингвистический поворот» в философии, считающийся визитной карточкой аналитической философии. Ориентация на науку и логику окончательно оформила методологию аналитической философии. «Вольное» обращение с языком, приписываемое континентальной философии, и ее антисайентизм, а также метафизическая и экзистенциалистская направленность, оформили континентальную философию, хотя именно она сохраняла гораздо более тесные связи с традиционной философией.

Таким образом, теоретическим основанием данного исследования являются наличие исходной точки расхождения и точные методологические установки, лежащие в основе каждого направления. Помимо чисто исторического интереса важно понимание, в какой степени такое расхождение является обоснованным, и не могут ли быть найдены точки «схождения» того, что сейчас нами видится как совершенно различные способы осмысления и описания традиционных философских проблем. Для такого теоретического основания есть и постороннее подтверждение: недавно М. Даммит в своей книге, посвященной возникновению аналитической философии, объявил ее зачинателями Г. Фреге и Э. Гуссерля. Хотя значительное число исследователей настроены критически к этому мнению Даммита, тем не менее, если он хоть в какой-то степени прав, это означает, что между континентальной философией и аналитической философией действительно много общего. Действительно, имя Гуссерля в подобном контексте может означать такое видение аналитической философии, при котором вполне возможен контакт с континентальной философией.

Более фундаментальным теоретическим основанием исследования является наличие значительного числа попыток «навести мосты» между двумя философиями – через установление изоморфизма словаря этих направлений, через обнаружение общих идей, через взаимное понимание и т. д. Спорадический характер подобных попыток затрудняет поиск порядка в «наведении мостов», и теоретическая основа поиска такого порядка предлагается в настоящем исследовании. Перечень подобного рода попыток из разных областей философии и представляет собой «экспериментальный задел» в работе.

Задача состоит в нахождении точек пересечения двух методологий в философии исходя из предполагаемого изоморфизма проблем и соответствующих словарей. Мы исследуем ряд таких возможностей. Во-первых, речь идет о буквальном изоморфизме, как это имеет место в попытках М. Куша и Д. Феллесдаля установить параллелизм логического и феноменологического словарей. Во-вторых, возможно применение аргументации из аналитической философии в поддержку чисто «континентальных» построений, как это имеет место при применении философии языка Д. Дэвидсона к анализу метафорических контекстов. В-третьих, возможны такие схемы переописания ситуации, свойственная континентальной философии, при которых окажется вполне пригодной аналитическая техника. Наконец, вполне возможен диалог (хотя на практике это исключение) представителей двух направлений, как это имеет место в полемике Дж. Ролза и Ю. Хабермаса.

В задачу исследования входит оценка реалистичности такого рода попыток «наведения мостов» между аналитической и континентальной философией. Кроме того, важна плодотворность подобных попыток: они могут оказаться просто приблизительным описанием проблемной ситуации на другом, не очень подходящем для этого языке.

Решение проблемы предполагает два этапа. Прежде всего, нужно эксплицировать моменты расхождения методологии двух философий. И только после этого проанализировать те случаи философских исследований, которые кажутся перспективными с точки зрения сближения аналитической и континентальной философии.

В исследовании выделяются следующие особенности философского исследования, в которых противостояние аналитической и континентальной философии кажется наиболее очевидным.

Ясный и точный язык аналитической философии против туманного языка континентальных философов. Пожалуй, самым общим местом при описании соотношения двух философий является проблема стиля, или проблема языка. Возможно, истинной удачей аналитической философии было то обстоятельство, что у ее истоков стоял блестящий стилист Б. Рассел. Но в любом случае сама апелляция аналитических философов к логике в качестве базиса для философских конструкций (лозунг Рассела – «логика есть сущность философии») обязывала аналитических философов к использованию четкого языка.

Легко найти противоположные примеры неясного языка в континентальной философии. Тот же Рассел ответил на вопрос, что он думает о сочинениях Сартра, весьма язвительным афоризмом: « Я думаю, что это просто неправильный синтаксис». Немецкий писатель Г. Грасс так спародировал стиль Хайдеггера, имитируя военный рапорт, который лучше представить на английском из-за отсутствия адекватных средств на русском языке: «The Nothing is coming-to-be between enemy armor and our own spearheads. Nothing will be after-accomplished on the double… so that later, sculptured in marble… it may be at-hand in a state of to-be-viewedness”.

Иногда неясность языка – это результат тяжелой борьбы философа с трудной проблемой, и все-таки до некоторой степени такая неясность языка континентальных философов является намеренной. Так, в интереснейшей биографии М. Фуко, написанной А. Миллером, приводится собственное признание Фуко в том, что в своем главном труде «Слова и вещи» он намеренно делал некоторые пассажи непонятными с единственной целью получить успех у парижского салона. Многие исследователи объясняют успех Трактата Виттгенштейна как раз тем, что он был написан в афористичном темном стиле, и множество интерпретаций, которые сопровождают такие произведения, обязаны как богатству мыслей, так и нарочитой неясности. В этой связи трудно не вспомнить в некотором смысле основоположника континентальной философии Ф. Ницше.

Кроме проблемы ясного языка существует проблема роли аргументации в философских исследованиях. В аналитической философии верховным принципом считаются аргументация и, в ее очищенном виде, доказательство со всеми мыслимыми критериями логической строгости. В какой степени аргументация важна в континентальной философии, не совсем ясно. Р. Рорти делит всех философов на три большие группы: философы как ученые, философы как поэты и философы как социальные реформаторы. Хайдеггер являет собой прекрасный пример философа как поэта. Если принять такую классификацию философов, следует допустить, что философы-поэты вовсе не должны быть ограничены какими-то рамками аргументации, поскольку главным в их деятельности является поиск нового описания того, с чем сталкивается человек, будь то природа, общество или его творчество. Но даже в том случае, когда аргументация чтится континентальными философами, она воспринимается как неудобный довесок к тому, что часто должно читаться между строк. В этой связи интересно свидетельство К. Геделя, который последние годы тщательно изучал Гуссерля, и, советуя своему другу, известному логику и математику Хао Вану читать Гуссерля, добавил, что это очень скучное занятие. Недавно в Интернете проскользнула интересная, опять в этой же связи, реакция одного из молодых философов, который заявил, что вместо трудного чтения Виттгенштейна, Хайдеггера и Гуссерля гораздо полезнее читать «пересказ» того, что они сказали, у Р. Рорти, который, будучи в свое время представителем аналитического лагеря, прекрасно усвоил важность аргументации.

До сих пор мы обсуждали близко связанные вещи, которые приписываются континентальной философии, – неясность языка, отсутствие аргументации и просто скучные тексты. Можно быть уверенным, что все три недостатка присущи и аналитической философии и отнюдь не являются прерогативой континентальной философии. Но можно принять более слабый тезис, что лучшим работам аналитических философов присущи ясность языка, убедительная аргументация и интересное изложение проблемы. Все эти вещи могут присутствовать и в работах континентальных философов, но они там не предстают в качестве главных добродетелей.

Наука в противопоставлении с гуманитарным знанием. Достаточно распространенным убеждением является то, что если философ пишет о науке не в критическом духе, он так или иначе связан с аналитической философией. С другой стороны, антисайентизм свойствен континентальной философии. Такой критерий безупречно действует, например, в случае Хайдеггера или Ницше, но я полагаю, что нам нужен более тонкий критерий различения двух философий в их отношении к науке.

Если философию полностью уподобить науке, включая психологию исследователя, как это имеет место в случае Б. Рассела или Х. Патнэма, которые изменяли философскую точку зрения точно так же, как это делают ученые, перед лицом противостоящих фактов, то тогда, по мнению многих, мы зайдем слишком далеко. В этом отношении довольно распространенное мнение выражено С. Моэмом в его книге «Подводя итоги» по поводу «ненадежности» философии Б. Рассела. Но континентальные философы охотно соглашаются с таким «разделением труда», и уже М. Фуко говорит о «зрелых» и «незрелых» науках, имея в виду под последними гуманитарные науки. Трудно представить себе, чтобы в какой-либо гуманитарной науке тот или иной тезис мог быть отвергнут в результате детальной аргументации, и именно это обстоятельство континентальные философы рассматривают как добродетель гуманитарного знания. К. Поппер полагал, что критерием научности является возможность фальсификации теории, но именно такая возможность отсутствует в случае «незрелых» наук. Однако философия, похоже, попадает в разряд «незрелых» наук, и именно здесь лежит возможность наведения мостов между аналитической и континентальной философией, потому что различие между объяснением и пониманием может быть, как указывает Рорти, не таким уж и глубоким.

Наука имеет собственные ценности, и если аналитическая философия принимает их как свои собственные, то континентальная философия рассматривает научные ценности как одну из многих форм человеческой культуры. Подобный релятивизм, например в форме методологического анархизма Фейерабенда, приветствуется континентальными философами.

Искусственный язык против естественного. Каждый философ должен допустить, что аналитическая философия связана с идеей искусственного языка. Но при употреблении соответствующих ярлыков нередко возникает путаница. Так, оксфордскую школу обыденного языка часто причисляют к аналитической философии, но мы должны различать философию позднего Виттгенштейна и философию таких людей, как Остин, Райл, Стросон. Работы Остина привели к созданию теории речевых актов с такой утонченной техникой анализа, которая свойственна скорее аналитической философии. А вот позднего Виттгенштейна многие рассматривают как континентального философа.

В любом случае использование искусственных языков, в частности языков математической логики, является отличительной особенностью аналитической философии. Исходный импульс использования в философии искусственных языков состоял в том, чтобы сделать ясным сам язык философии. Но более глубокие надежды связаны с возможностью фундаментального проникновения в философские проблемы. Однако проблема состояла в том, что ограничения на применения искусственного языка для анализа философских вопросов часто варьируются до такой степени, что сама идея такого применения становится сомнительной. Так, В. Куайн полагает, что языков первого порядка вполне достаточно, а Я. Хинтикка выражает сомнение в том, что важнейшая характеристика таких языков – полнота – вообще необходима даже для анализа математических теорий. Другие философы отдают предпочтение более гибким в своих выразительных возможностях модальным языкам. Дж. Ролз предпочитает формальным языкам более слабую эпистемическую процедуру поиска так называемого рефлективного равновесия. Так что в рамках аналитической философии мы можем найти целый спектр мнений относительно возможности использования искусственных языков для разрешения философских вопросов.

В рамках континентальной философии существует общее убеждение, что любой искусственный язык ограничивает свободу дискурса. Больше того, естественный язык просто необходим философии: именно его богатство позволяет Ж.-П. Сартру обосновывать многие философские положения путем «игры слов», а М. Хайдеггеру – сооружать громоздкие метафизические конструкции, Ж. Деррида – отдавать приоритет тексту. Но недавний скандал с намеренной абсурдной имитацией постмодернистского теста А. Сокаем показал со всей очевидностью пределы такой свободы.

Историческое против аисторического. Можно считать, что одним из важнейших положений манифеста аналитической философии является ее аисторизм. Р. Рорти полагает, что по-настоящему аналитическую и континентальную философию разделяет вопрос: «Кому он нужен, этот Гегель?», – витающий в американских департаментах философии, цитадели аналитической философии. Ниспровержение метафизики Р. Карнапом было также ниспровержением исторических рассмотрений в философии, поскольку почти все традиционные проблемы рассматривались им как псевдопроблемы.

Больше того, исследование научного типа рассматривает исторические детали в качестве вспомогательных. Поэтому критика аналитической философии в этом аспекте концентрируется вокруг исторических рассмотрений, а именно, вокруг вопросов о несоизмеримости теорий и несоизмеримости парадигм. Но именно здесь обнаружился неожиданный поворот в отношении обеих философий к истории. Аналитический философ рассматривает собственные проблемы как такие проблемы, которые он унаследовал от своих предшественников, и в этом смысле он признает важность истории. Постмодернистская философия отрицает преемственность проблем прошлой и нынешней философии, полагая их просто несоизмеримыми, и тем самым совершает аисторический маневр.

Объяснение против понимания. Это различие весьма тесно связано с предыдущим. Прежде всего, ориентация на науку требует от аналитической философии принятия в качестве базисного понятия концепции объяснения, близкой к той, которая используется в естественных науках. Эта тенденция получила название натурализации эпистемологии. Далее, та роль, которая в аналитической философии отводится аргументации, требует весьма сильного понятия заключения, которое также свойственно науке. В то же время следует признать, что в континентальной философии в значительной степени отсутствуют оба ингредиента. В ней есть много видов аргументации, но всем им не присущ такой вид необходимости заключения, который присутствует в аналитических заключениях. Р. Рорти предлагает в этой связи рассматривать философию как некоторого рода «разговор человечества», в котором участники дискуссии в лучшем случае могут лишь попытаться понять друг друга. Такая позиция полностью совместима с несоизмеримостью, предотвращающей от принятия аргументации противника. А. Макинтайр («После добродетели») идет дальше и говорит, что даже наша внутренняя позиция до дискуссии уже является выбором одной из несоизмеримых альтернатив.

Такой подход симпатизирующих к континентальному направлению философов представляет интерес даже с точки зрения аналитической философии. Р. Нозик в своей работе «Философские объяснения» дает интереснейший пример ситуации, в которой четко проявляется различие между пониманием и объяснением. Объяснение, использующее аргументацию, требует от участвующих в дискуссии, чтобы они разделяли некоторые общие посылки. Все люди, например, по предположению, верят в modus ponens, если они являются рациональными существами (быть может, это вообще критерий рациональности, как утверждают некоторые философы). Но предположим, говорит Нозик, что некоторые из нас не верят в такие “законы мысли”. Что мы, остальные рациональные существа, должны делать с такими неверующими? Прежде всего мы должны понять, почему эти люди не разделяют наших предположений. Это типично герменевтическая ситуация, и многие континентальные философы полагают, что герменевтические процедуры и составляют все, чем должна ограничиваться философия, не пытаясь довести философское знание до уровня научного. Правда, подобная формулировка наверняка не будет принята большинством континентальных философов, потому что философское знание не считается ими чем-то таким, что нужно “доращивать” до научного. С точки зрения аналитической философии герменевтическая процедура представляет собой лишь “леса” на пути получения объяснения.

География и психология. Само понятие континентальной философии и понятие англо-американской философии как средоточия аналитической философии вводят в заблуждение по нескольким причинам. Во-первых, неверно говорить об аналитической философии как только об англо-американской философии, потому что мы должны помнить следующие упрямые факты: основные идеи аналитической философии обязаны в значительнейшей степени философам, творившим на «континенте» («венский кружок», Г. Рейхенбах, львовско-варшавская школа); в аналитическое движение весьма ощутимый вклад внесли философы других стран Европы, например Скандинавии; во всем мире в департаментах философии профессора объявляют себя зачастую аналитическими философами. То же может быть сказано о континентальной философии.

Во-вторых, неправильно представление об аналитической философии как о некотором монолите, потому что есть немецкая философия, французская философия, итальянская философия, различия между которыми так же сильны, как между аналитической и континентальной философией. Х. Патнэм полагает, например, что немецкие и итальянские философы подвержены влиянию других школ и направлений, в то время как французская философия вполне самодостаточна. Трудно, например, говорить в одном ключе о философии таких мыслителей, как Ж. Деррида и Ю. Хабермас.

В-третьих, приклеивая ко многим направлениям ярлык «континентальная философия», мы хотим подчеркнуть не только общность методов и предметов философского исследования, но и наши идиосинкразии и предпочтения. Эти наши идиосинкразии предпочтения не всегда рациональны образом, хотя мы облекаем наши предпочтения как раз в одежды рациональности. Так, аналитические философы обвиняют континентальных философов в иррационализме.

Несмотря на то что пути двух видов философствования разошлись столь далеко, многие философы делают попытки наведения мостов. Такие попытки свойственны самым разным предметам философского исследования и, с моей точки зрения, представляют несомненный интерес.

Существует несколько перспективных направлений, по которым следует вести исследования. Исследование этих направлений разделяется на следующие этапы.

1. Релятивизм. Это все, что так или иначе связано с релятивизмом. Релятивизм рассматривается как некоторого рода иррационализм и уже тем самым относится к континентальной философии. Проблема с такой классификацией состоит только в том, что многие философы-релятивисты ориентируются на науку – самое рациональное из всех предприятий. Например, Куайн, Кун и Фейерабенд весьма компетентны в науке. Вместе с тем взгляды многих аналитических философов легко могут быть отождествлены с герменевтическими методами. Такого рода явление хорошо иллюстрируется в книге Р. Рорти «Философия и зеркало природы». Так что релятивизм представляет собой поле, на котором возможна встреча аналитических философов и континентальных философов. Конечно, многие философы могут отрицать возможность такой встречи, но объективно релятивизм неклассифицируем однозначно либо как аналитическая (в силу близости к науке по своей тематике), либо как континентальная философия (в силу предполагаемого иррационализма).

2. Важность истории философии. Со времени выхода книги Куна «Структура научных революций» стало трудно отрицать важность исторических рассмотрений даже в «зрелых науках», не говоря уже о философии науки. В некотором смысле так называемая эволюционная эпистемология может рассматриваться как принятие исторического подхода к философским исследованиям. Будучи частью аналитической философии, эволюционная эпистемология апеллирует к идее естественного отбора как исторического процесса, принятой в биологии. Тем не менее во многих своих аспектах эволюционные эпистемологии используют методы, скорее свойственные континентальной философии, нежели аналитической.

Некоторые философы заходят настолько далеко, что объявляют исторические исследования единственным достоверным философским методом анализа проблем. Но ситуация и здесь не так ясна, как этого хотелось бы сторонникам четких делений и классификаций. Так, работа А. Макинтайра «После добродетели» во многом представляет собой результат превосходной и убедительной аргументации, что роднит ее с аналитической философией, и в то же самое время именно Макинтайр считается чемпионом в продвижении в философию исторических методов исследования.

3. Языковые игры, парадигмы, эпистемы и словари. В те дни, когда имя М. Фуко не было еще широко известно в Америке, Я. Хакинг объяснял американской публике, что ключевым понятием философии Фуко было понятие эпистемы, которое по сути было тем же самым, что и понятие парадигмы у Куна. Параллелизм этих понятий был труден для восприятия по причине принадлежности их к различным стилям философии. Позднее было показано и то, что виттгенштейновские языковые игры выражают ту же самую идею, что выражают эпистема и парадигма. Наконец, Рорти ввел понятие словаря, которое обслуживает те же самые цели, что и указанные три понятия.

Поразительное совпадение по смыслу идей из столь различных областей философии может рассматриваться как повод для уменьшения различий между аналитической и континентальной философией. В самом деле, понятие языковой игры используется во многих теориях естественного языка, а также в размышлении о научных процедурах. То же самое может быть сказано о парадигмах. Но эпистемы Фуко были предназначены для описания совсем другого рода феноменов. Значит, у обеих философий есть нечто общее, и этот аспект представляется чрезвычайно перспективным.

4. Логика и феноменология. Стоит отметить чрезвычайно интересную попытку установить параллели между крайними направлениями в аналитической философии и континентальной философии, а именно, между логикой и феноменологией. Со времени атаки Г. Фреге на психологизм Э. Гуссерля трудно представить себе более разные методы исследования философских проблем. Д. Феллесдаль и М. Куш, среди других исследователей, полагают, что гуссерлевское понятие ноэмы тесно связано с ключевыми понятиями теории указания, принадлежащей к логической семантике. А понятие интуиции, ставшее в последнее время важным объектом исследования в философии логики и математики, является опять-таки ключевым понятием феноменологии. Интересно, что К. Гедель пытался эксплицировать понятие математической интуиции, прибегая как раз к феноменологическим схемам.

Интересной попыткой сделать философию Хайдеггера понятной аналитическим философам (т. е. заставить Хайдеггера говорить на «внятном» языке) предпринял Г. Дрейфус. Эта попытка связана с его хорошо известными возражениями против искусственного интеллекта. Установление связи между столь отдаленными областями философии есть прекрасный повод для наведения мостов.

5. Деконструкция в философии. Само представление о противостоянии аналитической и континентальной философии имеет смысл только в том случае, если обе философии находятся в состоянии устойчивого развития. Между тем общепризнанным фактом является то, что, скажем, современная философия находится в состоянии глубокого кризиса. В качестве мер для преодоления кризиса предлагается такая радикальная, как деконструкция философии. Эта программа, ассоциирующаяся с именем Ж. Деррида, считается парадигмой континентальной философии. До недавнего времени данная программа была чужда аналитической философии, но вот Я. Хинтикка предлагает революцию в философии математики, утверждая, что именно в аналитической философии нужна эта самая деконструкция. Если М. Даммит прослеживает происхождение аналитической философии к Г. Фреге и Э. Гуссерля, то Я. Хинтикка прослеживает трудности современной аналитической философии как восходящие к более фундаментальному различию в понимании сущности логики и языка вообще. Язык может пониматься как исчисление и как медиум. Именно это различение позволяет Хинтикке провозгласить возможной деконструкцию в аналитической философии. Любопытен лозунг, который выдвигает видный логик и философ, принадлежащий к аналитической философии: «Мы должны совершить новый старт практически во всех исследованиях, включая логику, основания математики, теорию языка, эпистемологию и философскую методологию». Возможно, в результате такой глубокой ревизии различия между двумя направлениями в современной философии перестанут казаться столь глубокими.

6. Общие области исследований. Традиционной особенностью аналитической философии долгое время было отсутствие интереса к метафизике и этике. Эти две области, в свою очередь, являются одними из основных в континентальной философии. В настоящее время ситуация в этом отношении изменилась радикально. Интерес к метафизике, проявленный в недавние годы в аналитической философии, привел к появлению целого ряда новых исследований. Здесь надо упомянуть, например, о свободной от экзистенциальных предположений логике и ее связи с теорией возможных объектов А. Мейнонга. Эта теория успешно развивается в работах таких философов, как К. Ламберт, Т. Парсонс и Р. Раутли. Чрезвычайно многообещающей и интересной областью исследования является анализ ряда метафизических систем с помощью модальной логики (С. Крипке). Можно привести ряд других примеров подобного рода. Так что метафизика становится общим полем исследования как для аналитической, так и для континентальной философии. Конечно, каждое направление понимает под метафизикой свое и исследует ее своими методами, но можно надеяться, что противостояние на этом направлении будет ослаблено.

В отношении этики изменения подобного рода носят еще более радикальный характер. Со времени появления «Теории справедливости» Дж. Ролза этика стала органической частью аналитической философии. Этот феномен может рассматриваться как многообещающее направление исследования в поисках контакта между аналитической философией и континентальной философией.

7. Нарративная тенденция.В одной из областей философии, связанной с естественными науками, можно отметить интересный феномен. Изложение научных результатов и их философская интерпретация осуществляются часто в нарративном стиле. Я хотел бы усилить этот феномен до того, что мог бы назвать практически новой философией науки – поп-философией науки. В этом отношении наиболее характерными работами являются хорошо известные книги Д. Хофштадтера "Гедель, Эшер, Бах», Р. Пенроуза «Новый ум короля», серия книг Дж. Бэрроу и П. Дэвиса по физике, Р. Херша по математике, Р. Даукинса и Р. Ардри по биологии и др. Все эти книги претендуют на нечто большее, чем просто популярное описание достижений современной науки, поскольку в них предстает общая картина мира через призму научной теории.

Будучи нарративными по своему характеру, эти произведения представляют некоторую философию науки и в то же время претендуют на беллетристические достоинства. Если принять во внимание тезис Ж. Деррида о том, что философия есть просто вид беллетристики, то тогда поп-философия науки предстает как многообещающий вариант поиска контакта между аналитической и континентальной философией.

В данной работе не делалось точных ссылок на источники, но укажу, какие были использованы:

Макинтайр А. После добродетели: Пер. с англ. В. Целищева. – М., 1999.

Рассел Б. Введение в математическую философию: Пер. с англ. В. Целищева. – М., 1996.

Ролз Дж. Теория справедливости: Пер. с англ. В. Целищева. – Новосибирск, 1995.

Рорти Р. Философия и зеркало природы: Пер. с англ. В. Целищева. – Новосибирск, 1997.

Современная философия науки / Под ред. А. Печенкина. – М., 1996.

Dummett M. The origins of analytical philosophy. – Oxford University Press, 1997.

Follesdal D. Husserl and Frege. – Oslo, 1958.

German philosophy since Kant / Ed. A. O’Hear. – Cambridge University Press, 1999.

Hintikka Ja. The principles of mathematics revisited. – Cambridge University Press, 1996.

Hylton P. Russell, idealism and the emergence of analytical philosophy. – Clarendon Press, 1990.

Kusch M. Husserl and Heidegger on meaning // Synthese. – 1988. – V. 77. – P. 99–127.

Passmore J. Recent philosophers. – Open Court, 1993.

Penrose R. The new emperor’s mind. – Oxford University Press, 1989.

Putnam H. A half century of philosophy // Daedalus. – V. 126, No 1. – P. 175–208.

Tselishchev V.V. The future of philosophy of the 21st century: analytical or continental philosophy?

The modern philosophy has been developing for nearly hundred years in two distinct trends, which, assuming the terms being arbitrary, may be referred to as «analytical philosophy» and «continental philosophy». In the paper are considered general and particular characteristic features of these two trends and is shown that it is possible to reduce differences between analytical philosophy and continental one.