Ю. Г. Марков

НА ПОРОГЕ НОВОЙ РЕФОРМАЦИИ

Одна из важных особенностей мирового развития заключается в том, что оно происходит крайне неравномерно. Существует небольшая группа промышленно развитых стран, – это, прежде всего, страны Западной Европы, США и Япония, на которые приходится около 60% мирового валового национального продукта. Им противостоит более 150 стран Азии, Африки, Латинской Америки и Океании, которые принято относить к развивающимся странам или странам “третьего мира”. В мировом валовом национальном продукте они имеют долю менее 15%. Остальные страны, согласно современной классификации ООН, относятся к постсоциалистическим и социалистическим странам. В совокупности эта группа дает чуть более четверти мирового валового продукта.

Распределение численности населения по выделенным группам стран таково: развитые страны – 15,2%, развивающиеся страны – 53,5%, социалистические и постсоциалистические страны – 31,3% (по данным на 1991 г.)1. По душевому доходу развитые и развивающиеся страны различаются, по крайней мере, в 12 раз, а по потреблению ресурсов планеты (также в душевом исчислении) – в 20-30 раз. Особенно тревожит то обстоятельство, что этот разрыв продолжает нарастать. В 80-х годах темпы экономического развития стран “третьего мира” упали вдвое по сравнению с 70-ми годами. Реальный доход на душу населения в этих странах также пошел на убыль. Иными словами, ситуация в развивающихся странах ухудшается как в относительном, так и в абсолютном выражении.

Было бы неверно сравнивать между собой страны мирового сообщества с положением бегунов на дистанции. Все существующие в мире группы стран в действительности тесно связаны между собой системой политических, экономических и культурных отношений. Мир, в котором мы живем, характеризуется не только социально-экономическим единством, но и многочисленными факторами экологического единства. Если посмотреть с этой точки зрения на мировое сообщество, то оно предстанет все более ускоренно действующей машиной, составленной из резко различающихся между собой по прочности и надежности узлов и деталей. Ускоренное функционирование в этих условиях становится гарантом мировой катастрофы. Вывод этот станет еще более очевидным, если принять во внимание саморазрушающий характер функционирования мировой экономики. Смысл этого функционирования нередко сводится к тому, чтобы сильные узлы и звенья единой системы делать еще более сильными, а слабые – еще более слабыми. До тех пор, пока мы до конца не осознаем, почему экономика способна функционировать саморазрушающимся образом, вопрос об устойчивом развитии мировой цивилизации будет принципиально неразрешим.

В современной литературе по проблеме устойчивого развития исследование механизма саморазрушения больших экономических систем практически еще не начиналось. Анализ проблемы проходит, как правило, на феноменологическом уровне. Диспропорции мирового развития объясняются обычно ссылками на историческое прошлое большинства развивающихся стран, которые долгое время находились в колониальной зависимости от метрополий Запада. Социально-экономическая отсталость этих стран трактуется как простое наследие колониального прошлого. И вся задача сводится теперь к тому, чтобы уговорить развитые страны оказывать всестороннюю помощь (прежде всего технологическую) правительствам бедствующих государств.

Подсчитано, что осуществление Повестки дня на XXI век, выработанной Конференцией в Рио-де-Жанейро по группе развивающихся стран, потребует годовых расходов в объеме 561,5 млрд долл. Причем сумма, которую предполагается передать развивающимся странам в виде помощи из более богатых стран, составляет величину 141,9 млрд долл. Остальные расходы должны быть покрыты за счет собственных средств2.

Однако не следовало бы при этом забывать, что общая сумма долга развивающихся стран в настоящее время составляет более 1 трилл.долл., а уплата только процентов по долгам составляет величину 59 млрд долл. в год (по данным на 1988 г.).

Ситуация ныне такова, что развивающиеся страны являются не только сырьевым придатком Запада, но и регулярным “поставщиком” капитала: с 1984 г. уплата процентов развитым странам устойчиво стала превышать приток капитала, причем в нарастающем темпе. Расчитывать в этих условиях на добровольную всестороннюю помощь со стороны Запада развивающимся странам было бы весьма опрометчиво. Но даже если бы такая помощь была оказана, мы встали бы перед лицом неизбежной эскалации в потреблении природных ресурсов планеты, поскольку достаток огромного населения слаборазвитых стран не может появиться из ничего. К тому же нет уверенности в том, что приток капиталов в эти страны будет использован надлежащим образом.

Весьма вероятным будет другой результат – углубление имущественного расслоения населения, расширение пропасти между богатыми и бедными – ибо такова модель общества со свободной рыночной экономикой, действующая во многих развивающихся странах. Свободно функционирующий капитал представляет собой систему с положительной обратной связью. Он избегает равномерного распределения, устремляясь прежде всего в те руки, где его уже много. Поэтому богатый будет богаче, а бедный беднее. Перенесенный на почву международных экономических связей капитал ведет себя точно таким же образом. В этом, собственно, и состоит главная причина чудовищных диспропорций в современной мировой экономике, механизм ее саморазрушения. Попытка механически перекачивать капитал в направлении Север-Юг, руководствуясь всего лишь соображениями гуманности и здравого смысла, противоречит особенностям сложившейся в мире социально-экономической системы и потому обречена на провал.

Для создания предпосылок устойчивого развития этой системы нужна глубокая ее перестройка. Многие исследователи и даже политики начинают все более осознавать неизбежность такого шага. Вице-президент США Альберт Гор, изучая условия обеспечения глобальной помощи развивающимся странам для перехода на модель устойчивого развития, писал: “Одним из крупнейших препятствий для реализации “Глобального плана Маршалла” является необходимость того, чтобы передовые экономики сами подверглись глубокому преобразованию ... Богатым нациям самим потребуется пройти переходный период, который будет кое в чем даже более мучительным, чем у стран третьего мира, поскольку будет разрушена устоявшаяся модель жизни”3. Преобразование экономики развитых стран возможно лишь при том непременном условии, что на смену прежним ценностным ориентациям, предполагающим непрерывный рост материального потребления любой ценой, придет иная система ценностей, предполагающая рост прежде всего духовного богатства общества, воспроизводство экологически чистой окружающей среды, укрепление физического и нравственного здоровья людей, преодоление идеологии и психологии индивидуализма. Подобные трансформации не совершаются легко и безболезненно. Смена духовных ориентиров в обществе есть процесс длительный и составляет обычно целую историческую эпоху.

Известным примером такого процесса является эпоха Реформации XVI-XVII вв., охватившая большинство стран Западной и Центральной Европы и представляющая собой достаточно широкое социально-политическое и идеологическое движение. В идеологической сфере Реформация привела к возникновению протестантизма, в социально-политической сфере – к закладке нового общественного строя, базирующегося на капиталистических отношениях.

Нынешняя установка на модель устойчивого развития, провозглашенная многими странами мирового сообщества, требует не менее фундаментальных перемен во всех сферах общественной жизни. В сущности, речь идет о новой Реформации, о выработке адекватной современным условиям парадигмы жизни, которая в некотором смысле оказывается противоположной парадигмальным установкам Реформации XVI-XVII веков.

Объективной мотивацией нынешней Реформации является усиливающаяся социальная напряженность в основном по линии Север-Юг и общее ухудшение экологической ситуации на планете. Возможно, последний фактор объективно даже более значим, чем первый, поскольку угрозу социального взрыва можно неопределенно долго сдерживать силовыми методами, а также методами социально-психологического и медико-биологического характера. Экологический же кризис таким путем предотвратить нельзя, поскольку загрязнения не признают ни государственных границ, ни различий между сословиями, классами, группами. Ничто не остановит истощение водных ресурсов, вырубку тропических лесов, процессы опустынивания, эрозии почв и т.д., если в обществе сохранится тенденция необузданного потребительства, поклонение золотому тельцу.

Социологические исследования, проведенные в ряде развитых стран, показывают, что экологические ценности находят все большую поддержку у населения. Все большая часть граждан этих стран признает, что защита окружающей среды имеет настолько важное значение, что никакие требования и стандарты не могут считаться слишком высокими, и дальнейшие меры по улучшению окружающей среды должны приниматься, невзирая на их стоимость. К такому мнению склоняются, в частности, граждане США, где проводился систематический опрос, организованный редакцией “Нью-Йорк таймс” и агентством новостей “Си-Би-Эс-Ньюз” в период с 1981 г. по июнь 1989 г. Опрос показал, что за время с сентября 1981 по июль 1988 г. процент населения, признающих защиту окружающей среды высокоприоритетным делом, возрос с 45 до 65%, а за время с июля 1988 г. по июнь 1989 г. – с 65% до 80%4.

У.Д.Рукельсхаус, автор статьи, из которой позаимствованы эти данные, не склонен, однако, переоценивать подобные результаты опроса общественного мнения. Комментируя результаты, он отмечает, что большая часть населения все же придерживается типичного образа жизни промышленно развитых стран. Это означает, что простое провозглашение новых ценностных ориентаций, даже если оно разделяется общественным мнением, мало что меняет в обществе. Для того, чтобы новые ценности утвердились, необходимы поддерживающие их стимулы. Но самое главное (и самое трудное) состоит в том, что необходимо создать социальные институты, которые бы эффективно применяли эти стимулы.

Действительным стимулом практических действий всегда были и остаются потребности человека, а все институты, которые создаются в обществе, так или иначе используют эти потребности как базу для своего существования, нацеливаясь на их обслуживание. В конечном счете весь набор ценностей, реально функционирующих в обществе, отражает сложившийся спектр общественных потребностей.

Что же такое потребности? Их определение в общем известно: это “состояние организма, человеческой личности, социальной группы, общества в целом, выражающее зависимость от объективного содержания условий их существования и развития и выступающее источником различных форм их активности”5. В приведенном определении имеется момент, который следует особенно подчеркнуть. Он состоит в указании на зависимость социального субъекта от объективных условий его существования. Такими условиями являются природная и социальная среда. Соответственно имеем экологические и общественные потребности. Разделение это, впрочем, условно, ибо природная среда, в действительности, социализирована и экологические потребности выступают как особый вид общественных потребностей. Эта особость состоит в том, что природной средой мы привыкли пользоваться бесплатно, как пользуемся своим телом, печенью, сердцем, легкими и т.д.

Существует еще и другое деление потребностей: на материальные и духовные. Однако при любом раскладе сохраняется важнейшая характеристика потребностей, а именно оценка нашей зависимости от условий существования. Эта оценка и функционирует в общественном сознании как система ценностей. Те факторы и формы зависимости, которые нам представляются особенно важными, мы склонны трактовать как высшие ценности. Например, наша полная зависимость от состояния печени, сердца, легких и т.д. вынуждает расценивать здоровье как высшую ценность. К непреходящим ценностям мы должны будем отнести и “здоровье” природы, от которой зависит нормальное функционирование нашего организма, а также (через природные ресурсы) всех наших производственных систем. Для предпринимателя, благополучие которого всецело зависит от размеров капитала, последний нередко выступает как высшая ценность. За нравственными ценностями стоит потребность в нормальном функционировании человеческих коллективов, в добрых гармоничных отношениях с себе подобными или с Богом, фактически выполняющим функции высокоавторитетного посредника в упомянутых отношениях. Причем материальные потребности детерминируют систему материальных ценностей, а духовные – духовных.

Можно сказать, что ценность есть специфическая характеристика нашего отношения к вещам, свойствам, идеям, которые удовлетворяют наши разнообразные потребности и поэтому выступают как носители ценности. Отношение приоритета между самими ценностями, благодаря которому они образуют систему, может колебаться в зависимости от объективной значимости различных потребностей в различные периоды истории, а также в различных общественных укладах.

Одним из важнейших факторов, трансформирующих структуру потребностей, является, как известно, производство. Развиваясь, оно обуславливает появление все новых и новых потребностей, дающих в свою очередь стимул к расширению производственной деятельности, формированию целых отраслей. Следовательно, воздействуя определенным образом на производственные структуры через инвестиционную деятельность общество может установить эффективный контроль над сферой потребления, целенаправленно формировать ту или иную структуру потребностей и тем самым – систему ценностных ориентаций. Именно такая возможность очень важна для практической реализации модели устойчивого развития. Однако заметим, что такая возможность открывается лишь при управляемой инвестиционной деятельности, исключающей свободное движение капитала. Способ управления развитием путем сознательного, целенаправленного воздействия на структуру потребностей и соответствующую ей систему ценностей будем называть аксиологическим6.

Аксиологическое управление является фундаментальным в самой своей основе, поскольку его результатом выступает обычно трансформация общественного строя, смена парадигм жизни.

Реформация XVI-XVII веков была, несомненно, примером аксиологического управления. Октябрьская революция 1917 г. в России есть также пример аксиологического управления. Однако процесс здесь не дошел до конца. Новые ценности были провозглашены, но поддерживающие их стимулы и использующие эти стимулы социальные институты не образовали еще достаточно прочную систему. Для этого нужно было время. Сегодня методами аксиологического управления нас пытаются вернуть к XVI-XVII веку, в то время как весь мир стоит перед лицом Новой Реформации.

Чтобы переход к модели устойчивого развития стал возможен, нужно добиться того, чтобы в структуре общественных потребностей роль духовных и экологических потребностей оказалась бы доминирующей. Программы же материального производства должны быть под контролем общества и удовлетворять прежде всего критериям социально-экологического порядка (укрепление физического и духовно-нравственного здоровья, сохранение исторических, культурных и экологических ценностей, увеличение средней продолжительности жизни, обеспечение воспроизводства социальных и экологических условий жизни и т.д.). И нужно понять, что свободный рынок труда и капитала никогда не позволит это сделать.

В рамках Новой Реформации важным шагом был бы отказ от институтов, поддерживающих частную собственность на труд и капитал при сохранении свободного рынка товаров. Последнее означает прежде всего, что производители товара свободно распоряжаются своим продуктом, обеспечивая таким способом справедливую оплату труда, но без права свободно распоряжаться инвестициями и средствами производства.

Особенность аксиологического управления состоит в том, что здесь человеческое и общественное сознание (и знание) выступают в роли первичного фактора. Все начинается с концептуальных и идеологических проработок, с подготовки общественного мнения к предстоящим реформам. И лишь затем начинают формироваться и укрепляться материальные основы новой модели жизни, создаются институты, обеспечивающие реальное функционирование новых ценностей в обществе.

В периоды аксиологического управления роль гуманитарных и социальных наук неизмеримо возрастает. Это и понятно. Ведь речь идет о планомерном преобразовании общественных систем, формировании новых моделей жизни. Нынешний кризис в России в существенной степени объясняется еще и тем, что мы фактически не имели достаточно глубоких знаний для осмысления процессов общественного развития, а тем более для научного управления этими процессами. Основное внимание уделялось прежде всего естественным и техническим наукам, при помощи которых мы могли совершенствовать технологию производства. Социальные же технологии, требующие развития гуманитарных и социальных наук, вообще оставались невостребованными.

На сегодняшний день мы фактически безоружны перед вставшими перед нами проблемами. Неудивительно, что ни правительственные, ни оппозиционные партии и движения не могут предложить народу ясную и научно обоснованную программу реформирования общества. Нет даже идеи, способной овладеть массами, как это было в Октябре 1917 г. Хотя требование перехода на модель устойчивого развития обрело официальный, государственный характер, многие страны, в том числе и Россия, не готовы к такому переходу из-за отсутствия соответствующих социальных технологий.

Примечания

1 Родионова И.А. Глобальные проблемы человечества. – М., 1995. – С. 113.

2 Программа действий. Повестка дня на 21 век и другие документы конференции в Рио-де-Жанейро в популярном изложении / Cоставитель Майкл Китинг. – Женева, 1993. – С. 53.

3 Коптюг В.А.  Конференция ООН по окружающей среде и развитию. Чем  грозит  России игнорирование ее выводов?  // Трагедия цивилизации (материалы научного семинара).  – Новосибирск, 1994. – С. 13.

4 Рукельсхаус У.Д. Сбалансированность как глобальная стратегия // В мире науки. – 1989. № 11. – С. 113.

5 Философская энциклопедия. – М., 1967. – Т. 4. – С. 327-328.

6 Кочергин А.Н., Марков Ю.Г., Васильев Н.Г. Экологическое знание и сознание. – Новосибирск, 1987. – С. 75.

© 1997 г. Институт философии и права СО РАН,
Новосибирск