А.А.Шевченко

"УЧЕНОЕ НЕЗНАНИЕ": СКЕПТИЦИЗМ И ПОСТМОДЕРНИЗМ

Феномен "ученого незнания" хорошо известен. Слова Сократа "Я знаю, что я ничего не знаю" стали не только классической формой выражения этой философской позиции, но и заложили начало традиции, опирающейся на негативную диалектику и придающей отрицательному результату наиболее высокий статус. "Для самого пытливого человека не будет более совершенного постижения, чем явить высшую умудренность в собственном незнании, всякий окажется тем ученее, чем полнее увидит свое незнание"1 , – писал Н.Кузанский, обосновывая в трактате "Об ученом незнании" относительный характер человеческого познания в силу несоизмеримости конечного человеческого разума и бесконечного предмета исследования.

Незнание считается "ученым" в том случае, если оно является результатом познавательных усилий исследователя, вынуждающих его признать трудность установления истины. Причин этому много – и "трудность предмета", и "краткость человеческой жизни", и другие факторы, о которых пойдет речь ниже. Кроме Сократа к этой традиции относят скептиков, прежде всего античных, представителей апофатического богословия. Особое место занимает в ней и Николай Кузанский.

Основная идея статьи заключается в предположении, что традиция ученого незнания не является лишь частью истории философии, а фактически находит свое продолжение в т.н. философии "постмодернити", которая включает как собственно постмодернизм, так и философские направления, хотя и отказывающиеся отождествлять себя с постмодернизмом, однако разделяющие многие его принципиальные положения (например, неопрагматизм Р.Рорти). Представляется, что несмотря на все различия между, например, античными скептиками и представителями постмодернизма, философию "постмодернити" можно рассматривать как часть традиции ученого незнания. Центральные положения при этом остаются общими, а очевидные различия объясняются радикализацией этой традиции, то есть доведением до логического конца некоторых возможностей, заложенных в "ученом незнании".

Рассмотрим вкратце основные сходства и различия во взглядах классических представителей "ученого незнания" (на примере античных скептиков) и философов "постмодернити".

Первая черта, объединяющая представителей этих двух традиций, – это антидогматизм. Деятельность скептика является по существу критической и направлена против догматического принятия каких-либо положений за истинные. Анализ и критика противоположных равносильных положений приводит к невозможности вынесения суждений ввиду отсутствия достаточных оснований для этого. Единственно возможным выбором становится "эпохе" – воздержание от суждений, то есть "такое состояние ума, при котором мы ничего не отрицаем и ничего не утверждаем"2.

В философии "постмодернити" антидогматизм выражается уже не столько в критике конкретных положений, сколько тех предпосылок, с которых эта критика ведется. В то время как важнейшей из предпосылок, которую разделяют скептики, является необходимость продолжения критического исследования с целью дальнейшего поиска истины (sceptikos (гр.) – рассматривающий, исследующий), в философии "постмодернити" любая критика, основанная на предпосылке о существовании объективной истины, заранее объявляется "неполезной" и не имеющей смысла. Таким образом, в философии "постмодернити" имеет место уже не критика, а "критика критики". Это метакритическая позиция, объявляющая любую критику неплодотворной как по причине равноправия различных видов дискурса и различных текстов, так и в виду того, что истина важна не сама по себе, а как средство обеспечения поведения людей. "Познавательные усилия, которые не приводят к координации поведения, – это вовсе и не познавательные усилия, это просто игра словами"3.

Второй чертой, органически вытекающей из первой, и общей как для представителей античного незнания, так и представителей философии "постмодернити", является отказ от претензий на обладание истиной. Этот отказ по-разному осуществляется и ведет к разным следствиям. Как представляется , важнейшие различия таковы:

Античные скептики говорили, как правило, о своем собственном, индивидуальном незнании. При этом суть деятельности античных скептиков заключалась не в сомнении, а в постоянном исследовании. "Я лично в настоящий момент этого не знаю, но постараюсь выяснить". Скептик говорит 1) только о себе; 2) только о настоящем времени, то есть не утверждается, что знание вообще невозможно; 3) несмотря на незнание, он стремится узнать и продолжает исследование. В философии же "постмодернити" незнание является универсальным, по причине отсутствия смысла в словосочетании "объективная истина". Истина – характеристика языка, язык "случаен" по отношению к человеку, и, следовательно, истина также "случайна" по отношению к человеку. В философии постмодернизма незнающими в традиционном смысле оказываются все. При этом место "фактов" мира занимают описания мира, происходит отказ от понятия об языке как о картине, за которой стоит реальность. Различие между видимостью и реальностью снимается путем отказа признавать реальность, которая заменяется множеством относительно произвольных картин мира, "случайных" с точки зрения культуры, времени, возраста, этноса, языка, и.т.д.

Отметим также, что различие между видимостью и реальностью может сниматься и за счет отказа от идеи репрезентации, деления на оригиналы и копии, за счет "переворачивания платонизма вверх ногами.", что, по мнению Ж.Делеза, "…связано с возвышением симулякра и утверждением его в своих правах среди копий и изображений. Проблема более не связана с проведением границы как между сущностью и видимостью, так и между оригиналом и копией. Это различение полностью действует внутри мира репрезентации"4. Вместо оригиналов и копий есть симулякры, то есть потерявшие подобие образы, по отношению к которым уже неприменимо понятие соответствия или истинности. А их значение и значимость определяется через различие, "difference".

Другим отличием является то, что отказ от претензий на обладание истиной ведет к разным следствиям – к воздержанию от суждения у скептиков и плюрализму дискурсов, "неопрагматическому диалогу" у философов "постмодернити". Различие проявляется и в оценке того, что можно было бы назвать антиномиями и паралогизмами. Если для скептика антиномия – это препятствие на пути к постижению истины, то паралогизм, по мнению Лиотара, это принцип постмодернистского знания. "Постмодернистское знание… совершенствует нашу чувствительность к различиям и укрепляет нашу способность существовать в несоразмерном. Его принцип заключается не в единообразном заключении экспертов, но в паралогизме изобретателей"5. Соответственно, если в "допостмодернистской" традиции при столкновении с антиномиями нужно было либо продолжать исследование, либо осуществлять свободный выбор в пользу одной за счет отказа от другой, то в постмодернизме знание функционирует в форме дискурса равноправных паралогизмов. И в том, и в другом случае, такое незнание (истины) является "ученым". У скептиков незнание – это результат анализа антиномий и осознание невозможности выбора между аргументами. У современных философов – это осознание невозможности выбора уже не между противоположными высказываниями, составляющими антиномию, а из множества несоизмеримых высказываний "из разных антиномий", которым, тем не менее, может находится место в рамках одного дискурса.

Какова же роль науки и философии в условиях такого всеобщего незнания в традиционном смысле этого слова? Функция философа уже не в определении истины или, говоря словами Р.Рорти, не в роли надзирателя, знающего общие основания для всего, подобно философам -царям Платона.

Философу остается либо занимать интеллектуально-скептическую позицию, раскрывая культурную "нагруженность" и принципиальную недостаточность имеющегося знания (Деррида называет это "деконструкцией)", либо, как считает Рорти, играть роль "…информированного дилетанта, полиграмматика, сократического посредника между различными дискурсами"6. Наука также имеет право на существование лишь в качестве "денотативной игры", где истина является лишь одним из внутренних правил этой игры. При этом знание не автономно, а тесно связано с властью. По мнению Лиотара, знание и власть являются двумя аспектами одного вопроса: "кто решает, что есть знание, и кто знает, что нужно решать?"7.

Столь разные формы отказа от претензий на обладание истиной связаны, конечно, с разными представлениями об истине. Главным является здесь различие, выраженное Р. Рорти как различие между "найденным" и "сделанным"8. Для скептика истина является объектом поисков и корреспонденцией. В философии "постмодернити" истина создается, это характеристика языка, и поэтому истин много и говорить нужно не о том, какая из них лучше отражает действительность, а о том, какая полезнее. Идея множественности истин возникает за счет отказа от представлений о существовании объективной реальности и, соответственно, от представлений об истине как корреспонденции этой реальности. Это проявляется в отказе от двух важнейших метафор: зеркала как метафоры для ума и отражения как метафоры для познания. Метафора зеркала неадекватна не потому, что зеркало плохо отражает, а потому, что отсутствует объект отражения. По той же причине неадекватна и метафора отражения.

Третье сходство заключается в ученом характере незнания. У скептиков незнание имеет ученый характер вследствие осознания исследователем границ своего незнания – либо по причине недостоверности чувственных впечатлений, либо недостоверности суждений. Разбирая десять тропов Энесидема, Секст Эмпирик приходит к выводу о том, что человек "…не может получить истинное только одними чувственными восприятиями", так как "…чувственные восприятия по природе своей неразумны, и, будучи способны лишь отображать представимые предметы, они оказываются совершенно негодными для нахождения истинного"9. Агриппа дополнил скептицизм по отношению к восприятиям скептицизмом по отношению к суждениям. По его мнению, каждый, кто пытается доказать нечто, обречен на одну из трех ошибок: 1) либо он теряется в бесконечности; 2) либо впадает в порочный круг, когда для объяснения одного прибегают к тому, что само должно быть объяснено; 3) или же принимаются чисто гипотетические исходные посылки.

Различие состоит в том, что философы "постмодернити" обращают внимание не только на "нагруженность" индивидуальных восприятий и суждений культурными (политическими, этническими, гендерными) и другими факторами, но и высказывают недоверие к "метаповествованиям", что Лиотар считает самой существенной чертой постмодернизма. "Упрощая до предела, можно определить "постмодернизм" как недоверие к метаповествованиям"10.

Примером такого недоверия служит недоверие к метаповествованиям, целью которых является объяснение природы и функций общества. По мнению Лиотара, ни одного из имеющихся метаповествований – когда, например, общество понимается как некоторое единство (Дюркгейм) или как функциональная система (Парсонс), недостаточно для объяснения общества. В отношении науки недостаточны как идеалистические метаповествования, когда знание понимается как самодостаточная ценность, так и представления о знании как условии освобождения людей11.

И, наконец, четвертое сходство между античными скептиками и представителями философии "постмодернити" заключается в том, что "ученое незнание" имеет как когнитивное, теоретико-познавательное, так и этическое измерение. Осознание Сократом своего незнания, является не только теоретико-познавательным выводом, но и позволяет ему не бояться смерти (см. "Критон"). "Эпохе" – остановка в суждении приводит скептика к атараксии. "За воздержанием же случайно последовала невозмутимость, как тень за телом"12. Теоретическое измерение ученого незнания заключается в определении границ своего незнания, а практическое – в обретении душевного спокойствия. Оба эти измерения присутствуют и в современной философии. Если отказ от претензий на обладание истиной в античности позволял достичь индивидуального внутреннего спокойствия, то в современной философии такой отказ является условием совместной жизни людей в обществе. Отсюда важность идей консенсуса, диалога, плюрализма. Речь идет о спокойствии не индивидуальном, а социальном. И в античном скептицизме, и в современной философии "постмодернити" плата за спокойствие духа одна – отказ от претензий на обладание истиной. Различие, как уже указывалось, заключается в разном понимании природы истины.

Еще одно сходство заключается в связи между теоретической и практической "составляющей" ученого незнания. Практическая цель исследования является ведущей как у скептиков, так и в философии "постмодернити". В первом случае это – "достижение невозмутимости", во втором главными оказываются практические и зачастую даже политические цели, например исследование роли гендерных и расовых различий, выявление социокультурных предпосылок знания и языка, а выводы философско-познавательного характера оказываются подчиненными и зависимыми от политического контекста (в широком смысле слова)13.

Таким образом, хотя обычно внимание философов направлено на изучение отличий "постсовременного состояния" от более ранних форм философского знания, мы считаем важным изучение не только различий, но и сходств. Исследование таких общих черт классического ученого незнания и "философии постмодернити" как антидогматизм, отказ от претензий на обладание истиной, тесная связь теоретического и практического аспекта, когнитивного и этического измерений, является весьма важным и позволяет лучше понять некоторые тенденции современной философии.

Представляется, что такая интерпретация постмодернизма в духе "ученого незнания" не противоречит и общепринятой трактовке, согласно которой постмодернизм характеризуется отказом от западной рационалистической традиции основными чертами которой, по мнению Дж.Серля являются: 1) убеждение в том, что реальность существует независимо от наших представлений о ней; 2) убеждение в том, что язык, по крайней мере, иногда, имеет референциальную функцию и служит для указания на объекты в мире, существующие независимо от языка; 3) корреспондентная теория истины; 4) представление об объективности знания; 5) формальный характер логики и рациональности14.

Нам кажется, что интерпретация "философии постмодернити" в русле ученого незнания позволяет обратить внимание на развитие этой тенденции, ее постепенную радикализацию, в то время как в объяснении Серла фиксируется результат такого развития, использования до конца некоторых возможностей, потенциально содержащихся в традиции ученого незнания. К такому результату принадлежат: радикальное переосмысление понятий "реальность", "истина", "язык", отказ от многих привычных дихотомий – "субъект-объект", "видимость-реальность", а также перенос акцента на динамику отношений людей друг с другом, текстов с другим текстами, и.т.д.

Кроме того, мысль Серла нуждается в комментарии: во-первых, предложенные им критерии отличия "реалистов" от "постмодернистов" основываются на самоидентификации философов, относящих себя к "постмодернити". Однако, как указывают многие философы, отстаивающие традиционные ценности западной рационалистической традиции, самого факта декларативного отказа от ценностей еще недостаточно для того, чтобы действительно порвать с ними. Так, Дворкин, анализируя язык морали, используемый постмодернистами, обосновывает мысль о том, что даже высказывания о невозможности, скажем тех или иных универсальных критериев в сфере морали, сами по себе являются содержательными моральными высказываниями и ведут к определенным практическим следствиям15. Во-вторых, остаются и традиционно неудобные вопросы философам "постмодернити": 1) как удовлетворительным образом объяснить наши интуиции по поводу отмеченных дихотомий; 2) как объяснить сам факт использования нами языка, использования, которое базируется на языковых интуициях, среди которых находится место и делению мира на видимый и реальный, и корреспонденции; 3) как объяснить возможность ошибки. Таким образом, заявлений о "выходе" из традиции еще недостаточно для действительного перехода к принципиальному иному стилю мышлению.

Все чаще звучат вопросы о том, что будет "после постмодернити"? Либо это вращение в бесконечном круге равноправных дискурсов, либо определенный возврат в обратном направлении и попытка согласования некоторых находок постмодернизма (обусловленность дискурса, в том числе и научного, культурными, политическими, этническими, гендерными и др. факторами) с традиционными ценностями западного рационализма. Представляется, что такой возврат к рационалистической традиции был бы весьма плодотворным для того, чтобы попытаться синтезировать "правду" постмодернизма по выявлению разного рода предпосылок знания – с нашими базовыми интуициями относительно реальности, истины и языка, от которых не так просто отказаться.

Примечания

1 Кузанский Н. Об ученом незнании. Соч. в 2-х т. – Т. 1. – М.,1979. – С. 51.

2 Секст Эмпирик. Три книги Пирроновых положений. Соч. в 2-х.т. – Т. 2. – М., 1976. – С. 209.

3 Рорти Р. "Найденное и сделанное" //Философский прагматизм Ричарда Рорти и российский контекст. – М., 1997. – С. 30.

4 Делез Ж. Платон и симулякр // Интенциональность и текстуальность. – Томск, 1998. – С. 235.

5 Лиотар Ж.Ф. Постмодернистское состояние: доклад о знании //Философия эпохи постмодерна. – Минск, 1996. – С. 141.

6 Рорти Р. Философия и зеркало природы. – Новосибирск, 1997. – С. 235.

7 Лиотар Ж.Ф. Постмодернистское состояние... – С. 143.

8 Рорти Р. Релятивизм: найденное и сделанное //Философский прагматизм Ричарда Рорти и российский контекст. – М., 1997. – С. 11–44.

9 Секст Эмпирик. Против ученых. Соч. в 2-х т. – Т. 1. – М., 1976. – С. 129.

10 Лиотар Ж.Ф. Постмодернистское состояние... – С. 149.

11 Lyotard. The Postmodern Сondition. Minneapolis, University Press, 1979.

12 Секст Эмпирик. Соч. – Т. 2. – С. 213.

13 Searle J. Rationality and Realism, What is at Stake? // In: Daedalus. – V. 122. – № 4. – Fall 1993. – С. 74–75.

14 Ibid.

15 Dworkin R. Objectivity and Truth: You'd Better Believe It. In: Philosophy & Public Affairs 25. – № 2 (Spring 1996).