ЛАБИРИНТЫ БИОЭТИКИ

 

Н.А.Балакирев, Б.Барабаш (Польша), Е.М.Колдаева, Т.Рекиля (Финляндия), А.Л.Симанов, О.В.Трапезов, Н.Н.Тютюнник, С.В.Хансен (Дания), М.Харри (Финляндия)

 

Вместо введения

Вопросы этического отношения человека к животному миру возникли, видимо, еще во времена неолита. Жалость к пойманным животным, бережное и ласковое отношение к животным, обитавшим рядом с человеческим жилищем, поклонение тем животным, от которых зависела жизнь племени (что, кстати, послужило одной из причин появления зооморфных форм религии), привело людей к еще большему осознанию необходимости регулирования своих отношений с этим миром.

В дальнейшем регулирование отношений между людьми и животными вошло в религиозные каноны, в частности, в христианские, которые предусматривают не только имущественную сторону этих отношений (что относится к области права), но и сострадательную: “Человек часто вынужден и получил на то право убивать животных. Но как оправдать сомнительное удовольствие, испытываемое человеком от охоты, устраи­ваемой ради забавы? Как оправдать человека, истязающего животное и заставляющего его работать сверх силы? Это заслуживает названия грубого насилия и жестокости. Еще в законе Моисея сказано: “Праведник милует души скотов своих...”. И животные имеют душу, и они могут чувствовать и любовь и боль. Жестоко бить, калечить или убивать бедную скотину, когда она забредет в чужой огород. Не животное виновато, а хозяин, оставивший его без присмотра” [1].

В философии первым, видимо, расширил этическую проблематику, включив в нее проблемы отношения к живому в целом, родоначальник немецкой классической философии Иммануил Кант (1724–1804). В своем этическом учении он проводит деление этики по различию субъектов и их законов, где, кроме долга человека перед человеком, выделяет и долг человека перед нечеловеческими существами [2]. Выражая свои взгляды на обязанности человека по отношению к живой природе и считая это существенным в нравственной культуре, Кант пишет: “В отношении живой, хотя и лишенной разума, части тварей насильственное и вместе с тем жестокое обращение с животными еще более противно долгу человека перед самим собой, так как этим притупляется сочувствие человека к их страданиям и ослабляются и постепенно уничтожаются естественные задатки, очень полезные для моральности в отношениях с другими людьми, хотя человек имеет право на их быстрое (совершаемое без мучений) умерщвление или на то, чтобы заставлять их работать напряженно, но не сверх сил (с такого рода работой и людям приходится мириться)” [3]. Кроме того, и что звучит сейчас особенно актуально, “мучительные же физические опыты в интересах одной лишь спекуляции, если цель могла быть до­стигнута и без них, отвратительны” [4]. Полностью раскрываются этические установки Канта по отношению к живому и становятся понятными причина такой постановки проблемы и такого ее решения в следующем тезисе: “Даже благодарность за долголетнюю работу старой лошади или за длительную службу собаки (как если бы они были членами семьи) есть косвенно долг человека, а именно в отношении этих животных, но непосредственно она есть долг человека перед самим собой” [5].

Действительно, человек по Канту есть “существо, одаренное чувствами, т.е. как человек (принадлежащий к одному из видов животных)” [6]. Но он еще и “существо, одаренное разумом” [7], и благодаря этому, взятый еще и как личность, он “есть существо, способное брать на себя обязательства, и притом по отношению к самому себе (к человечеству в своем лице)” [8]. Поэтому все обязательства человека по отношению к себе, а тем самым и по отношению к окружающему, поскольку в противном случае невозможно существование человека как личности, есть обязательства этические. Иными словами, по Канту отношение к самому себе есть отношение к окружающему и наоборот, в отношении к окружающему проявляется отношение человека к самому себе. И отношение это, помимо прочего, имеет этический характер. Собственно говоря, здесь скрываются ответы на вопросы – что такое биоэтика и имеет ли она право на существование как часть этики?

Понятие биоэтики ввел в научный оборот американский биолог В.Поттер, который понимал под ней новую научную дисциплину, объединяющую биологическое знание и человеческие ценности [9]. Однако первое время (фактически до середины 70-х годов и в основном в работах американских ученых) это понятия использовалось как синоним биомедицинской и медицинской этики и связывалось с проблемами этичности абортов, эвтаназии, сексуальных отношений, медицинского обслуживания, пересадки органов и т.п. Однако с развертыванием на Западе общественного биоэтического движения, философских, правовых, этических, биологических и медицинских исследований, так или иначе касавшихся проблем взаимодействия человека не только с человеком, но и с неживым и, прежде всего, с живым миром, расширили представления о предмете и объекте биоэтики до понимания их Поттером. И, в частности, в биоэтические исследования включили и проблемы, связанные со взаимодействием человека и животных, возродив в известной степени кантовскую расширенную интерпретацию этики в соответствии с ее уже упоминаемым делением. Расширенная таким образом и считающаяся сейчас очевидной интерпретация предмета и объекта биоэтики нашли свое отражение в изданной в США и Англии четырехтомной “Энциклопедии биоэтики” [10]. Однако современные исследования, научная, политическая и экономическая деятельность людей поднимают новые проблемы биоэтического характера, в том числе и проблемы переопределения предмета и объекта биоэтики как особой научной дисциплины, проблемы связи ее с практической деятельностью людей. В контексте последней достоинства и недостатки разработки проблем биоэтики уже влияют на принятие государственных решений, на направления развития современных общественных биоэтических движений.

Все это заставляет нас вернуться к анализу биоэтической проблематики и возможного ее переосмысления применительно к особенностям как современного состояния познания живого, так и современного состояния общества в целом и научного сообщества в частности. Этот анализ можно проводить как на философском уровне, так и на уровне конкретно-научном, что обычно и делается в современной литературе. Но мы считаем, что ни тот, ни другой варианты в отдельности не приведут к каким-либо результатам, имеющим системный, комплексный характер, дающим це­лост­ное видение как проблем, так и путей их решения. Очевидно, необходим “третий” путь, синтезирующий, точнее, представленный как комплексный, максимально возможно учитывающий все достижения как в области философии (социальной философии; политологии; философии биологии, медицины, экологии и др.), так и в области конкретно-научных исследований. Но здесь необходимо использовать и метод историзма, требующий рассматривать какой-либо предмет в его становлении и развитии, так как именно в этом случае мы сможем построить общую картину достижений и заблуждений в такой важной отрасли человеческого познания, как биоэтика. При этом исследование, видимо, необходимо начинать с обсуждения тех проблем, которые повлияли на обострение “биоэтической ситуации” именно в настоящее время, но имеют давние корни. И здесь особую актуальность приобрели давние, но по-новому поставленные вопросы этического отношения к животным. И действительно, проблема гуманного использования животных обсуждается уже многие годы как научной, так и широкой общественностью, и это обсуждение особенно обострилось в связи с генетическими исследованиями.

 

Манипуляция с генетическим материалом
и этические проблемы

Сформировавшийся в ходе эволюции человек современного типа уже располагал чрезвычайно сложным мозгом как бы в предвидении будущих задач, которые встанут перед ним намного тысячелетий позже, когда потребуется использовать законы квантовой механики для овладения энергией атома и познать законы небесной механики для того, чтобы высадиться на соседнем небесном теле; или наработать биотехнологические методы клонирования организмов на случай укрыться от возможно грозящей в будущем опасности депопуляции при теоретически допустимой утрате способности к половому размножению. В этом ряду искушений человека на управление окружающим миром особо выделяется его претензия на творчество, или если хотите, на творение живых форм. Начиналось это по историческим меркам не так уж и давно.

К началу 80-х годов термин “генная инженерия” был малоизвестен за пределами исследовательских лабораторий. Но уже сегодня общественное мнение поляризовалось как на сторонников генетических манипуляций, так и противников, призывающих не только к осмотрительности в выборе этих средств, способных изменить жизнь человека с гораздо большими последствиями, чем прежние научные и технологические прорывы, но даже запретить некоторые направления генетических исследований.

Накопленные современной экспериментальной генетикой сведения дают возможность констатировать, что в результате становления и саморазвития биологически организованной материи (а в этом, собственно, и состоит существо процесса эволюции жизни) возникли информационные генетические системы. Само же понятие генетической информации как научный термин было принято в 1944 г. после выхода в свет книги Э.Шрёдингера “Что такое жизнь с точки зрения физика?”. Генетическая информация, записанная на биоорганических макромолекулах – ДНК и РНК, возникла на безжизненной Земле несколько миллиардов лет назад, породила живые существа, обеспечила изменчивость и эволюцию форм жизни, заселила ими планету и создала ее биосферу. Генетическая информация диктует организмам, как выжить, расти и размножаться. Генетическая же инженерия вмешивается в этот процесс, перемещая гены от одного типа организмов к другим и наделяя их чужеродными способностями. Само явление генетической инженерии, возникшее по воле человека, описывается различными терминами: “генетическая манипуляция”, “генетическая модификация”, “технология рекомбинантной ДНК” и даже “современная биотехнология”. Наиболее употребляемый на сегодня термин – “генетическая инженерия”, обозначающий собой новую технологию создания организмов с новой генетической конституцией.

Начало генной инженерии было положено открытием искусственного оплодотворения. 2 и 18 декабря 1899 г. И.И.Иванов сделал в Петербурге два до­клада: на заседании Общества русских врачей и на заседании Петербургского общества естествоиспытателей об искусственном осеменении млекопитающих и применении его в скотоводстве и коневодстве [11]. В этих докладах Иванов обратил внимание на то, что выдающееся биологическое открытие XVIII в. – метод искусственного осеменения животных – в конце XIX в. использовался лишь в экспериментальных исследованиях, а практически его применяли только в рыбоводстве.

Работа И.И.Иванова по проблеме искусственного осеменения с целью практического применения в животноводстве началась осенью 1896 г. в Пастеровском институте в Париже. Там он пишет историю открытия метода искусственного осеменения, дает подробный обзор работ в данной области и анализ причин, мешавших его применению в практическом животноводстве в XVIII и XIX вв. Позднее этот очерк он представит в монографии по искусственному осеменению. В конце 1898 г. Иванов возвращается в Россию и начинает свои исследования в Институте экспериментальной медицины. Чтобы расширить масштабы своих исследований, он получает у академика А.О.Ковалевского разрешение работать в руководимой последим Особой зоологической лаборатории Академии наук. Здесь он делает два важных экспериментальных обобщения, которые легли в основу метода искусственного осеменения: 1) естественная жидкая среда спермы, выделяемая придаточными половыми железами не является безусловно необходимой для встречи и соединения спермиев с яйцеклетками; 2) спермии в течение некоторого времени могут сохранять вне организма не только жизнеспособность и подвижность, но и способность нормально оплодотворять яйцеклетки, если условия, в которых они сохранялись, были благоприятными. Исходя из этих основных предпосылок, он разработал метод искусственного осеменения млекопитающих и птиц в двух вариантах: искусственное осеменение сперматозоидами в естественной среде и искусственное осеменение сперматозоидами в искусственной среде (физиологические синтетические среды-разбавители). Изложенный на заседании Общества русских врачей доклад Иванова вызвал большой интерес у присутствующих, среди которых были такие выдающиеся ученые, как И.П.Павлов, А.О.Ковалевский, Н.В.Введенский и др.

В 1910 г. развертываются работы по искусственному осеменению на специальной Зоотехнической опытной станции в “Аскании-Нова”. Здесь были проведены исследования по гибридизации сельскохозяйственных животных с дикими видами с целью выяснения границ скрещиваемости между различными отдаленными видами животных, а также установления хозяйственно полезных свойств полученных гибридов. Были получены гибриды при скрещивании домашних лошадей с зеброй и лошадью Пржевальского, зубров и бизонов между собой и с домашним рогатым скотом. Мулов и отчасти лошаков получали для хозяйственных целей. Опыты искусственного осеменения более 200 овец и коз в различных комбинациях показали, что эти виды животных не скрещиваются. Не был получен приплод при скрещивании морских свинок с крысами и кроликами, зайца с кроликом и др.

В 1923 г. в Англии была опубликована статья Иванова о возможности скорейшего увеличения поголовья пушных зверей в условиях клеточного разведения методом искусственного оплодотворения [12]. В сущности, это можно было назвать началом эры биотехнологии в животноводстве. В этой статье (в переводе она звучит как “Применение искусственного осеменения в деле разведения серебристо-черных и черно-бурых лисиц”) Иванов описывает свои опыты на лисицах и песцах на трех зверофермах: лисоферме М.П.Путятина в Бологом, зооферме В.А.Чумакова в Финляндии и лисьей ферме Гартмана в Великом Устюге. Начало этих опытов было положено в 1916 г. Автор дает практическую технологию по сбору и оценке семени, его хранению, разбавителям, технике введения семени, скрещиванию ценных самцов с красными лисицами [13].

Позднее подобные опыты повторяли в Германии (1925 г.), в СССР – в Соловецком питомнике (1926 г.), в Пушкинском и Повенецком зверосовхозах (1932 г.), в Московском зоопарке и во ВНИИ животноводства (1932–1933 гг.).

В 1940 г. впервые был получен гибрид от искусственного осеменения самки серебристо-черной лисицы спермой голубого песца. Самка принесла одного щенка, представляющего промежуточную форму между лисицей и песцом. В 1926–1927 гг. Иванов возглавил экспедицию Академии наук СССР в Африку. Цель экспедиции заключалась в исследовании гибридизации человекообразных обезьян. В Конакри (Гвинея) он создал для этого специальный питомник (более 20 шимпанзе). Часть этих обезьян была позднее доставлена в специальный Сухумский питомник, организатором которого совместно с Н.А.Семашко и Я.А.Тоболкиным был и Иванов.

Дальнейшие исследования и эксперименты в области гибридизации на уровне генетического манипулирования, но уже с использованием достижений генетики дали совершенно потрясающие результаты. Человека давно интересовал вопрос: почему в природе необычайно редки межвидовые гибриды, допустим между соболем и куницей (кидус), лисицей и песцом, европейской норкой и хорьком (хонорик), лесным зайцем-беляком и полевым русаком (тумак), глухарями обычным и каменным, тетеревом и куропаткой, тетеревом и глухаркой (межняк), тигрицей и львом?

Самым наглядным и наиболее известным примером помеси (гибрида) является мул – помесь осла с кобылой. Мулов выводят уже более двух тысяч лет. От лошади он наследует силу, от осла – выносливость, и все это в несколько раз увеличивается – гибриды в первом поколении крупнее родителей, к тому же бесплодность (известны, правда, редкие исключения из этого правила) делает мулов очень спокойными, что особенно важно для работы на горных тропах. Есть у мула и “зеркальный” двойник – лошак (помесь жеребца и ослицы). Этот менее крупный гибрид абсолютно бесплоден, но характер имеет строптивый, и только в Китае эта помесь получила распространение из-за своей нетребовательности к кормам.

Известны также гибриды верблюдов – одногорбых дромадеров и двугорбых бактрианов. Помеси совмещают достоинства низкорослых шерстистых бактрианов и поджарых резвых дромадеров.

Скрещиваются коровы с яками, дикие бараны с домашними овцами, зебра с лошадью, бизоны с зубрами, домашние свиньи с дикими кабанами. Нетрудно видеть: во всех случаях в помесях участвуют таксономически близкие животные. Если родство очень близкое, потомство может быть плодовитым, если удаленное – наследственные программы делают гибриды жизнеспособными, но вероятность плодовитости резко понижается. Отсюда ясно, что природа постаралась предотвратить разрушение видовой индивидуальности. Какова же конструкция этих барьеров? Известно, что барь­еры включают в себя: различные формы животных, несовместимость детородных органов, несовпадение экологических ниш, сроков спаривания и др.

Отдельно в этом перечне стоит поведение животных. Чтобы сбои не стали частыми и обычными, чтобы не рухнули миллионами лет накопленные наследственные программы поведения, каждый вид имеет какой-то опознавательный знак – характерный облик, характерную метку на перьях или на шерсти, характерную песню. Но часто лишь тонкости полового поведения не допускают ошибочных связей. Водяной козел в Африке, приближаясь к самке, демонстрирует белое пятно на горле. Африканские газели Томпсона и Гранта часто пасутся рядом и так похожи, что отличить их можно только по росту. Самец газели Томпсона приближается к самке с высоко за­дранной головой и рогами, как бы положенными на спину. Самец же газели Гранта держит рога свечками вверх. Этого и достаточно, чтобы не было заблуждений.

У странствующих альбатросов в процессе предшествующем спариванию используются зрительные и слуховые стимулы. Церемония начинается с вытягивания шеи и щелканья клювом. Затем птицы в горделивых позах кланяются, вытягивают шеи и пощипывают друг друга. После этого самец кружит возле самки с распущенными крыльями, а она поворачивается на месте, все время на него глядя... Если в этом небыстром процессе кем-то какая-то деталь ритуала упущена, брачный союз альбатросов не состоится.

Тетерев может спариться с глухаркой. Помесь известна под названием межняк. Этому птичьему мулу живется неуютно – тяготеет к тетеревам. Но в стае он все-таки не вполне свой. Пока кормится и вместе со всеми ночует под снегом, участвует в перелетах-кочевках – все идет как у всех. Но вот наступает время осенних турниров. На них в присутствии самок проверяются не только жизненные силы, но и поведенческая программа – проходит некий контроль видовой принадлежности. И тут межняк “заваливает” экзамен. Поведенческую программу он унаследовал не только от тетерева, но и от глухарки, и потому ведет себя “не по правилам” – дерется не так, как надо, шумлив, непредсказуем. Петухи сражаться с ним не хотят, тетерки от него шарахаются. Оставить потомство у межняка шансов мало.

Как видим, половое поведение играет очень важную роль. Но эта преграда легко отменяется искусственным оплодотворением. Почему же не возникают межвидовые гибриды и в этом случае? Обычный ответ – у скрещиваемых видов не соответствуют хромосомные наборы. Примером могут служить внешне похожие американская и европейская норки. Самцы американских норок (более крупные чем, европейские), выпущенные в природу или сбежавшие со звероферм, охотно берут европейскую норку в половые партнеры. Беременность у европейских норок появляется, но из-за генетической несовместимости плод рассасывается. Не давая потомства, европейская норка практически повсеместно исчезла.

Можно, однако, подобрать пары видов, у которых хромосомные наборы похожи. Но и здесь, как правило, ждет неудача.

У растений возможность отдаленной гибридизации давно известна, она реализована с помощью вегетативной гибридизации. Подвой, привой – на одном дереве развиваются порой до десятка чужих побегов. У животных химерные организмы стали реальностью лишь с недавних пор и пока это всего лишь практика экспериментов. Как известно, обычный зародыш возникает из оплодотворенной яйцеклетки (зиготы), которая дробится на две клетки, затем на четыре и так далее. Возникает шаровое скопление клеток, которое эмбриологи называют бластоцистой. Чтобы создать химеру, надо соединить две несхожие бластоцисты и вырастить из них единый организм.

Началом систематических исследований химер явилась работа А.Тарковского из Краковского университета, сообщившего в 1961 г. об успешном объединении делящихся мышиных эмбрионов [14]. Соединенные в пару бластоцисты образовали при культивировании в питательной среде единую крупную бластоцисту. Самым трудным в создании химеры оказался первый шаг. При обычном развитии эмбрионы окружены специальной оболочкой, предохраняющей их от спонтанной агрегации. При первых экспериментах эту оболочку удаляли механическим путем, засасывая эмбрион в узкий капилляр, что было подлинным испытанием как для исследователей, так и для самих эмбрионов, нещадно повреждаемых при этом. Это было только начало – тогда дальше получения зародыша продвинуться не удалось.

Год спустя американская исследовательница Б.Минц вырастила знаменитых мышат, одним из “родителей” которых были клетки опухоли, ведущей происхождение от эмбриона [15]. Минц предложила растворять оболочку ферментом проназой. Фермент обнажает эмбрионы, а затем их надо столкнуть друг с другом (здесь в ход идут стеклянные иглы, пинцеты, волосяные петли и требуется высокое искусство – надо вовремя остановить процесс растворения белка, чтобы не задеть то, что лежит под оболочкой). Можно использовать и растительный белок – фитогемагглютинин, который хорошо склеивает клетки. Соприкоснувшись, зародыши продолжают слипаться самопроизвольно. Так получают агрегационных химер. Эксперименты показали, что агрегация благополучно совершается между эмбрио­нами, находящимися на 8–16 или на 32 стадиях клеточного деления. Лучше всего, если соединяются эмбрионы одного возраста. Минц первой удалось не только объединить пару эмбрионов (у которых было таким образом четыре родителя), но даже по десять и более, формируя огромные бластоцисты.

Чтобы создать инъекционную химеру, бластоцисту закрепляют в пипетке и с помощью микроманипуляторов проделывают в ее оболочке отверстие, сквозь которое также пипеткой вводят донорскую клетку. Это более сложный способ, и к нему прибегают, если по каким-то причинам бластоцисты не могут объединиться или если надо получить межвидовые химеры. Во втором случае важно, чтобы оболочка бластоцисты оказалась “своей” для ткани матки и чтобы клетки введенной бластоцисты были надежно упрятаны под этой оболочкой.

На сегодня с химерами млекопитающих работают десятки лабораторий, где, в полном смысле слова, “лепят” животных. В дело идут кусочки крошечных эмбрионов, а точнее, фрагменты бластоцист или целые бластоцисты. Объединенные бластоцисты имплантируют в организм приемной матери. У новорожденных организм оказывается построенным из разных клеток, ведущих родо­словную не от двух, как обычно, а от четырех и более родителей. Поэтому химер называют иногда еще “четырехродительскими” животными (tetraparental animals).

Тарковский впервые ввел термин “химеры” для обозначения таких животных, а Минц использовала другой синоним – аллофенные мыши, что указывает на их происхождение в результате агрегации эмбрионов. Однако термин “аллофенные” не совсем удачен, и лучше его не использовать. По-видимому, также лучше не использовать термин “мозаичные” для обозначения животных, возникших в результате агрегации клеток двух зародышей, так как мозаичные особи образуются из одной оплодотворенной яйцеклетки. Различные клеточные популяции у мозаиков возникают в ходе развития, как результат мутаций, рекомбинаций или нерасхождения хромосом в соматических клетках [16].

Были созданы и молекулярные химеры. Так в генной инженерии называют организм, имеющий составной геном, то есть объединяющий в одном ядре ДНК из разных организмов. Пример такой химеры – бактерия E. coli, в плазмиду которой включены куски ДНК другой бактерии или высшего организма.

Созданы комбинации, которые носят название химеропласты (РНК+ДНК), назначение которых – ремонт подпорченной ДНК. В качестве вектора в этом случае используется обыкновенный вирус простуды, а еще лучше липосомы.

Само существование химер есть иммунологический парадокс. У них не обнаружено каких-либо признаков иммунологической несовместимости клеточных популяций разного генотипа. Как может быть, что две разные популяции клеток уживаются в очевидной гармонии, ведь они отличаются и генетически, и своими антигенами? Наиболее очевидный ответ таков: между лимфоидными клетками двух клеточных популяций возникает взаимная иммунологическая толерантность, и эта взаимная терпимость скорее врожденная, чем приобретенная [17]. Каков же механизм преодоления иммунного конфликта, похож ли он на терпимость к “своим” антигенам у обычного, не химерического животного?

У агрегационных химер были выделены клетки лимфатических узлов и им устроили специальную проверку. Неожиданно выявилась взаимная неуживчивость обоих типов, хотя в самом организме они благополучно сосуществуют. Лимфоциты разных линий атаковали друг друга. Далее лимфоциты разных линий были смешаны с фибробластами (клетками соединительной ткани тех же линий). В этом опыте решили посмотреть – выживут ли фибробласты? Если останутся живыми, значит лимфоциты воюют только друг с другом, не реагируя на ткань собственного организма. Если фибробласты погибнут, значит, и тут процветает вражда. Оказалось, что в результате мощной иммунной атаки (лимфоцит А против фибробласта В и наоборот) клетки тканей были разрушены. Так где же здесь, спрашивается, толерантность?

Самым неожиданным оказалось то, что иммунная атака лимфоцитов предотвращалась сывороткой, извлеченной из крови химер. Из этих экспериментов последовал ясный вывод, что обе иммунные системы химеры настроены друг к другу очень нетерпимо, но что в сыворотке организма есть особый блокирующий фактор, усмиряющий конфликт. Предполагается, что блокирующим фактором могут быть антитела и комплексы антиген-антитело. Если бы блокирующий фактор обнаруживался у всех химер, можно было бы говорить о какой-то универсальной закономерности. Все, однако, оказалось сложнее. При некоторых комбинациях клеток блокирующий фактор у химер почему-то не образуется. Возможно, сосуществование клеточных линий поддерживается особыми лимфоцитами, так называемыми Т-супрессорами. У этих лимфоцитов особая задача: не атаковать антиген, а, наоборот, охлаждение иммунного пыла атакующих Т-лимфоцитов.

В конечном счете, химеры позволили впервые наглядно убедиться в том, что каждая ткань организма, каждый организм ведут свое происхождение от определенных “начальных” клеток. Потомство единичной недифференцированной клетки называется клоном. В этом смысле любой обычный индивидуум есть клон от единственной оплодотворенной зиготы. Химера, созданная агрегацией двух зародышей, содержит два таких исходных клона.

Химеры убедили также, что все развитие индивидуального организма состоит из чередующихся периодов. В одних – преобладает активное движение клеток, когда они переползают с места на место, перемешиваются. В другие периоды идет активное размножение клеток. В это время в общей массе недифференцированных клеток обособливаются отдельные группы, превращающиеся в зачатки органов и тканей. Минц впервые составила такие подсчеты: две клетки дают начало печени; каждый позвонок ведет происхождение от четырех клеток; все волосяные фолликулы закладываются их трех клеток.

В современной медицине остро стоит проблема несовместимости, и химеры показывают, как решается проблема иммунного конфликта у генетически разнородных клеток. С иммунным статусом химер прямо связана степень их устойчивости к опухолевым заболеваниям.

Работа с химерами становится удобным методом в работе селекционеров. Часто хозяйственные показатели какой-то породы животных улучшают скрещиванием ее с другой породой. Но с какой именно скрещивать? Объединение двух или более типов клеток в одной химере позволит быстро увидеть, как сочетаются признаки разных линий друг с другом. Это позволит быстро проиграть ситуацию – стоит вести долгую селекционную работу по объединению признаков двух пород или нет.

Инъекционные химеры способны сослужить поистине бесценную службу. С их помощью можно законсервировать редкий генофонд. Если клетки животных вымирающего или очень редкого вида запрятать в бластоцисту другого вида, то в появившемся на свет химерическом животном будут сохранены гены исчезающего вида и со временем прогресс биотехнологии позволит восстановить и сами виды.

И, что очень важно, химеропласты позволили поставить на практическую основу разработку методов лечения генетических заболеваний.

В конечном счете, полученные сведения о характеристиках гена поставили исследователей перед искушением сконструировать ген искусственным путем. За это дело взялась группа биохимиков из Массачусетского технологического института во главе с лауреатом Нобелевской премии доктором Г.Г.Кораной. К 1970 г. им удалось сконструировать отрезок ДНК из 85 пар нуклеотидов, соответствующий гену тирозиновой тРНК, и казалось, что на этом дело завершилось – ген готов. Предполагали, что достаточно запустить его в клетку, и он заработает: на искусственной матрице начнут синтезироваться нормально работающие молекулы тРНК. Однако первая созданная человеком генетическая конструкция оказалась биологически неактивной.

Неудача потребовала от исследователей фанатичного упорства, в результате чего удалось решить ряд существенных для дальнейшего продвижения проблем. Так, оказалось, что в клетке сначала синтезиуется тРНК-предшественница, состоящая не из 85, а из 126 нуклеотидов, а уж затем специальный фермент отрезает часть этой молекулы-предшественницы. Был синтезирован соответствующий отрезок ДНК из 126 пар нуклеотидов. Однако и этот ген не обладал биологической активностью.

Выяснилось также, что искусственный ген не сможет работать в клетке, если не будет снабжен специальными регуляторными участками – промотором, запускающим синтез тРНК, и терминатором, прекращающим синтез. Потребовались специальные приемы, чтобы определить нуклеотидную последовательность этих регуляторных областей. Обнаружилось, что промотор содержит 59 пар нуклеотидов, а терминатор – 21 пару. Был синтезирован полный ген с промотором и терминатором.

Чтобы клетка не распознала чужака, синтезированный ген решили вшить в ДНК самой клетки. Для этого к искусственному гену с обоих концов приделали однонитевые “липкие” концы. Именно такие концы образуются в ДНК, когда ее рассекают специальным режущим ферментом рестриктазой. Если на ДНК подействовать рестриктазой, а потом добавить синтетический ген, то концы ДНК и гена слипнутся друг с другом, и ген встроится в ДНК. Остается только зашить стыки особым ферментом лигазой. И...опять неудача. Бактерия не восприняла чужой ген.

Тогда попробовали вшить ген не в ДНК кишечной палочки, а в ДНК одного из вирусов, который размножается, паразитируя на генетическом аппарате этой бактерии. Это был последний прием, на котором искусственный ген стал работать: когда клетку Е. coli заразили вирусом, в геном которого встроился искусственный ген, то бактерия начала синтезировать закодированную в этом гене тРНК. Итак, в 1976 г. появилось сообщение, о том, что впервые заработал искусственный ген [18].

Результаты исследований в области генетики поставили перед исследователями еще одну проблему – проблему клонирования.

Первый форум, на котором всерьез рассматривалась проблема клонирования животных, был Международный генетический конгресс в Беркли (США) в августе 1973 г., где впервые обсуждались и социальные аспекты клонирования. Конгресс начинался в плотном оцеплении дюжих полицейских, вооруженных автоматами. Что же тогда случилось? Студенты университета, прослышавшие о том, что на конгрессе будет обсуждаться проблема клонирования, и пригрозили разорвать на куски безответственных и зловредных генетиков, которые, как они почему-то считали, собираются клонировать Гитлера и прочих одиозных личностей. В университетском городке шли митинги и демонстрации протеста, ораторы клеймили позором участников научного форума, распространяли листовки, над конгрессом сгустились тучи студенческого гнева, возникла угроза его срыва. Организаторы не на шутку перепугались, писали в газетах, выступали по телевидению, пытались объяснить не в меру разгоряченной молодежи, что речь пойдет не о клонировании людей, а всего лишь о возможности копировать хозяйственно полезных животных, например, коров. Закончилось все благополучно: американские студенты оказались людьми весьма понятливыми и благоразумными, они успокоились и, в конце концов, пригласили всех участников конгресса на пикник, где за выпивкой и закуской шли мирные беседы с дружескими объятиями. А на конгрессе между тем было отмечено, что проблема клонирования во­все не так проста, как первоначально думали, имеется множество подводных камней и рано строить рассчитанные под клон коровники, не говоря уже о клонировании человека.

В 1997 г. мировое сообщество взбудоражило сообщение группы ученых из Шотландского Института физиологии и генетики, работающих под руководством Я.Уилмута, о том, что методом клонирования был получен вполне жизнеспособный ягненок по кличке Долли, выращенный из одной-единственной клетки молочной железы породы “финн дорсет”. Выносила и произвела ее на свет шотландская черномордая овца, на которую Долли была совсем не похожа.

И уже 4 марта 1997 г президент Б.Клинтон запретил использовать государственные средства для финансирования работ по клонированию человека [19]. Президент Франции Ж.Ширак также посчитал необходимым объявить международный мораторий на работы по клонированию человека. Под строгий надзор попали исследования по клонированию человека в Германии и Великобритании [20]. Многие политики, государственные и религиозные деятели потребовали моратория или запрета на работы по клонированию человека, так как клоны могут быть использованы на неблаговидные цели. В мае 1997 г. Генеральная ассамблея ВОЗ приняла решение, что использование клонирования для размножения человеческих индивидов является этически неприемлемым и противоречит человеческой морали. Но отдельные ученые высказываются, что такие призывы к за­прещению работ по клонированию человека связаны с недостаточным знанием проблемы и возможный риск для здоровья человека сильно преувеличен [21]. Новые технологии дают большие блага человечеству и их, конечно, необходимо всячески поощрять, и только в самых крайних случаях следует запрещать, когда просматривается вред или ущерб для здоровья и благополучия людей. В настоящее время работы по клонированию человека можно отнести именно к этому разряду случаев [22].

В то же время развертывание широкого фронта работ по клонированию домашних животных имеет огромный практический интерес. Клонирование ценных трансгенных животных может быст­рее и экономичнее обеспечить человечество новыми лекарственными препаратами, которые можно извлекать из молока клонированных овец, коз или коров.

Слово “клон” стало одним из наиболее упоминаемых слов уходящего ХХ столетия. Происхождение самого термина “клон” восходит к греческому “klФn” – веточка или черенок, имеющие отношение к вегетативному или неполовому размножению. Клон – это генетический двойник. Клонирование изобретено самой природой: его продукт – так называемые однояйцевые близнецы. Зарождаясь в одной клетке, которая только потом делится надвое, они имеют и идентичные ДНК. Что касается лабораторного создания клонов, то существует несколько способов. И еще, клон – это потомство единичной недифференцированной клетки. В этом смысле любой обычный индивидуум есть клон от единственной оплодотворенной зиготы. Но с легкой руки журналистов под клонированием стали понимать исключительно создание живых копий, абсолютных двойников.

Справедливости ради, следует сказать, что первое клонирование человек стал практиковать еще 4 тыс. лет назад на растениях – это размножение растений не половым путем, то есть семенами, а черенками, почками или клубнями [23]. А клонирование растений из небольших групп клеток, или даже из отдельных клеток началось немногим более 20 лет назад. В лабораторных условиях почти любую изолированную и лишенную оболочки растительную клетку можно простимулировать к делению. В результате сначала образуется что-то вроде бесформенного недифференцированного нароста (каллуса), из которого затем образуется маленькое растеньице. В 1970 г. в пробирке in vitro (в стекле) таким образом из отдельных клеток были получены целые растения моркови. Экспериментальные исследования показали, что любая растительная клетка, у которой сохранилось ядро и цитоплазма, может дать начало новому растению. Это свойство получило название тотипотентность. Отсюда, кстати, и великолепно развитая у растений способность к регенерации. При клонировании геном родителя не распределяется по потомкам, как в случае полового размножения, а копируется практически неизменным в течение многих поколений. Поэтому, клонированные организмы имеют в сравнении друг с другом абсолютно одинаковый набор генов и фенотипически не различаются между собой, что представляет огромный интерес для решения важных проблем селекции.

Почему же возникли трудности с перенесением этой технологии на животных? Возможно у рас­тений не так много специализированных тканей и органов, да и те разнятся между собой лишь устройством клеточной стенки, за которой скрывается более или менее однотипное содержимое. Клетки животных по сравнению с растениями гораздо более специализированны. В отличие от растений, на ранних стадиях эмбрионального развития в ходе клеточной диффренцировки на специфические ткани происходит блокирование определенных генов и клетки животных теряют тотипотентные свойства.

Потеря клетками животных тотипатентных свойств в ходе дифференцировки является одним из существенных их отличий от клеток растений. Это представляет главное препятствие для клонирования взрослых позвоночных животных.

Для решения этой проблемы потребовалось отработать технику на дешевых модельных объектах – на лягушках и мышах.

В 50-х годах американские исследователи Бриггс и Кинг разработали микрохирургический метод пересадки ядер клеток эмбриона леопардовой лягушки на стадии бластулы в чужие яйце­клетки из которых предварительно были удалены собственные ядра (так называемые энуклеированные яйцеклетки) [24]. В 80% случаев наблюдалось образование нормальных зародышей и головастиков. Через 10 лет английский биолог Гёрдон трансплантировал уже ядра не яйцеклеток, а клеток разных соматических тканей: эпителия кишечника, почки, легкого и кожи взрослого животного в энуклеированные яйцеклетки лягушки [25]. Он не удалял ядра яйцеклеток хирургическим путем, как это делали другие авторы, а разрушал их ультрафиолетовыми лучами. У Гёрдона в этом опыте лишь 1% ядерных трансплантантов развивались в половозрелых особей. Однако затем он показал, если использовать серийные пересадки ядер от яйцеклетки к яйцеклетке (пассаж), то выход взрослых особей увеличивается.

Последовала серия работ исследователей из лабораторий различных стран. Было установлено, что:

1) ядра отдельных клеток эмбрионов способны после пересадки в реципиентную яйцеклетку развиваться и давать клон взрослых половозрелых особей;

2) в ходе развития позвоночных дифференциация клеток сопровождается сильнейшим блокированием определенных генов, вследствие чего соматические клетки теряют тотипотентность, а в клетках некоторых тканей (роговой слой эпидермиса, волокна хрусталика, эритроциты) разрушаются даже ядра;

3) но оказалось, что наряду с уже дифференцированными клетками в клетках тканей сохраняются малодифференцированные постоянно делящиеся, так называемые, стволовые клетки,
у которых не произошло блокирование определенных генов, и которые сохранили способность развиваться до состояния взрослого организма. Они то и могут быть использованы как доноры ядер для клонирования млекопитающих. Вообще, следует сделать отступление, выяснение механизмов дифференцировки клеток, т.е. становление их структурной и функциональной специализации из тотипотентных клеток раннего зародыша, является одной из центральных проблем современной биологии. По образному выражению Уотсона, клеточная дифференцировка – “сердце эмбриологии” [26]. В широком смысле слова под дифференцировкой понимают достижение клетками развивающегося организма специализированного конечного состояния. Этот процесс начинается с выделения на ранних стадиях эмбриогенеза родоначальных (стволовых) клеток и включает ряд последовательных митотических циклов, в течение которых синтезируются специфические белки и другие продукты, и происходит структурная и функциональная специализация тех или иных клеточных типов;

4) если применять серийные пересадки ядер (пассаж) и культивировать клетки in vitro (в пробирке) способность ядер соматических клеток обеспечивать нормальное развитие ядерных трансплантантов увеличивается.

Наступила очередь манипулировать с клеточными ядрами в яйцеклетках мышей.

Разработка техники клонирования эмбрионов и головастиков амфибий позволила приступить к отработке метода на млекопитающих, в частности на мышах. Проведение таких исследований вначале оказалось трудной задачей потому, что объем яйцеклетки млекопитающих примерно в тысячу раз меньше, чем у лягушек. Кроме того, в лабораториях различных стран было установлено, что в эмбриогенезе мыши происходит быстрая потеря тотипотентности клеточными ядрами. Однако методические трудности были успешно преодолены. Японские исследователи, используя в качестве реципиентов для пересадки ядер энуклеированные 2-клеточные эмбрионы мыши, обнаружили, что в этом случае развитие ядерных трансплантантов происходит значительно лучше: 8% клонированных эмбрионов доводились до рождения. Другая группа японских исследователей под руководством Чеонга показала, что если пересаживать в энуклеированные яйцеклетки мыши ядра бластомеров на ранней стадии клеточного цикла и использовать в дальнейшем для активации развития электрические импульсы, показатели выхода живых мышей повышаются вдвое.

В целом отработка технологии на мышиной модели показала, что в эмбриогенезе мыши клеточные ядра рано теряют тотипатентность, что связано у них, очевидно, с очень ранней активацией генома зародыша – на стадии двух клеток.

У других видов млекопитающих – кроликов, овец и крупного рогатого скота активация первой группы генов в эмбриогенезе происходит позднее, а именно на 8–16-клеточной стадии, что значительно увеличивает шансы увеличить показатели выхода живых особей.

Геном эмбриона кролика неактивен до 8–16-кле­точной стадии [27]. Поэтому в работе по клонированию эмбрионов кролика был достигнут бульший успех, чем в предварительных моделированиях клонирования на мышах, у которых активность эмбрионального генома начинается уже на стадии двух клеток.

Первый результат был получен в 1988 г. американскими исследователями из отделения ветеринарии и животноводства Массачусетского университета. С.Стик и Дж.Робл опубликовали материалы, о том, что они получили 6 кроликов в результате трансплантации ядер бластомеров 8-клеточных эмбрионов кроликов Новозеландской породы в энуклеированные (лишенные ядра) зрелые ооциты кроликов породы Голландский опоясанный [28]. Фенотип полученных кроликов полностью соответствовал фенотипу кроликов Новозеландской породы, эмбрионы которых были донорами ядер для пересадки.

В отличие от мышей и кроликов, реконструированные яйцеклетки или ядерные трансплантанты крупных домашних животных – коров или овец, сначала культивируют не in vitro, а in vivo в перевязанном яйцеводе овцы (промежуточный или первый реципиент), затем их вымывают из яйцевода и трансплантируют в матку окончательного (второго) реципиента (коровы или овцы соответственно), где развитие ядерного трансплантанта происходит до рождения.

До этого работы по клонированию домашних животных сводились только к клонированию эм­брионов, и еще несколько лет назад ни один исследователь не ставил вопрос об использовании в качестве доноров ядер соматических клеток (или клеток тела) взрослых животных. Поэтому в начале 1997 г., как гром среди ясного неба, всех поразило сообщение из Шотландии из группы Уилмута, о том, что для получения клонального животного (взрослой овцы по кличке Долли) использовалось ядро не эмбриональной клетки, а соматической клетки, в данном случае клетки молочной железы. Успех работы группы Уилмута связан прежде всего с использованием длительных клеточных культур происходящих от эмбриона, плода и взрослого животного; в результате многих пассажей были за короткий срок отобраны стволовые клетки, для которых характерны низкая специализация и высокая скорость деления, которые и были использованы в качестве доноров ядер. Большое значение имел также тот факт, что авторы синхронизировали стадии клеточного цикла энуклеированных яйцеклеток-реципиентов и клеток доноров ядер. Ранее было установлено, что лучше пересаживать ядра донорских клеток на ранней стадии клеточного цикла (она называется – стадия G1) в энуклеированные яйцеклетки на стадии метафазы II. В этом случае слияние цитопласта с кариопластом, индуцируемое электрическим импульсом, вызывает также активацию к дроблению энуклеированной яйцеклетки. В этих условиях цитоплазма яйцеклеток млекопитающих может репрограммировать ядро соматической клетки, которое становится тотипотентным.

Обзор мирового экспериментального материала показывает, что за последние 10 лет в результате работы многих исследовательских коллективов был сделан прорыв в этой области. Если использовать данные группы Уилмута и повысить выход живых клонированных животных при использовании культивированных клеток от взрослых животных как доноров ядер, то это будет революция как в биотехнологии животных, так и в племенном животноводстве. Клонирование позволит не только сохранить генотипы ценных трансгенных и выдающихся в производственном отношении животных (элитных особей), но и безгранично их размножать.

Освоение технологии клонирования ставит возможность возрождения давно исчезнувших видов. Так, в середине 1999 г. австралийские исследователи высказали идею о возможности клонирования тасманийского волка. Этот вид исчез из мировой фауны около 60 лет назад, но в музейных экспонатах обнаружили законсервированный эмбрион этого вида, которому 130 лет.

Кто-то, может быть, поставит здесь вопрос: нужна ли в таком случае селекция среди растений и животных, нужны ли самцы-производители? Одним словом – клонирование вместо селекции или вместе с селекцией? Как известно, половой процесс является материальной основой для мощного источника наследственной изменчивости – комбинативной изменчивости, значение которой невозможно переоценить. Так, по имеющимся оценкам, до 90–95% всей наследственной изменчивости у видов, размножающихся половым путем, приходится именно на комбинативную изменчивость и именно ей мы обязаны разнообразию многих селекционных достижений. Поэтому никаким клонированием не создать, например, полученного в свое время селекционерами Пушкинского зверосовхоза уникального по расцветке и качеству опушения самца серебристо-черной лисы № 3191. Поэтому клонирование не может заменить основных приемов создания новых породных форм и групп, вошедших в золотой фонд селекции. А вот изготовить с помощью техники клонирования неограниченное количество копий подобных выдающихся сельскохозяйственных животных и совершить тем самым прорыв в таком практически не поддающемся давлению отбора признаке, как плодовитость, чрезвычайно заманчиво.

Как видим, в условиях внедрения технологии клонирования потребность в селекционных достижениях будет резко обостряться, выдающиеся уже не производители, не половые, а соматические клетки (или клетки тела) от уникальных животных становятся стратегическим материалом. Резко возрастет потребность в получении выдающихся особей, что заставит интенсифицировать использование арсенала селекционных приемов, накопленных поколениями животноводов. Так что клонирование может быть только вместе с селекцией, она дополнит багаж селекционных методов. Это обусловлено и самой природой.

Действительно, как предполагается, жизнь на Земле появилась около 4 млрд лет назад. Примерно половину этого срока организмы воспроизводились простым делением клетки, которое редко приводило к возникновению новых форм жизни в результате случайных мутаций. В период, предшествующий возникновению полового процесса, жизнь находилась на одноклеточном, вероятно, гаплоидном уровне. Главный способ размножения был бесполый, базирующийся на митозе. Допускается, что возникновение полового процесса привело к формированию двух крупнейших ароморфозов: диплоидности и мейоза. Эти ароморфозные акты явились материальной основой для формирования нового мощного источника наследственной изменчивости – комбинативной изменчивости. Значение комбинативной изменчивости в ходе последующего эволюционного развития невозможно переоценить. Так, по имеющимся оценкам, до 90–95% всей наследственной изменчивости у видов, размножающихся половым путем, приходится именно на комбинативную изменчивость и именно этому мы обязаны бесконечным разнообразием форм жизни и видов.

С биотехнологического конвейера клонов могут сходить вирусоносители и мгновенно нанести чудовищный удар по сельскохозяйственной отрасли. Все это потребует значительных затрат на усиление надзора за генетической безопасностью, подобно тому, как строгость надзора за источниками электроэнергии гораздо выше, чем за костром, а за атомной электростанцией выше, чем за тепловой (например, эпидемия крупного рогатого скота в 1997–1998 гг., “бешеные коровы” в Англии).

Эдинбургский эксперимент с овцами показал, что клонирование пока сопровождается очень большим процентом неудач, – из 277 испытаний единственно удачной оказалась овца Долли. Очевидно, что всякие попытки перенесения таких методик на человека в настоящее время этически недопустимы. Более того, надо иметь в виду, что в этих случаях было бы получено не генетическое потомство, а очень близкое телесное подобие, как бы запоздалое появление на свет генетического близнеца донора хромосомного материала. Формирование же личности такого клонального организма будет определяться не только его генетической конституцией, но и, главным образом, средой – воспитанием в конкретной семейной и социальной обстановке. Возможная реализация программы человеческого клонирования в отдаленном будущем вызовет ряд межличностных проблем, которые потребуют своего решения.

Вырисовывается следующая схема, озвученная одним южнокорейским биологом [29]. Выделяют и начинают культивировать in vitro (в стекле) отдельные клетки какой-либо постоянно обновляющейся ткани донора (например, эпидермиса). Затем из таких культур выделяются стволовые клетки, не потерявшие своих тотипотентных свойств. Их ядра пересаживают поштучно в лишенные собственных ядер яйцеклетки человека. Их затем имплантируют в матки заранее подобранных и подготовленных женщин – реципиентов, с которыми заключены соответствующие договоры. Через 9 месяцев на свет появится несколько близнецов. Они как две капли воды будут похожи друг на друга и на человека – донора клеток для подобного эксперимента.

Отдельные части этой сложной методической процедуры давно уже отработаны. В лабораториях постоянно поддерживаются сотни культур клеток человека. Готовые к оплодотворению яйцеклетки женщин успешно выделяют в экспериментах по искусственному оплодотворению вне тела. Приемные матери давно за плату вынашивают и рожают чужих младенцев. Не вызывает сомнения, что в XXI в. описанная выше процедура клонирования людей может быть технически осуществлена. По-видимому, именно об этом и говорил южнокорейский биолог, заявивший, что умеет клонировать людей.

Сомнение вызывают лишь некоторые ее этические и юридические аспекты. Например, считать ли подобных клонированных младенцев детьми донора или его однояйцевыми близнецами, появившимися на свет с большим опозданием? Впрочем, юристы наверняка договорятся между собой и по этому поводу.

Но возникает вопрос: может ли женщина – донор яйцеклетки выдвигать свои права на появившегося в результате ребенка, в клетках которого нет ни одной ее хромосомы, но зато присутствует ее личная – митохондриальная ДНК?

Молекулы ДНК, наследственный материал, содержатся не только в ядре клетки, но и в цитоплазме, в митохондриях – органеллах, ответственных за энергетику клетки. Длина митохондриальной ДНК достаточно велика – 16500 нуклеотидов. Интенсивность мутационного процесса здесь значительно превосходит соответствующий показатель ядерной ДНК и составляет 2–4% за 1 млн лет. В отличие от ядерной митохондриальная ДНК попадает в следующее поколение только через материнскую яйцеклетку; отцы никогда не передают свои митохондрии детям. Как участвует эта митохондриальная ДНК в наследственности, пока никто точно сказать не может. Но как-то наверняка участвует, если передается от матери всем ее детям, а потом от дочерей к их детям и т.д. Иными словами, все мы содержим в своих клетках митохондриальную ДНК общей для всех нас праматери Евы. Если так, то и все разговоры о клонировании организмов – пока пустые мечтания. Пересаживают-то только ядерные гены, а митохондриальные гены у клонированного организма будут от той клетки, куда пересадили ядерные гены, то есть чужие. Ребенок, в свою очередь может сказать, что у него имеются две генетические матери – по хромосомной и по митохондриальной ДНК.

Научатся ли клонировать весь генотип, включая митохондриальную ДНК, в ближайшее время? А вот это вряд ли. Пока что кроме природы, способной воспроизвести клоны с митохондриальной ДНК, у гомозиготных близнецов никто и близко к этому не подошел.

Кроме того, в результате выявился еще один очень серьезный аспект проблемы: знаменитая овца Долли, появившаяся в результате клонирования на свет в 1997 г. стала стареть с неимоверной скоростью. Через два календарных года в 1999 г. выяснилось, что ее биологический возраст составил целых шесть лет! Донором клетки, из которой была скопирована Долли, как раз была в свое время шестилетняя овца: получается, что новорожденная быстро наверстала заложенные в ее геноме данные о возрасте. Две другие овцы, выведенные путем клонирования, продемонстрировали те же признаки. Эта новость вызвала взрыв эмоций у противников клонирования. Известный французский биолог А.Кан, специалист в области молекулярной генетики, считает, что клонирование человека, чего так все боятся, становится делом бесперспективным. Если биологические часы копируют возраст своей “модели”, то он всегда будет того же возраста, что и донор.

Возникающие этические проблемы потребуют совместного и компетентного участия медиков, генетиков, социальных работников и богословов. Вместе с тем существующие системы образования мало способствуют их взаимопониманию: медики и биологи не получают в высшей школе даже основ богословского образования, более того, врачи недостаточно подготовлены по биологии и генетике; с другой стороны, ни в светских гуманитарных вузах, ни в духовных школах практически нет основ биологии человека и медицины. Весьма своевременен в этом аспекте проект создания медико-биологического факультета в системе духовного образования при Православном университете в Москве [30].

 

(Продолжение следует)

Примечания

1. Православный календарь – 18 марта 1998 г.

2. См.: Кант И. Сочинения: В 6 т., т.4(2). – М.: Мысль, 1965. – С.349.

3. Там же. – С.382.

4. Там же.

5. Там же.

6. Там же. – С.354.

7. Там же.

8. Там же.

9. См.: Potter V.R. Bioethnics for Whom? // The Social Responsibility of Scientists. Annals of the New York Akademy of Science. – 1972. – Vol.116. – P.200–205.

10. См.: Enciclopedia of Bioethics / Ed. by W.T.Reich. –N.-Y. – L., 1978. – Vol.1–4.

11. См.: Иванов И.И. Искусственное оплодотворение млекопитающих и применение его в скотоводстве и, в частности, в коневодстве // Тр. СПб. об-ва естество­испы­тателей. – 1899. – Т. ХХХ, вып. 1. – С.341–343.

12. См.: Ivanov I.I. The application of artificial insemination in the breeding of silver and black foxes // Veterin. Journ.  L. – 1922. – V.79. – №5. – Р.164–173.

13. См.: Милованов Л.В. Искусственное осеменение: российский приоритет // Кролиководство и звероводство. – 1999. – №2. – С.8–10.

14. См.: Tarkowski A.K. Mouse chimaeras developed from fused eggs // Nature. – 1961. – № 190. – Р.857–860; Он же. Studies on mouse chimaeras developed from eggs fused in vitro. Nat. Cancer Inst. Monogr., 1963, 11. – Р.51–71.

15. См.: Mintz B. Formulation of genotypically mosaic mouse embryos // Amer. Zool. – 1962. – № 2. – Р.432 (Abstr); Она же. Gene control of mammalian pigmentary differentiation. I. Clonal origin of melanocytes. Proc. Nat. Acad. Sci. U.S.A. – 1967. – № 58. – Р.344–351. Она же. Allophenic mice of multi-embrio origin // Methods in Mammalian Embriology / Ed. J.C.Daniel. – San Francisco: Freeman, 1971. – Р.186–214; Mintz B., Palm J. Gene control of hematopoiesies. I. Erytrocyte mosaicism and permanent immunological tolerance in allophenic mice. J. Exper. Med., 1969, № 129. – Р.1013–1027.

16. См.: McLaren A. Mammalian chimaeras. – Cambridge: Univ. Press., 1976.

17. См.: Mintz B., Palm J. Gene control of hematopoiesies. I. Erytrocyte mosaicism and permanent immunological tole­rance in allophenic mice.

18. См.: New Scientist, 1976, V. 71, 1020.

19. См.: Wadman M. Politicans assusend of “shooting from the hip” on human cloning // Nature. – 1997. – V.386. – P.97–98.

20. См.: Butler D. Calls for cloning ban “stem from ignorance” // Nature. – 1997. – V.387. – P.324; Butler D., Wadman M. Calls for cloning ban sell science short // Nature. – 1997. – V.386. – P.8–9; Dickson D. UK embryo research law “may need changes” // Nature. – 1997. – V.386. – P.98.

21. См.: Ibid.

22. См.: Конюхов Б.В. Клонирование позвоночных: успехи и проблемы // Генетика. – 1997. – Т. 33. №12. – С.1605–1620.

23. См.: McKinnell R.G. Cloninig: A biologist repoerts. – Minneapolis: Univ. Minnesota Press, 1979. – 130 p.

24. См.: Briggs R., King T.J. Transplantation of living nuclei from blastula cells into enucleated frogs eggs // Proc. Nat. Acad. Sci. – USA. – 1952. – V.38. – P. 455–463.

25. См.: Gurdon J.B. The developmental capacity of nuclei taken from intestinal epithelium cells of feeding tadpoles // J. Embriol. Exp. Morphol. – 1962. – V.10. – P.622–640.

26. См.: Watson J.D. Molecular biology of the gene. – New York: W.A.Benjamin, 1970.

27. См.: Manes C. Nucleic acid synthesis in preimplantation rabbit embrios. III. A “dark period” immedialtely following fertilization, and the early predominance low molecular weight RNA synthesis // J. Exp. Zool. – 1977. – V.201. – P.247–258.

28. См.: Stice S., Robl J.M. Nuclear reprogramming in nuclear transplant rabbit embryos // Biol. Reprod. – 1988. – V.39. – P.657–664.

29. См.: Афонькин С.Ю. Ягнята Франкенштейна // Химия и жизнь. – 1999. – №3. – С.13–18.

30. См.: Иванов В.И. Геном человека – медицине // Природа. – 1998. – №12. – С.78–85.