Ю.С. Худяков

Древнетюркское погребение на могильнике Терен-Кель*

* Работа выполнена по гранту РГНФ (№8–06-003380.

Памятники культуры древних тюрок были обнаружены на территории Минусинской котловины в начале XVIII в. Однако, достоверных сведений о раскопках древнетюркских погребений по обряду трупоположения с конем или с бараном не было до 1920-х годов, когда подобные памятники были раскопаны и введены в научный оборот. В 1929 г. С.А. Теплоухов опубликовал материалы из раскопок погребения с конем на р. Таштык¹. Он впервые отнес это захоронение к “представителю алтайских тюрков, появившихся в VII в. в Минусинской котловине”². Иначе оценил погребение с конем, раскопанное на памятнике Усть-Тесь, С.В. Киселев³. Он объединил подобные памятники в “малых кольцах” с таштыкскими погребениями в “больших кольцах” “по совпадению конструкций и близости керамического материала” в единую культуру “чжаа-тас”⁴. В 1930-х годах погребения с конем и детские захоронения с бараном были исследованы В.П. Левашовой на могильнике Капчалы II. С.В. Киселев раскопал захоронение с конем на памятнике Уйбат II. Все эти материалы были обобщены в 1948 г. Л.А. Евтюховой, выделившей их в четвертый тип погребений культуры енисейских кыргызов⁵. Она отнесла подобные памятники на Енисее к IX в. и сочла, что они принадлежат кыргызам, перешедшим на обряд трупоположения с конем⁶. Мнение Л.А. Евтюховой о кыргызской принадлежности минусинских погребений с конем поддержал С.В. Киселев⁷. Аналогичной точки зрения придерживалась В.П. Левашова. При издании материалов из раскопок могильника Капчалы II она отнесла захоронения с конем или с бараном к “кыргыз-хакасам”⁸. Опираясь на данное предположение, А.Н. Бернштам отнес некоторые из исследованных им погребений с конем на Тянь-Шане к “енисейским кыргызам”⁹. Против такого определения возражал Л.Р. Кызласов, который считал, что погребения с конем в Минусинской котловине принадлежат алтайским тюркам¹⁰. Минусинские захоронения с конем учитывались при анализе материалов древнетюркской культуры в пределах Саяно-Алтая и Центральной Азии. при создании классификации средневековых погребений Алтая на материалах могильника Кудыргэ А.А. Гаврилова отнесла минусинские погребения с конем к “катандинскому типу” VII–VIII вв.¹¹ А.Д. Грач высказал предположение, что погребения с конем на Среднем Енисее принадлежали “засаянским тюркам”, оставившим в Минусинской котловине свои гарнизоны¹². Ю.И. Трифонов отнес минусинские погребения с конем к племенам теле, ссылаясь на то, что в Минусинской котловине “почти не встречено” древнетюркских поминальных оградок и каменных изваяний¹³. Д.Г. Савинов высказал предположение, что погребения с конем принадлежат представителям “какой-то этнической группы, жившей в Минусинской котловине вместе с кыргызами” на протяжении всего периода раннегосредневековья¹⁴. В 1960 – начале 1970-х годов, в результате широкомасштабных раскопок на Енисее существенно расширился круг памятников, содержавших погребения с конем или с бараном. М.П. Грязновым подобные захоронения были раскопаны на могильнике Тепсей III, А.А. Гавриловой – на могильнике Над Поляной, Л.П. Зяблиным – на могильнике Перевозинский чаа-тас, Э.Б. Вадецкой – на могильнике Георгиевская III. Однако, эти новые материалы длительное время не вводились в научный оборот. В 1975 г. Л.Р. Кызласов высказал предположение, согласно которому минусинские погребения с конем относятся к IX–XII вв. и принадлежат алтайским тюркам, попавшим в кыргызские земли “в качестве рабов, кыштымов, дружинников, клиентов и союзников”¹⁵. В 1976 г. Ю.С. Худяковым было исследовано погребение с конем на могильнике Тепсей III¹⁶. В 1979 г. материалы раскопок древнетюркских погребений с конем и с бараном были изданы М.П. Грязновым и Ю.С. Худяковым¹⁷. Результаты предшествующих исследований погребений с конем в Минусинской котловине были обобщены Ю.С. Худяковым¹⁸. Все исследованные на Среднем Енисее средневековые погребения с конем или с бараном, наряду с поминальными оградками, изваяниями и некоторыми руническими надписями, были отнесены к кок-тюркам, появившимся в Минусинской котловине в результате завоевательного похода войска Тоньюкука, Кюль-Тегина и Могиляна зимой 710–711 гг. После крушения Второго Восточнотюркского каганата в 745 г. тюрки натурализовались в кыргызской среде и к началу II тыс. н.э. ассимилировались. Перейдя на погребальный обряд кремации умерших. В последующие годы были обобщены материалы по вооружению минусинских кок-тюрок и находкам колчанов в погребениях с конем на Среднем Енисее¹⁹. Была проанализирована конструкция узды из древнетюркского погребения на могильнике Ибыргыс-кисте²⁰. Предметы вооружения из минусинских погребений с конем анализировались в рамках комплекса боевых средств древних тюрок Центральной Азии²¹. В 1980-х годах изучением древнетюркских погребений с конем занимался С.П. Нестеров. Им были проанализированы некоторые находки тесел из памятников древних тюрок и других тюркоязычых кочевников в Южной Сибири²². Были введены в научный оборот материалы из древнетюркского погребения на р. Таштык, раскопанного С.А. Теплоуховым²³. Результаты проведенных исследований были отражены в обобщающей монографии С.П. Нестерова, посвященной роли коня в культах средневековых тюркоязычных кочевников Центральной Азии²⁴. Он пришел к выводу о принадлежности этих памятников тюркам²⁵. Неоднократно возвращался к анализу минусинских погребений с конем в 1980-е годы Д.Г. Савинов. В монографии, посвященной систематизации памятников древнетюркской эпохи в Южной Сибири, он подчеркнул, что погребения с конем в Минусинской котловине относятся к разным этапам в рамках периода раннего средневековья²⁶. В отношении их этнической принадлежности он высказался в пользу того, что к середине VII в. в Южной Сибири сложилась “сложная этнокультурная общность” из тюрков и телесцев, названная им “алтае-телесскими тюрками”, которым и принадлежали погребения с конем²⁷. При анализе материалов впускных погребений с конем в насыпях тагарских курганов, раскопанных на юге Хакасии, Д.Г. Савинов, П.Г. Павлов и Е.Д. Паульс отнесли эти памятники к VIII-IX вв. Они высказали предположение, что данные памятники могли принадлежать кимакам, азам, карлукам или “иному населению юго-западного происхождения”²⁸. Мнение о долговременном проживании древних тюрок на Среднем Енисее, со второй половины VI в. поддержал В.А. Могильников. Он считал, что эти памятники принадлежали “особой этнической группе тюрок”²⁹. В 1980 – 1990-е годы на территории Минусинской котловины было исследовано значительное количество новых памятников, содержавших погребения с конем или бараном. Ю.С. Худяковым были раскопаны древнетюркские погребения с лошадьми на могильниках Терен-Кель и Ибыргыс-Кисте³⁰. О.А. Митько и Ю.В. Тетериным были раскопаны древнетюркских погребения с конем на могильниках Маркелов Мыс I и II на берегу Енисея³¹. Среди раскопанных объектов несомненный интерес представляют захоронения по обряду трупосожжения человека и коня в могильной яме, свидетельствующие о сближении заупокойной обрядности тюрок и кыргызов³². А.И. Поселяниным и Э.Н. Киргинековым были раскопаны погребения с конем на могильнике Белый Яр II³³. Л.Р. Кызласов и И.Л. Кызласов раскопали несколько захоронений с конем на Абаканском чаатасе³⁴. Е.Д Паульс исследовал впускные погребения с лошадьми на памятниках Сабинка I и Кирбинский Лог³⁵.

За два десятилетия, прошедших со времени первого опыта обобщения древнетюркских погребений с конем на Среднем Енисее, количество исследованных памятников и раскопанных объектов возросло более, чем в два раза. Новые материалы нуждаются в систематизации и осмыслении. Однако, эта работа сдерживается тем, что новые материалы остаются в полном объеме не введенными в научный оборот. Среди большого количества захоронений, раскопанных в последние десятилетия, достаточно подробно опубликованы только материалы из впускных захоронений на юге Минусинской котловины³⁶. В этой связи весьма актуальной задачей является издание материалов из раскопок в разных районах Среднего Енисея. Одним из таких памятников, частично исследованный в 1970 – 1980-е годах, на котором были раскопаны древнетюркские погребения с конем, является могильник Терен-Кель, расположенный в Когунекской долине, на правобережье р. Чулым, на севере Минусинской котловины. Это один из самых северных пунктов Минусы, в котором было исследовано два древнетюркских погребения с лошадьми. Одно из них, оказавшееся полностью разграбленным было опубликовано³⁷. В прошлом, в окрестных районах на оз. Туим и в долине р. Черный Июс было обнаружено несколько дервнетюркских каменных изваяний³⁸. Севернее этот района известно несколько впускных захоронений с конем в насыпях тагарских курганов, раскопанных у с. Шестаково в Ачинско-Мариинской лесостепи³⁹.

В полевом сезоне 1986 г. на могильнике Терен-Кель был раскопан курган №14, содержавший погребение с конем⁴⁰. Курган №14 расположен в северо-восточной части могильника, среди таштыкских склепов и средневековых курганов, в которых находились одиночные безинвентарные захоронения по обряду ингумации. До раскопок он представлял собой пологую, кольцевую, слабо задернованную насыпь из массивных и мелких песчаниковых плит, диаметром 3 м, высотой – 0,1 м. Внутри кольцевой насыпи находилась западина. Часть плит насыпи просела в провал над могильной ямой. Могильная яма, овальной формы, площадью – 1,5 х 2 м, ориентированная длинной стороной по линии запад – восток. На глубине 0,96 м, на уступе могильной ямы, в ее северной части находился скелет погребенного – взрослого мужчины. Он лежал на спине, в вытянутом положении, головой на запад. Череп погребенного был наклонен в сторону грудной клетки. Под черепом лежала каменная плитка – “подушка”. Руки согнуты в локтях, кисти находились в области таза. Обе ноги были несколько сдвинуты ступнями в южную сторону могилы. У правой плечевой кости погребенного была положена берцовая кость и фаланга барана. На тазовых и бедренных костях погребенного находились сильно коррозированные железные накладки. Обломки железных накладок лежали вдоль левой плечевой кости, под тазовыми и бедренными костями. Южнее погребения располагалась грунтовая перемычка, возвышающаяся над северным уступом могильной ямы и отделяющая его от подбоя, углубленного до 1,18 м. В подбое лежал скелет коня. Он был положен на живот, с подогнутыми ногами и неестественно изогнутой шеей, был ориентирован головой на запад. В зубах коня находились железные двусоставные удила с костяными псалиями. На одном из ребер левого бока находилось железное кольцо. Возле черепа лошади лежали мелкие обломки бараньих костей. На перемычке между погребениями человека и коня находился берестяной колчан открытого типа с карманом, верхняя часть приемника, горловина и карман которого были украшены костяными накладками с циркульным орнаментом. Над горловиной лежало несколько железных трехлопастных наконечников стрел с костяными свистунками. На приемнике находился железный пластинчатый крюк. Рядом с приемником лежало несколько железных накладок. Под колчаном находилось железное стремя с округлым проемом и петлей и пластинчатой подножкой (см. рис. I). Погребение в кургане №14 на могильнике Терен-Кель имеет схожие элементы в конструкции сооружения, погребальной обрядности и инвентаре с другими захоронениями с конем в Минусинской котловине. Наибольшее сходство с терен-кельским наблюдается с погребением в М. №1 могильника Уйбат II, которое совершено в могильной яме с перемычкой, а скелет человека лежит с каменной плиткой под черепом. Поверх скелета, вдоль правой руки, лежал берестяной колчан со стрелами и орнаментированными накладками и накладки лука. Под колчаном находились кости барана и железный нож. Скелет коня лежал на животе, с подогнутыми ногами, ориентирован головой в ту же сторону, что и скелет человека. при нем найдены остатки деревянного остова седла, железные стремена с округлой петлей, костяные подпружные пряжки и костылек. Возле правой задней ноги коня лежала “ножная кость барана”⁴¹. Существенным отличием является то, что в уйбатской могиле конь лежал на уступе, а погребенный в подбое. Определенное сходство наблюдается и с захоронением в М. №10 на р. Таштык, где находилось погребение с конем, в составе инвентаря которого был лук, орнаментированный колчан, стрелы со свистунками, железные накладки и костяная пряжка от сбруи, бронзовые и железные детали пояса, кожаная сумка⁴². В насыпи кургана были найдены фрагменты вместительного баночного сосуда. С погребениями в сопровождении коня в других памятниках Минусинской котловины различий наблюдается больше, хотя некоторые схожие элементы в конструкции, обрядности и инвентаре имеются.

Рис. I. Терен-Кель. К. № 14. Погребение.	Рис. 2. Терен-Кель. К. № 14. Инвентарь: 1 – кольцо, 2 – удила, 3 – крепежные принадлежности.

Сопроводительный инвентарь из погребения в кургане №14 представлен предметами вооружения, воинского снаряжения и конской сбруи.

В зубах у лошади находились железные двусоставные удила с роговыми двудырчатыми псалиями (см. рис. 2, 2). Удила с роговыми стрежневыми псалиями бытовали в культурах кочевников Саяно-Алтая в течение хуннского и древнетюркского времени. А.А. Гаврилова, С.И. Вайнштейн, Д.Г. Савинов считают их в наибольшей степени характерными для древних тюрок в VI–VIII вв.⁴³ Л.Р. Кызласов предполагает, что они бытовали и в IX–X вв.⁴⁴

На ребрах с левого бока коня было обнаружено сильно коррозированное железное кольцо с обломками пластин (см. рис. 2, 1). Вероятно, это распределитель ремней от седла. Подобные распределители характерны для культур кочевников Южной Сибири в эпоху развитого средневековья. В период раннего средневековья такие распределители встречаются редко. Подобная находка известна в материалах древнетюркского погребения на р. Таштык⁴⁵. Рядом с сильно истлевшим берестяным приемником колчана находилось несколько сильно коррозированных железных предметов. Их первоначальная формы и назначение не ясны. Вероятно, это крепежные принадлежности колчана (см. рис. 2, 3). На колчане был обнаружен железный крюк с неширокой пластиной, крепившейся на шпеньках к ремешку. Подобные крюки с пластинчатым окончанием характерны для центрально-азиатских кочевников в эпоху развитого средневековья⁴⁶. Под колчаном было найдено железное стремя с округлым проемом, петлей и пластинчатой подножкой (рис. 3). Подобная форма стремян была очень широко распространена в кочевом мире в эпоху раннего средневековья⁴⁷. Колчан, найденный в погребении, относится к типу открытых, с карманом. Благодаря хорошей сохранности костяных орнаментированных пластин, сохранивших свое первоначальное расположение, удалось реконструировать форму терен-кельского и других колчанов с костяными накладками⁴⁸. На берестяном кармане колчана находилось семь железных трехлопастных наконечников стрел. Один из них относится к типу удлиненно-шестиугольных (см. рис. 4, 1). Четыре наконечника относятся к типу удлиненно-ромбических (см. рис. 4, 2, 4, 5). Два самых крупных наконечника сильно коррозированы и не сохранили своей первоначальной формы (см. рис. 4, 3, 6). Все наконечники имеют костяные свистунки с округлыми отверстиями. Наконечники довольно массивны, с широкими или узкими лопастями, длиной – 5,5–7 см, шириной – 2,5–3,5 см. Они весьма характерны для памятников культуры древних тюрок во всем центрально-азиатском регионе и в Минусинской котловине, где бытуют в течение всего периода раннего средневековья⁴⁹. Вдоль левой руки и на костях таза погребенного находились сильно коррозированные железные накладки, на левой бедренной кости – железный нож.

Рис. 3. Терен-Кель. К. № 14. Стремя.	Рис. 4. Терен-Кель. К. № 14. Наконечники стрел.

Хотя предметы, найденные в погребении не имеют узкой хронологической датировки, период их бытования охватывает всю эпоху раннего средневековья, отсутствие в составе инвентарного комплекса бронзовой поясной и сбруйной фурнитуры свидетельствует, что памятник относится к концу I тыс. н.э. В IX–X вв. кок-тюрки были расселены в Минусинской котловине достаточно широко, от истоков Чулыма до Саянских гор. Вероятно, они заняли часть минусинских степей, обезлюдевших вследствие массового оттока кыргызского населения на юг, в Центральную Азию, после разгрома уйгуров и образования Кыргызского каганата.

Примечания

¹ Теплоухов С.А. Опыт классификации древних металлических культур Минусинского края // Материалы по этнографии. – Л., 1929. – Т. IV. – Вып. 2. – С.55.

² Там же. – С.55.

³ Киселев С.В. Материалы археологической экспедиции в Минусинский край в 1928 г. // Ежегодник государственного музея им. Н.М. Мартьянова в г. Минусинске. – Минусинск. 1929. – Т. VI. – Вып. 2. – С.146.

⁴ Там же. – С.155.

⁵ Евтюхова Л.А. Археологические памятники енисейских кыргызов (хакасов). – Абакан. 1948. – С.60–67.

⁶ Там же. – С.66–67.

⁷ Киселев С.В. Древняя история Южной Сибири. – М., 1951. – С.603.

⁸ Левашова В.П. Два могильника кыргыз-хакасов // Материалы и исследования по археологии СССР. – М., 1952, №24. – С.136.

⁹ Бернштам А.Н. Историко-археологические очерки центрального Тянь-Шаня и Памиро-Алтая // Материалы и исследования по археологии СССР. – М.-Л., 1952, №26. – С.88.

¹⁰ Кызласов Л.Р. К вопросу об этногенезе хакасов // Уч. зап. Хакасс. НИИЯЛИ. – Абакан, 1959, вып. VII. – С.82.

¹¹ Гарилова А.А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племен. – М.-Л., 1965. – С.64–65.

¹² Грач А.Д. Хронологические и этнокультурные границы древнетюркского времени // Тюркологический сборник. – М., 1966. – С.191.

¹³ Трифонов Ю.И. Об этнической принадлежности погребений с конем древнетюркского времени // Тюркологический сборник. – М., 1973. – С.369.

¹⁴ Савинов Д.Г. Этнокультурные связи населения Саяно-Алтая в древнетюркское время // Тюркологический сборник. – М., 1973. – С.145.

¹⁵ Кызласов Л.Р. Курганы средневековых хакасов (аскизская культура) // Первобытная археология Сибири. – Л., 1975. – С.207.

¹⁶ Нестеров С.П., Худяков Ю.С. Погребения с конем могильника Тепсей III // Сибирь в древности. – Новосибирск, 1979. – С.88.

¹⁷ Грязнов М.П., Худяков Ю.С. Кыргызское время // Комплекс археологических памятников у горы Тепсей на Енисе. – Новосибирск, 1979. – С.150–155.

¹⁸ Худяков Ю.С. Кок-тюрки на Среднем Енисее // Новое в археологии Сибири и Дальнего Востока. – Новосибирск, 1979. – С.194–206.

¹⁹ Худяков Ю.С. Вооружение кок-тюрок Среднего Енисея // Изв. СОАН СССР. Сер. обществ. наук. – 1980. – Вып. 3. – С.91–99; Он же. Древнетюркский орнаментированный колчан из могильника Терен-Кель // Изв. СОАН СССР. Сер. истор., филолог., философ. – 1988. – Вып. 3. – С.59–61; Худяков Ю.С., Мякинников В.В. Колчаны древних тюрок Среднего Енисея // Проблемы средневековой археологии Южной Сибири и сопредельных территорий. – Новосибирск, 1991. – С.60–65.

²⁰ Худяков Ю.С. Реконструкция узды из древнетюркского погребения на могильнике Ибыргыс-Кисте // Гуманитарные науки в Сибири. Сер.: археология и этнография. – 1998. – №3. – С.31–38.

²¹ Худяков Ю.С. Вооружение древних тюрок Центральной Азии // Проблемы археологии степей Евразии. – Кемерово, 1984. – С.64–78; Он же. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии. – Новосибирск, 1986. – С.137–169.

²² Нестеров С.П. Тесла древнетюркского времени в Южной Сибири // Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. – Новосибирск, 1981. – С.168–172.

²³ Нестеров С.П. Погребение с конем на р. Таштык (по материалам раскопок С.А. Теплоухова) // Археология Северной Азии. – Новосибирск, 1982. – С.95–101.

²⁴ Нестеров С.П. Конь в культах тюркоязычных племен Центральной Азии в эпоху средневековья. – Новосибирск, 1990. – С.67–85.

²⁵ Там же. – С.71.

²⁶ Савинов Д.Г. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху. – Л., 1984. – С.54–55, 63–64.

²⁷ Там же. – С.57.

²⁸ Савинов Д.Г., Павлов П.Г., Паульс Е.Д. Раннесредневековые впускные погребения на юге Хакасии // Памятники археологии в зонах мелиорации Южной Сибири. – Л., 1988. – С.101.

²⁹ Могильников В.А. Тюрки // Степи Евразии в эпоху средневековья // Археология СССР. – М., 1981. – С.33.

³⁰ Худяков Ю.С. Новые данные по археологии Когунекской долины // Археологические исследования в районах новостроек Сибири. – Новосибирск, 1985. – С.185–186; Он же. Раскопки могильников Ах-хол и Ибыргыс-Кисте // АО 1983 года. – 1985. – С.248.

³¹ Митько О.А., Тетерин Ю.В. О культурно-дифференцирующих признаках древнетюркских погребений на Среднем Енисее // Сибирь в панораме тысячелетий. – Новосибирск, 1998, ч. 1. – С.396–403.

³² Москалев М.И., Табалдиев К.Ш., Митько О.А. Культура средневекового населения внутреннего Тянь-Шаня и сравнительный анализ с сопредельными регионами Центральной Азии. – Бишкек, 1996. – С.192–193.

³³ Киргинеков Э.Н., Поселянин А.И. Новые данные о погребениях с конем в Хакасско-Минусинской котловине // Новое в археологии Сибири и Дальнего Востока. – Томск, 1992. – С.85–86.

³⁴ Кызласов Л.Р., Кызласов И.Л. Работы в Хакасии и Туве // АО 1982 года. – 1984. – С.211–212; Они же. Новые материалы о происхождении культуры чаатас // АО 1983 года. – 1985. – С.219–220.

³⁵ Савинов Д.Г., Павлов П.Г., Паульс Е.Д. Раннесредневековые впускные погребения на юге Хакасии // Памятники археологии в зонах мелиорации Южной Сибири. – Л., 1988. – С.83.

³⁶ Там же. – С.83–101.

³⁷ Худяков Ю.С. Новые данные по археологии Когунекской долины. – С.185–186.

³⁸ Борисенко А.Ю., Худяков Ю.С. Поминальные памятники древних тюрок на Среднем Енисее по материалам экспедиций XVIII–XIX веков // Сибирь в панораме тысячелетий. – Новосибирск, 1998, ч. 1. – С.58.

³⁹ Мартынов А.И., Мартынова Г.С., Кулемзин А.М. Шестаковские курганы. – Кемерово, 1971. – С.40–42.

⁴⁰ Евтюхова Л.А. Археологические памятники... – С.61–64.

⁴¹ Там же.

⁴² Нестеров С.П. Погребения с конем... – С.95–101.

⁴³ Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ... – С.80; Вайнштейн С.И. Некоторые вопросы истории древнетюркской культуры (в связи с археологическими исследованиями в Туве) // Сов. этнография. – 1966. – № 3. – С.77; Савинов Д.Г. Народы Южной Сибири... – С.135.

⁴⁴ Кызласов Л.Р. Древняя Тува (от палеолита до IX в. ). – М., 1979. – С.139.

⁴⁵ Нестеров С.П. Погребение с конем... – С.99.

⁴⁶ Худяков Ю.С. Вооружение центрально-азиатских кочевников в эпоху раннего и развитого средневековья. – Новосибирск, 1991. – С.127.

⁴⁷ Савинов Д.Г. Народы Южной Сибири... – С.132–133.

⁴⁸ Худяков Ю.С. Древнетюркский орнаментированный колчан... – С.60, рис. 15.

⁴⁹ Худяков Ю.С. Вооружение средневековых кочевников... – С.143, 145.