А.А.Чернобров

ТЕОРИЯ ИМЕНИ И КУЛЬТУРНЫЙ “МЕНТАЛИТЕТ”

Постановка задачи. Многие отрасли науки первоначально возникают из необходимости решения чисто прикладных, прагматических задач. Так появились многие теоретические системы от геометрии до психоанализа. В семидесятые годы Е.М.Верещагин и В.Г.Костомаров выдвинули лингводидактическую теорию, названную лингвострановедением (далее ЛС). Идея заключалась в преподавании языка в неразрывной связи с культурой и “менталитетом” нации изучаемого языка. Стало ясно, что в противном случае адекватная, полноценная коммуникация невозможна.

Люди, принадлежащие к одному сообществу, всегда подразумевают больше, чем говорят вслух. Эта подразумеваемая информация, называемая фоновой, известна практически всем членам данного сообщества и находится как бы в свернутом виде в сознании и подсознании коммуникантов. Первоначально задача ЛС состояла в том, чтобы собрать такую информацию. Вероятно, ранее преподаватели недооценивали масштаб различий “своей” и “чужой” фоновой информации. Сбор такого фактического материала очень трудоемок и требует много времени. Фактологические бреши в знаниях об англоязычных культурах в большой степени заполнены. Ситуация быстро меняется и благодаря интервенции западной культуры в российскую за последние десять лет. Под словом “западная” надо иметь в виду прежде всего американскую массовую культуру. Но до сих пор лингвострановедение не выходило за пределы лингводидактики. На наш взгляд, практика “провоцирует” исследователя на создание действительно новой семантической теории, более глубокой, чем обоснование дидактики. С течением времени появились все новые доказательства того, что язык не может быть ни описан, ни декодирован, ни применен, не выходя за пределы собственно лингвистического исследования. Изучая язык, надо, с одной стороны, входить в область материальной реальности культуры, культурологии, истории, фольклора и т.д., а с другой – в область чисто психическую. Мы считаем, что эту проблему нельзя изучать в рамках одной только лингвистики, необходимо рассматривать методы психологии, культурологии, социологии и т. д.

Системный подход, который мы здесь предлагаем, предполагает, с одной стороны, четкое определение элементов теории, а с другой – рассмотрение этой теории как части интегрированного научного знания. Для этого требуется решить две задачи: во-первых, предложить семантическую и текстологическую теорию, увязывающую экстралингвистические культурные феномены и лингвистическую семантику слова и текста; и, во-вторых, предложить методологическое и психологическое обоснование теории номинации – центра семантической проблематики.

Вопрос о культурно-специфических значениях слов и экстралингвистических факторах, детерминирующих эти значения, невозможно решить, не определив понятие значения вообще, не разграничив языкового и внеязыкового значения. Однако это уже методологическая проблема. Таким образом, даже решение на первый взгляд чисто лингвистической задачи выводит исследователя на методологический уровень.

Культурно-психологическая семантика и текстология. Главный вопрос семантики – это понятия значения и его виды. В данном разделе нас интересует разделение языкового и внеязыкового значения и понятие культурологического компонента значения. Определения концепта “значение” очень многочисленны и разноречивы. Мы назовем лишь две крайние трактовки – суженную и расширенную. В узкой трактовке, принадлежащей структуралистам, весь содержательный аспект значения выносится за пределы лингвистики, так как содержание термина определяется специальными науками. Значение в такой трактовке ограничивается структурными и дистрибутивными, комбинаторными аспектами синтаксиса и семантики. Расширенное толкование, которого как правило придерживаются представители философии науки, утверждает, что только точное и полное описание термина делает его работоспособным в рамках данной теории. Это безусловно верно в отношении языка науки, но применение такой трактовки к обыденному языку размывает предмет лингвистики, против чего и выступали структуралисты. Нам представляется, что значения слов обыденного языка определяются обыденными фоновыми знаниями членов данного социума.

Переходя к культурологическому компоненту значения, нужно сначала определить само понятие культуры. Во многих работах по культурологии это определение либо вообще отсутствует, либо имеет сильный эмоционально-оценочный оттенок. Зачастую трудно провести грань между метафорическим и буквальным употреблением этого понятия. Мы попытаемся выделить три основных, на наш взгляд, понимания культуры:

1. Культура есть все то, что создано человеком (cultura – natura).

2. Культура – совокупность стереотипов сознания, привитых человеку данным социумом.

3. Культура – совокупность норм поведения, привитых человеку данным социумом.

Второе толкование трудно отделить от третьего, однако их не стоит смешивать. Между тем, что люди думают, и как они поступают, существует большая разница. Первое толкование понятия “культура” можно назвать материальным или онтологическим, второе – ментальным или психологическим, третье – бихевиористским или прагматическим.

Культура в материальном понимании выражается в языке [1] культурно-специфической лексикой, например: слово “прописка” в русском языке выражает специфически российскую (пост-советскую) культурную реалию и [2] специфическими имплицитными (подразумеваемыми) компонентами значения, например, в слове “такси” (taxi) компоненты внешней формы и цвета не входят в интенсионал понятия, но актуализируются при межкультурной коммуникации ( В США такси желтого цвета, а в Англии – черного).

Культура в ментальном понимании выражается [1] в субъективных специфических коннотациях и [2] национально-специфическом, дедуктивном вычленении понятий языка (пример – русское слово “сутки”, отсутствующее в других языках). Этот второй аспект можно, пожалуй, назвать “концептуальной картиной мира”, если мы хотим придать понятию концептуальной картины определенность.

Культура в прагматическом понимании выражается в различных видах прагматических контекстов.

Культурно-специфическая семантика присутствует и в непонятийной категории лексики – собственных именах. Вербальные ассоциации, связанные с именами, по данным проведенных нами экспериментов, делятся на индивидуальные и, в большой своей части, коллективные, социально детерминированные.

Эта “культурная” семантика актуализируется на уровне интерпретации текста. Примером “вчувствования” (выражение Дильтея) в исторический, культурный и, главное, целеполагающий контекст сообщения может служить “универсальная герменевтика”. Противоположный, прагматический подход к той же проблеме – это теория косвенных речевых актов. Суть герменевтического метода можно показать с помощью так называемого “герменевтического треугольника”, который имеет следующий вид:

При этом O – есть объект, т.е. текст, S₁ – есть субъект 1, т.е. автор текста, S₂ – есть субъект 2, то есть интерпретатор. Нетрудно заметить, что правильнее было бы назвать этот треугольник прагматическим по аналогии с семантическим треугольником Огдена-Ричардса. Герменевтический метод отличается от прагматического большей ориентацией на субъекта-автора, чем на объект-текст и большим акцентом на психологический фактор. Любой знак или система знаков, в особенности на уровне текста, кроме семантического аспекта (знак --- значение) должен рассматриваться также с прагматической точки зрения (знак --- адресат). Слова суть номинативные единицы, высказывания и текст суть коммуникативные, прагматические единицы. Язык в прагматическом аспекте предстает не как ряд именований, а как совокупность речевых актов.

Коммуникативная направленность языка – это отправная точка большинства лингвистических исследований в последнее время. При таком взгляде слово должно изучаться в коммуникативном аспекте, т.е. в составе сообщения, предложения. Как мы уже говорили, слово есть минимальная прагматическая единица. В обыденном языке слово “прагматика” имеет два основных значения: 1) действия, направленные исключительно на достижение какой-либо цели; 2) учет обстоятельств, приспособление к обстановке, в которой приходится действовать. Значение семиотического термина “прагматика” ближе ко второму толкованию этого слова, однако другой аспект этого понятия тоже очень важен. Именно при прагматическом подходе становится очевидным различие между прямым и косвенным речевым актом. Простой пример такого акта приводит Б.Рассел: “Когда родители говорят ребенку: “Лужа!”, они подразумевают при этом: “Не наступай в нее!” [Рассел, 1957].

Особое значение при косвенных речевых актах приобретают собственные имена. Вычленение “культурных” фоновых знаний важно для определения дескриптивной поддержки имен. Теория имени собственного как пучка, кластера дескрипций подвергалась критике [С.Крипке и др.]. Существует альтернативная теория “жестких десигнаторов”. Но проведенные нами вербальные ассоциативные эксперименты показали, что дескрипции занимают одно из ведущих мест в ассоциативном поле имен. При этом одна, чаще всего произвольно выбранная, дескрипция оказывается определяющей при идентификации. Признаем, однако, что это лишь косвенные эмпирические доказательства, они не дают права сделать окончательный выбор в пользу теории кластеров.

Психологическая типология существующих теорий номинации. Корреляции между культурой и языком коренятся гораздо глубже, чем специфическая культурная семантика слов. Как мы уже упомянули, “национальная картина мира” включает вопрос о корреляции между структурированием языка и структурированием мышления. Один из ответов на этот вопрос, гумбольдтовский, выражен в гипотезе Сепира-Уорфа о том, что форма языка детерминирует мышление. Противоположная, конвенциональная гипотеза утверждает, что такой жесткой зависимости не существует. Напротив, история науки – это история долгих, но во многом успешных попыток преодолеть эту зависимость.

В связи с этим возникает вопрос о выборе между конкурирующими теориями языка. Они касаются всех уровней и аспектов языка как системы.

Главные из этих конкурирующих теорий:

* полная, “имманентная” или “формальная”, конвенциональная трактовка значения,

* “сущностная” или “договорная” теория имен,

* герменевтика (экзегетика) или прагматика текста,

* жесткий или нежесткий детерминизм языка и мышления,

* эмоциональное или формально-логическое толкование именования.

Нетрудно заметить, что в каждой паре первые члены объединены рядом сходных философских предпосылок, а вторые члены каждой пары сходны по ряду других аксиоматических положений. На наш взгляд, главные из этих посылок следующие:

1. А. Знания даются человеку a priori, до опыта.

В. Знания приобретаются из опыта, a posteriori.

2. А. Язык первичен по отношению к мышлению, он детерминирует мышление.

В. Мышление может преодолеть зависимость от языка.

3. А. Язык отражает присущую вещам сущность, мы познаем эту сущность через язык.

В. Конечная сущность вещей непознаваема. Язык связан с представлениями ассоциативно.

4. А. Общие понятия не могут образовываться произвольно, они отражают общее в самих вещах.

В. Общие понятия произвольны и образуются по договору.

5. А. Единичное менее важно, чем всеобщее.

В. Единичное первично, понятие об общем складывается из единичных фактов.

6. А. Истина имеет ключевой онтологический статус.

В. Истина имеет логический статус.

Группа предпосылок А или В, как правило, сочетается в рамках какой-то одной теории номинации, какое-то одно положение чаще всего имплицирует остальные. Борьба этих двух типов теорий проходит через всю историю науки о языке.

Проанализировав лингвистические теории от древнегреческих философов до современности, можно установить, что линия А, характеризующаяся методологическим эссенциализмом и имманентизмом, идет от Гераклита. Его теория слова как вместилища знаний положила начало экзегетике и герменевтике от Филона до Гадамера. Платон с его учением об идеях – по сути родоначальник позднейшего ментализма от Декарта до Хомского.

Противоположная линия – методологический номинализм, пожалуй, идет от стоиков. Все философы эмпирического направления – Оккам и Гоббс, Локк или Дж.С.Милль, во взглядах на язык довольно последовательно придерживались линии В.

Особенно ярко различие между “сущностным” и номиналистским подходами проявляется в трактовке и классификации признаков. Материалистическое направление настаивает, что за признаком стоит вещь, что именование возможно только в силу того, что признаки отвлечены от вещей реального мира. Общие имена выражают общее в вещах, а индивидные имена осуществляют референцию к “миру”. Мы больше склоняемся к другой линии, подчеркивающей произвольность знака. Эта линия выделяет преимущественно конвенциональный характер имен обыденного языка, не только индивидных, но и общих. Сопоставительный анализ концептуальных картин различных языков, ментальных, концептуальных реалий различных культур укрепляет в этом мнении. Проиллюстрируем это примером Ф.Боаса.

В языке одного из индейских племен отсутствует общее имя для концепта “снег”. Существуют отдельные понятия: “падающий снег”, “лежащий снег” и “талый снег”. В языке науки важно установить методологический, эпистемологический статус терминов данной теории. В обыденном языке часто оказывается достаточно сравнительно простой процедуры компонентного анализа, то есть выявление признака, необходимого и достаточного для переименования вещи. Выбор такого признака часто произволен. Переименование вещи часто обусловлено культурными стереотипами коллективного сознания.

Все упомянутые выше философы исходят из некоторого количества недоказуемых предпосылок, которые детерминированы только темпераментом автора данной теории.

Эта мысль впервые была сформулирована основоположником философии прагматизма Уильямом Джемсом [Джемс, 1910]. Она была развита К.Г.Юнгом [Юнг, 1995]. Напомним главную мысль теории Джемса о психологических типах, которая, в свою очередь, явилась одним из основных источников системы К.Г.Юнга: “История философии является в значительной мере столкновением известных психологических темпераментов (характерологических расположений). Темперамент [профессионального философа] составляет более сильный предрассудок, чем любая из его объективных предпосылок.”

Указанная книга послужила основой популярной в последнее время теории “соционики”. Можно спорить с конкретикой психологической типологии Юнга или с соционикой. Однако сама мысль Джемса кажется верной. Выбор той или иной философской теории обусловлен не ее преимуществом (поскольку это недоказуемо), а темпераментом философа. Нам представляется, что любая типология научных теорий и в частности лингвистических учений, в конце концов сведется к психологической. Ю.С.Степанов создал теорию о трех парадигмах философии языка, положив в ее основу пирсовскую трихотомию (“семантика-синтактика-прагматика” (дейктика) [Степанов, 1985]. Он утверждал, что наука попеременно стремится к каждой из этих трех парадигм, а затем, пройдя полный виток спирали, возвращается к первой исходной парадигме на новом уровне познания. Нам кажется, что дело не столько в трихотомии Пирса, сколько в дихотомии Джеймса-Юнга – эссенциализм/эмпиризм, экстраверсия/интраверсия. Пирсовская типология теорий языка по трем парадигмам верна, но, на наш взгляд, вторична по отношению к дихотомии Джеймса-Юнга. Именная, субстанциальная парадигма характерна для интравертного типа личности по Юнгу, также как и дейктическая, эгоцентрическая парадигма. Синтаксическая (предикатная, пропозициональная) парадигма характерна для экстравертного типа.

Развитие философских теорий языка можно представить не в виде спирали, а в виде маятника, раскачивающегося между крайним эмпиризмом и крайним эссенциализмом. До конца 60-х годов доминировала эмпирическая парадигма в философии, ярким представителем которой был Р.Карнап. За последние 25 лет после заката неопозитивизма наблюдается явная тенденция возрождения эссенциализма. Особенно это заметно в последние годы в России. Вновь стали модными мистические, иррациональные теории имен. Ю.С.Степанов предлагает остановить этот маятник в средней точке [Степанов, 1995]. Этот взгляд верен в общетеоретическом смысле, но парадокс заключается в том, что эссенциализм плохо приложим к конкретным нуждам лингвистики. Нам представляется, что для ономатологии более приемлем номиналистический подход. Сравнительный анализ, освещенный нами в других работах, показал, что номиналисты в целом достигли более значительных успехов в изучении имен как объекта теории. Возможно, в данном случае прагматический критерий успешности как основания для предпочтения одной из теорий может быть принят.

В этой статье мы преследовали две основные цели: с одной стороны, последовательно разделяя лингвистическое и экстралингвистическое, связать внеязыковые знания и внеязыковые объекты в рамках некоей языковой семантической теории. С другой – мы пытались показать, что лингвистическая теория не может быть полной, оставаясь только лингвистической и не выходя на методологический и, в конечном счете, психологический уровень.

ЛИТЕРАТУРА

1. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Лингвострановедческая теория слова. – М.: Русский язык, 1980. – 320 с.

2. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. – М.: Русский язык, 1976. – 248 с.

3. Джемс В. Прагматизм. – М., 1910.

4. Рассел Б. Человеческое познание, его сфера и границы. – М.: Изд-во иностр. лит., 1957. – 556 с.

5. Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка. – М.: Наука, 1985. – 125 с.

6. Степанов Ю.С. Изменчивый образ языка в науке XX века // Язык и наука конца XX века. – М.: РГГУ, 1995. – С.7-34.

7. Юнг К.Г. Психологические типы. – М., 1995.