С.Н.Еремин
Становление науки как определенной области человеческой деятельности неотъемлемо от процесса межкультурных взаимодействий. Генезис науки может быть понят именно в контексте рефлексивного характера этих взаимодействий, поскольку наука, понимаемая как системно организованное рефлексивное знание, уже в самом принципе своей организации предполагает систематическую рефлексию к своим основаниям, при этом рефлексия организует логическую структуру научного знания и способ его саморазвития1.
Преднаучное знание формировалось в процессе практической деятельности как знание в рамках обыденного сознания и в определенной своей части сакрализировалось в качестве некоторого набора предписаний. Первая успешная попытка осмысления и организации такого рода практических знаний в определенной теоретической системе принадлежит исследователям, работавшим в другой культурной ситуации (примером тому может служить путешествие Фалеса и Евклида к египтянам). Здесь сама необходимость и сама возможность рефлексии индивидов по отношению к знанию были обусловлены тем, что оно было знанием иной культуры, существующей вне деятельности и миропонимания познающего индивида. Именно рефлексия этого внешнего обусловила возможность его упорядочения, систематизации, а также создания подхода к “логизации знания”. В свою очередь, сама возможность организации науки как системы взаимодействующих внутри культуры субъектов также в известной мере была продуцирована межкультурными взаимодействиями.
Появление бикультурных индивидов, сохраняющих свою культурную принадлежность и специализирующихся на рефлексии и трансформации знания оппонентной культуры и его инкорпорировании в структуру собственной культуры, привело в конечном счете к конституированию групп – трансляторов культуры, выполняющих специфическую, особенную деятельность в системе социальной деятельности в целом. Другими словами, как межкультурные взаимодействия снимаются во внутрикультурные, так и первоначально “обучавшиеся” в контексте иной культуры индивиды, перенося в свою культуру практическое знание, развитое в иной культуре и, превращая это занятие в науку, одновременно сами становились специализированной группой в рамках своей культуры. Это создало возможность для последующего развития внутрикультурных взаимодействий и становления специфических функций научного знания, для развития социальных институтов науки и образования. Данная линия детерминации довольно отчетливо прослеживается, в частности, в европейской истории2.
Анализ влияния перемен во внутрикультурных взаимодействиях на развитие социального института науки и его социокультурных функций, с одной стороны, а с другой – фиксация того, что наука сама содержательно (как некоторая область специализированного познания и знания) участвует в развитии внутренней дифференциации культуры, позволяет составить исходное теоретическое представление об их взаимообусловленности. Вместе с тем, рассматривая эти моменты только в контексте внутрикультурных реалий, мы не получим достаточно полных результатов без учета условий генезиса науки в межкультурных взаимодействиях. Необходимо понимание того, что, даже конституируясь во внутрикультурной среде, наука и ученые сохраняют непрерывную органическую связь с генетическими основаниями, оказавшими влияние на становление науки и как социального института, и как области активности ученых. Генетические условия детерминировали саму возможность рефлексии к основаниям науки в ее построении, развитии и т.п., они неотъемлемы и от последующего саморазвития науки. Следует также подчеркнуть, что непрерывность генетической рефлексии, присущая как условиям развития научного знания, так и условиям развития науки как социального института, оказывается содержательно связанной и с генетическими основаниями, и с историческими обстоятельствами функционирования и развития этого института.
Поэтому конкретные ученые, научные школы, наука в целом развивались в непосредственной живой связи с содержанием и формой существующих межкультурных взаимодействий. Это проявляется, в частности, в том, что наука содержательно оказывается такой деятельностью, которая выстраивается как бы над взаимодействующими социальными организмами, приобретая при этом общечеловеческий характер. Мировая наука непосредственно присутствует в каждом акте развития любой науки, любой научной школы, любого научного коллектива. Более того, можно совершенно определенно утверждать, что как только наука, существующая в контексте конкретной культуры, начинает утрачивать контакты и связи с областью межкультурных взаимодействий, с соответствующими институтами и представителями в других культурах, она может, замыкаясь в себе, постепенно деградировать и уходить в “арьергард” научного познания. Автаркическое “ведение” науки оказывается столь же малопродуктивным, как и автаркическое “ведение” хозяйства. Именно поэтому некие виртуально существующие мировой колледж или мировой универсальный исследовательский институт изначально интернациональны по условиям своего возникновения и существования, поскольку вне генетически заложенного в них взаимодействия они утрачивают возможность эффективного саморазвития.
Естественно, что любые попытки искусственно и необоснованно ограничивать научные контакты, оправдываемые расширительно толкуемыми соображениями государственной тайны или иными причинами, снижают продуктивность научных институтов в данной культуре в текущем и особенно в перспективном режиме, ограничивают и сами внутренние возможности самовоспроизводства науки как социального института. Поскольку для элементов органической системы социальных отношений условием их самовоспроизводства является взаимодействие с иными элементами той же системной организации, поскольку условием эффективного самовоспроизводства науки является взаимодействие не только с однородными или разнокачественными объектами в рамках данной культуры, но и с соответствующими объектами вне ее рамок. Наука непосредственно реализует потребность во взаимодействии с социальным иным, она сама в силу своей природы обусловливает необходимость существования и развития в возобновляющихся межкультурных взаимодействиях.
Вместе с тем развитость внутрикультурных взаимодействий также выступает в качестве фактора развития науки, способного в известной мере компенсировать ситуативную или историческую недостаточность межкультурных взаимодействий. Это связано, помимо прочего, с территориально-экономической дифференциацией конкретного социального организма. В процессе такой дифференциации формируются регионы, и в рамках каждого из них (на практике – в рамках наиболее развитых), если они имеют общее взаимосвязанное развитие, может функционировать набор элементов, который качественно однороден составу элементов других регионов. Поскольку каждый регион в той или иной степени развивает социальные институты науки и образования в рамках культурной целостности, необходимость взаимодействия с иным субъектом научной деятельности может быть реализована не только через взаимодействие с наукой в других культурах, но и в рамках межрегиональных внутрикультурных взаимодействий.
Однако взаимодействие науки, принадлежащей к различным культурам как целостным органическим системам, не может быть полностью компенсировано взаимодействием науки, принадлежащей к региональным субкультурам. Но в определенные исторические промежутки времени и при определенных условиях недостаточность межкультурных взаимодействий все-таки может быть довольно успешно компенсирована. Например, во времена “холодной войны”, в СССР в ряде областей научного знания, “завязанных” на военные или стратегические хозяйственно-экономические проблемы, научный обмен был крайне ограничен. Но само разнообразие региональных условий развития научных институтов обусловливало возможность существенной компенсации ограниченности международных контактов и связей, поддерживало процесс генерирования нового знания и конституировало условия достаточно успешного саморазвития научного познания. Именно в рамках подобных условий могло произойти формирование таких крупных региональных научных институтов, как, например, Сибирское отделение АН СССР и т.п.
В развитом состоянии взаимодействие между социальными институтами науки приобретает организованный характер в системе международных (межгосударственных) взаимодействий. Наука как социальный институт, существующий в различных культурных пространствах, находящихся друг с другом во взаимодействии, с одной стороны имеет содержание знания, носящее всеобщий и наднациональный, “надкультурный” характер, а с другой – сохраняет в конкретных культурах свои особенные характеристики. Говоря иначе, мы имеем здесь тождество с различием: наука как органическая система характеризуется целостностью и универсальностью развиваемого ею содержания, но вместе с тем составляющие ее национальные научные институты имеют культурно-историческую специфику, иногда довольно существенную. Сама эта специфика является абсолютным основанием для взаиморефлексии и взаимодополняемости национальных институтов науки, тем условием, которое запускает механизм органического взаимодействия отдельных научных сообществ и утверждает тем самым единство особенной и всеобщей природы научного знания и познания. В этом плане необходимо не только решить вопрос о месте и роли науки в составе культуры в структурно-функциональном аспекте, но и выявить механизмы культурного развития и понять каким образом и на какой основе специфицируется наука.
Исходно можно утверждать, что такая спецификация продуцируется по меньшей мере тремя взаиморефлексивными структурами, единство которых создает целостность культуры: этническим аспектом культуры, ее социально-вещественным аспектом, а также аспектом самоорганизации культуры (национально-этническим, экономическим, политическим). Спецификация содержания институтов культуры (включая науку), действующих в различных регионах конкретного социального организма (культуры), определяется также теми моментами, которые построены на субэтнических и региональных этнических группах внутри данной культуры.
Данные утверждения возвращают нас к представлению о том, что определяет специфичность исторического бытия институтов науки, действующих в различных культурах. Наука, формируясь в рамках данной культуры, включает в себя те системные связи, которые генетически обусловили ее становление, в том числе и те моменты преднаучного знания, которые фиксировали исторически обусловленные конкретные формы взаимодействия с природой, способы воспроизводства социально-вещественной структуры, нормативное регулирование познавательной активности и прочие особенности конкретно-исторической культуры (общества). Кроме этого, помимо конституирования механизмов саморазвития науки как системного объекта каждая культура имеет практический интерес в сохранении в своем содержании научных сообществ и в их стимулировании. При этом следует иметь в виду, что потребности в науке в условия развития социально-вещественной структуры системы социальных отношений в каждой культуре различны. Они обусловлены не только различием природно-географических условий, но и предшествующей историей развития культуры, конфликтами и противоречиями, снятыми в результате контактов и предшествующих взаимодействий. Они также связаны с требованиями, сформулированными современностью.
Элементы социально-вещественной структуры и структуры активности культуры являются системой социальных отношений, а следовательно, требуют управления и оптимизации, предполагают необходимость рефлексии по отношению к ним с целью прогноза развития, выработки рекомендаций и оценки полученных результатов. Это практический компонент, который специфичен как на каждом конкретном этапе развития культуры в целом, так и в ее отдельных региональных образованиях. Как следствие, развитие структуры научного знания (направлений, предметности, сфер практического применения и др.) может быть специфичным.
В структуре институтов научного знания, формировавшихся в различных культурах, в различных регионах и в разное время, соотношение между отдельными компонентами, составляющими данную структуру, может быть различным. Например, после Октября 1917 г., когда в России реорганизовывалась система государственного аппарата, в науке (и образовании) преобладала ориентация на развитие преимущественно гуманитарных областей знания, ориентированных в большой степени на политико-идеологическую сферу. В дальнейшем новые интересы и потребности обусловили развитие областей знания, ориентированных на обслуживание индустриального прогресса и укрепление обороноспособности общества, а также формирование научных центров в различных регионах страны. Важно, что создание и воспроизводство региональных научных структур поддерживалось и направлялось усилиями в рамках системы организации государственного управления в целом, вбирая в себя также и элементы существовавшей системы администрирования, которые ситуативно обеспечивали высокую мобилизационную способность конкретно ориентированной исследовательской активности научных сообществ.
Отмеченные выше структуры, единство которых создает органическую целостность культуры, выступают своего рода общими объективными условиями, в которых существует и так или иначе детерминируется наука. Вместе с тем на ее состояние и развитие, в том числе на спецификацию, непосредственное воздействие оказывают факторы, которые с известной долей условности можно отнести к субъективным.
Наука развивалась в общем контексте социальных отношений, в структуре социального организма в целом, и в этом аспекте она оказывалась детерминированной взаимодействием с государством, полагающим свое отношение к институту науки в более или менее формализованной, но всегда присутствующей государственной научной политике. Если государство заинтересовано в том, чтобы наука помогала воспроизводству государственных и иных общественных структур, входящих в состав данного социального организма, оно, в свою очередь, должно быть заинтересовано в воспроизводстве науки, иначе сама деятельность государства, равно как и воспроизводство общества в целом, окажется менее эффективной. Реализация этого интереса предполагает не столько непосредственное регулирование развития структурных элементов организации института науки, сколько опосредованное воздействие на самоорганизацию научных сообществ через стимулирование связанных с наукой субъектов экономической активности. В свою очередь, это предполагает усиление государственного присутствия в процессах структурного совершенствования экономики.
Другим фактором, оказывающим существенное воздействие на состояние и специфику науки в той или иной культуре, является система исторически превалирующих в обществе ценностей, ценностное видение индивидуальной и общественной жизни. Эта система ценностей проецируется на индивидов в процессе их социализации. Как следствие, выбор самой науки как сферы профессиональной деятельности, ориентации в выборе области научных исследований, формируемые в процессе образования, и выбор тематики исследования оказываются непосредственно связанными с этим ценностными ориентациями. Например, в США достаточно развиты утилитаризм и прагматизм в отношении к науке, ориентация на прикладное знание, легко операционализируемое в практике. Вся система культуры в США с ее ценностным миром фиксирована на прикладном значении научного знания. Поэтому соответствующая тенденция в становлении национальных институтов науки во многом базировались именно на этом регулятиве. Область же фундаментальных исследований в значительной степени выстраивалась в США за счет “импорта мозгов”. Таким образом, в США сформировалась научная инфраструктура, потенциально столь же пригодная для использования интеллектуальных ресурсов других стран и регионов, как и для развития автохтонных исследований. Следует также добавить, что здесь мы имеем структуру с динамичными, но достаточно отрегулированными и устойчивыми внутрикультурными и межкультурными взаимодействиями, поддерживаемыми как исторической традицией, так и всей научной политикой государства.
В исторически иных обстоятельствах оказалась в настоящее время российская наука. После распада СССР произошли существенные перемены в меж- и внутрикультурных взаимодействиях отечественной науки, так что сложилась проблемная ситуация, которую можно охарактеризовать и применительно к обществу, и применительно к науке как ситуацию бифуркации. Прежде всего, заметно сузилось поле внутрикультурных взаимодействий науки, поскольку изменились или даже “расстроились” ее взаимодействия с научными сообществами в бывших республиках СССР. То есть в условиях известного обособления республик не могли не стать проблематичными системные взаимодействия их научных сообществ. Разрушение системных связей, развитых ранее в едином культурном пространстве, привело к деградации отдельных научных сообществ, к снижению продуктивности научных школ и направлений, что обусловило миграцию специалистов не только в поисках более благоприятных экономических условий, но и среды профессионального общения, необходимого для творческой активности.
Тем не менее в сложившихся условиях российская наука в силу исторически сформировавшихся моментов относительной самодостаточности в определенной мере сохранила потенциал своего развития за счет внутрикультурных взаимодействий, взаимодействий между ее крупными территориальными научными сообществами, представленными в первую очередь региональными отделениями академической науки. Иначе говоря, степень внутреннего культурного многообразия, сохраненная в новом государственно-территориальном пространстве России, оказалась способной предотвратить неприемлемое углубление кризиса научных сообществ и сохранить предпосылки дальнейшего развития института науки. Однако в условиях реального уменьшения внутрикультурного многообразия естественным образом увеличилась потребность в международных взаимодействиях, в первую очередь с научными сообществами развитых стран.
Для реализации отмеченной потребности сложились (или складываются) исходно благоприятные внутренние и внешние условия. Демократизация российского общества в аспекте растущей открытости миру расширила его внутренние интенции к более органичному взаимодействию с иными социальными организмами, т.е. создала основу для системного инкорпорирования России в международные культурные взаимодействия, в том числе и в области науки. В свою очередь развивающиеся процессы всемирной глобализации общественной жизни открывают потенциальные возможности для расширения и углубления взаимодействий России со многими культурами и с представленными в них научными сообществами, институтами науки. Более того, взаимооткрытость культур, переход их на более активную стадию субъект-субъектных отношений, неизмеримо расширяют потенциальные условия для системной взаиморефлексии наук – не только по поводу научного знания, но и по поводу методов и процедур исследований, организации науки на микро- и макроуровне, взаимодействия науки с обществом и государством, технологий внедрения научных достижений и т.д., включая рыночные аспекты существования и развития науки. Следует также отметить, что традиционные формы, в которых могут реализоваться и отчасти реализуются современные научные взаимодействия в контексте межкультурных взаимодействий активно дополняются качественно новыми технологиями, такими, к примеру, как коммуникативная система Интернета.
Возможность – это лишь потенциальная реальность, и в данном аспекте, учитывая пребывание России в периоде бифуркации с характерными для этого состояния нарушением прежних социальных отношений и структур и поиском новых вариантов развития, скорее всего можно говорить лишь о налаживании научных связей и отношений как в поле внутрикультурных, так и в поле межкультурных взаимодействий. Кроме этого момента, связанного с проблемами и трудностями реконструкции взаимодействий науки, характерными для любого переходного периода, возникает также ряд иных обстоятельств в развитии отечественной науки, часть которых носит явно сдерживающий или даже негативный характер. Так, целенаправленное стимулирование развития отечественной науки в целом в рамках межкультурных взаимодействий, т.е. стимулирование ее системных взаимодействий с зарубежными научными сообществами, оказывается зависимым от государственной научной политики, которая, в свою очередь, зависит от выбранного вектора общего социального развития российского общества. Неопределенность выбора и в силу этого неустойчивость культурной самоидентификации научных сообществ, ограничивают осмысленность, а следовательно, эффективность продуцирования новых научных результатов, что не может не осложнять взаимодействий с иными научными сообществами, поскольку способно снижать интерес к этим взаимодействиям со стороны научных сообществ развитых стран.
Взаимодействия региональных научных сообществ во внутрикультурном пространстве России, способные, как упоминалось выше, частично компенсировать негативные для науки последствия распада СССР, также оказываются зависимыми от культурной неопределенности и незавершенности самоидентификационных процессов на региональном уровне. Культурная ценность и значимость региональных научных центров, определявшиеся их местом в системе научной кооперации в пределах культурного пространства Союза, после его распада, очевидно, требуют переосмысления и переоценки, что во внутрикультурном контексте также в определенной мере оказывается зависимым от региональных хозяйственных и политических элит, которые, в свою очередь, также переживают кризис собственной культурной самоидентификации.
Идентификация целей развития региона с целями развития общества в целом, понимание при этом существенной роли науки в этом взаимосвязанном развитии определят соответствующую поддержку регионального научного сообщества и его взаимодействий с научными сообществами других регионов в качестве фактора усиления воздействия науки на региональный и общий ход позитивных перемен. Отсутствие (или слабость) отмеченной идентификации может сдерживать развитие взаимодействий региональных научных сообществ, а следовательно, и науки в целом со всеми вытекающими отсюда текущими и перспективными последствиями практического характера. Аналогично обстоит дело и с самими региональными научными сообществами: развитие межрегиональных научных контактов и связей также зависит от степени идентификации учеными целей развития региональной науки с целями развития науки как социального института общества в целом, что определяет степень заинтересованности ученых в развитии межрегиональных взаимодействий науки, их практические действия в данном направлении.
Говоря о науке в контексте расширяющихся межкультурных взаимодействий, следует обратить внимание на некоторые особенности, возникающие в процессе отношений современной отечественной науки с мировым научным сообществом, представленным в первую очередь развитыми странами. Эти особенности детерминированы существованием российской науки в режиме “выживания”, ее критической ослабленностью системой неблагоприятных для нее условий, в том числе скудным финансированием ученых, всей вещественной и организационной структуры научного познания. Как следствие, складывающееся взаимодействие научных сторон – российской и зарубежной не может не быть по своему характеру существенно асимметричным.
Так, в силу сильных ресурсных ограничений, объективно (и субъективно) наложенных на отечественную науку, оказывается затрудненным “перенос” извне в отечественные научные структуры перспективных научных направлений, экспериментальных технологий, новых форм организации научного познания и т.д. Ломка прежнего мира ценностей и внедрение новых символов престижа ведут, помимо прочего, к изменениям и в воспроизводственном механизме науки: у молодежи на шкале профессиональных предпочтений все ниже падает ценность научного труда3. Наука стареет, что также снижает общий научный потенциал4. И это тоже факторы, которые ослабляют позиции отечественной науки в контексте межкультурных взаимодействий. Более того, ситуативное ослабление социального института науки с одновременным расширением его открытости миру вызывает к жизни и такие тенденции, как “утечка идей” и “утечка умов”5, так что отечественная наука в контексте расширяющихся межкультурных взаимодействий и в этом аспекте несет сильные потери, очевидно перевешивающие внешние приобретения вроде зарубежных грантов.
При сохранении подобного положения дел отмеченная асимметрия может лишь нарастать, и тенденция “истощения” отечественной науки может необратимо возобладать над тенденцией ее полноценного развития в качестве особенного и относительно самостоятельного элемента мировой науки. Все это – проблема для общества и государства, и эта проблема фиксирует то, что как сами межкультурные взаимодействия в целом, так и развивающиеся в их контексте взаимодействия научных сообществ могут и должны быть рефлексированы, могут и должны быть особым предметом социального управления.
1. Гайденко П.П. Эволюция понятия науки. Становление и развитие первых научных программ. – М.: Наука, 1980.
2. Aschoff V. Die Entwicklung der Technischen Hochschulen und Universitaten in Vergangenheit und Gegenwart // Aachen Hochschultagung 1966 im Revier. – Aachen, 1966. – Р.611–613.
3. Еремин С.Н. Социальные характеристики элитарного вуза. – Новосибирск. 1999. – С.18.
4. Китова Г.А., Кузнецов Б.В. Кадровый потенциал российской науки: особенности динамики в 90-х годах // Вестник РГНФ. – 1996. – № 4. – С.189–198.
5. Юревич А.В. Умные, но бедные: ученые в современной России. – М. 1998. – С.83–101.