Новосибирский Академгородок является одним из наиболее известных региональных научных комплексов на всем постсоветском пространстве. Созданный 40 лет назад, он существенно отличался от всех ранее существовавших в СССР научных центров, став в то же время ориентиром для ряда последующих. Несомненно, для столь широкой известности Академгородка имеются реальные основания. Даже сейчас, несмотря на переживаемый российской наукой жестокий кризис, масштабы “научного производства” в Новосибирском научном центре (ННЦ) остаются впечатляющими. В количественном отношении СО РАН остается крупнейшим в России региональным отделением Академии, а по интегральным показателям научного потенциала удельный вес ННЦ в составе Отделения составляет приблизительно 50%.

Как известно, официальная история ННЦ ведет свой отсчет с 18 мая 1957 г., когда было принято известное постановление правительства о создании СО АН СССР. Период строительства и организационного становления Академгородка занял всего несколько лет: уже в начале 60-х годов большинство из вновь созданных институтов смогло приступить к работе. В результате организации СО АН СССР академическое присутствие в Сибири радикально изменилось. Удельный вес Сибири по количеству научно-исследовательских институтов АН СССР вырос более чем в три раза, превысив уже к январю 1961 г. 20%. Ускоренное развитие академической науки на востоке страны в 60-е годы привело к резкому снижению уровня централизации в структуре АН СССР. Это отразилось в территориальном размещении научного потенциала. К середине 60-х годов доля Москвы и Ленинграда в общем числе академических НИУ снизилась до 65% по сравнению с 90% в 1951 г. Спустя еще пятнадцать лет, она составит лишь 40%. Удельный вес работавших в Сибири сотрудников, в общем составе занятых в НИУ АН СССР, к началу 70-х годов вырос примерно в четыре раза. Здесь возник мощнейший научный комплекс, превысивший возможности Ленинградской группы институтов по количеству научных работников (до этого бывшей второй по значимости в стране). Новосибирский Академгородок заслужено приобрел репутацию одного из ведущих в мире научных комплексов.

Было ли это успехом? Несомненно. Однако быстрое развитие ННЦ в начальный период его истории формирует у исследователей, как минимум, три вопроса: Что способствовало этому успеху? В чем заключались особенности Академгородка, столь значительно отличавшие его от других научных центров страны? и Насколько долговременным могло оказаться действие факторов, обусловивших позитивное развитие академического комплекса в Сибири в конце 50-х – 60-е годы? Исходя из замысла этой статьи, ограничимся в данном случае лишь двумя последними вопросами.

Первая из особенностей ННЦ, имевшая долговременное значение для его развития, была связана с научными ориентациями институтов Академгородка, а также со сложившимися в нем принципами организации и управления научными исследованиями. Принципиально важно отметить тот факт, что создание ННЦ изначально рассматривалось как акция, способная не только радикально изменить структуру регионального научного потенциала, но и внести значительные коррективы в советскую научную систему в целом. При формировании Сибирского отделения АН СССР точкой отсчета был не регион – вся страна. Ко второй половине 50-х годов стал очевидным тот факт, что высокоинерционная и неповоротливая система советского научного истеблишмента не способствует быстрой организационной перестройке и научной переориентации традиционных научных учреждений. Но как ни парадоксально, при всей своей новизне с точки зрения организации науки в стране в целом СО АН СССР выступало в роли своеобразного компенсаторного механизма – его создание позволило сформировать научные учреждения, ориентированные на новые и перспективные научные направления, сохранив незыблемыми старые в центре страны и снять на время остроту проблемы их переориентации.

Во-вторых, требовалось отработать соответствующие подходы к организации и управлению научными исследованиями в институтах нового научного центра. Основные надежды возлагались на принцип территориального управления. Научные институты ННЦ одновременно принадлежали и к соответствующим дисциплинарным отделениям Академии наук, и формировали собственную систему учреждений. Предполагалось, что за счет этого удастся преодолеть организационные барьеры между институтами различного профиля, обеспечить их тесное сотрудничество и совместное участие в исследованиях в рамках междисциплинарных программ. Для практической реализации этих принципов в СО АН СССР была сформирована соответствующая структура управления научными исследованиями, просуществовавшая без принципиальных изменений вплоть до настоящего времени.

Принцип обеспечения единства и неразрывности научной деятельности и образования стал третьей особенностью Академгородка. Логичный и естественный для западной модели организации науки, в СССР он был подорван рядом решений, относящихся еще к периоду индустриализации. Высокие ведомственные барьеры между наукой и образованием, а также различные целевые ориентации научного и образовательного комплексов явно не способствовали преодолению их взаимной изоляции. К середине 50-х годов алогичность подобной ситуации не была загадкой для многих ученых и преподавателей вузов. В то же время преодолеть инерцию сложившейся системы было весьма непросто. Первая брешь в этой стене была пробита с организацией Московского физико-технического института, где активную роль сыграл все тот же М.А.Лаврентьев, вторая – с созданием Академгородка и формированием Новосибирского госуниверситета.

В отличие от прочих вузов, Новосибирский университет фактически стал частью регионального научного центра. НГУ изначально замысливался как “научный университет”. Он был включен в систему ННЦ и методологически, и организационно, и территориально, и через конкретных ученых, бывших членами СО АН СССР, сотрудниками академических институтов и одновременно преподававших в этом вузе. Университет получил право на формирование индивидуальных учебных планов и программ, на широкое использование сотрудников СО АН СССР в качестве преподавателей-совместителей. Их доля к середине 60-х годов достигла в НГУ 75% всех научно-педагогических работников и 90% всех докторов и кандидатов наук. Тесная интеграция с СО АН СССР позволила использовать для практических занятий лабораторную базу академических институтов. В целом успешный опыт организации университета, дополненный и другими звеньями системы профессионального тренинга, позволил СО АН СССР к середине 60-х годов вполне эффективно решить проблему подготовки научных кадров не только для самого Академгородка, но и для периферийных центров Отделения.

Третьим элементом в системе приоритетных принципов организации регионального научного центра стал акцент на поиск эффективных путей связи научных исследований и народнохозяйственной практики, т.е. на решение классической задачи советского времени. Ангажирование тезиса об ориентации научных изысканий на актуальную практику в немалой степени способствовало положительному решению вопроса о создании научного центра. Однако проблема связей с производством и внедрения результатов научных разработок стала для СО АН СССР не только тактическим ходом, но и одним из приоритетных направлений его собственной стратегии развития.

Тем не менее вновь подчеркнем: первое десятилетие в развитии научного центра было временем больших достижений. Думается, что причины этого во многом коренились в тех особенностях Академгородка, которые были изначально заложены в основания системы жизнедеятельности научного центра. Как выяснилось, одни из них оказались исторически преходящими, другие постепенно меняли вектор своей направленности. В 70-х и в начале 80-х годов развитие Академгородка осуществлялось под влиянием инерционных процессов – для этого хватало ранее полученного импульса движения. Но и в то время уже возникали разговоры относительно монополизма в ННЦ отдельных научных школ и их лидеров, старения научных коллективов, изолированности научного центра от прочих секторов науки в стране. Очевидным фактом стало разрушение специфической “академгородковской ауры” и крушение надежд ученых на право обладать подлинными академическими свободами. Тем не менее, вплоть до второй половины 80-х годов, казалось, что научный центр имеет все же относительно большой запас прочности, который оставляет ему время для постепенной и неторопливой корректировки стратегии развития. На рубеже 80–90-х годов все изменилось радикально, а нынешняя ситуация в Академгородке описывается исключительно в драматическом контексте. Что же стало причиной столь резкого ухудшения дел?

Стандартный ответ – общее положение в российской науке. С одной стороны, это, несомненно, так. Кризисное состояние науки в России не могло не повлиять на развитие аналогичных процессов и в ННЦ. Но с другой стороны, имеются и вполне специфические явления, обостряющие кризисные проявления в Новосибирском Академгородке. Парадоксальность ситуации заключается в том, что сегодня Академгородок пожинает плоды своих успехов сорокалетней давности, а искать корни нынешних проблем следует в специфике научного центра и в исторических особенностях его формирования.

Ретроспективно видится, что при развитии ННЦ выдерживалось несколько базовых принципов. Во-первых, с момента своей организации и на протяжении нескольких последующих лет Академгородок пользовался повышенным вниманием государственной и партийной администрации. В условиях иерархизированного общества, которое было разделено на приоритеты первого, второго и прочего порядков, Академгородок рассматривался как сфера утверждения общегосударственного приоритета. Именно это способствовало созданию здесь намного лучших условий для жизни и трудовой деятельности исследователей. К тому же работа в академических институтах рассматривалась учеными как наиболее престижная, а Академгородок стал символом “большой науки” в стране. Соответственно он “перетянул” высококвалифицированные научные кадры, вобрал в себя ядро интеллектуального потенциала, имевшегося не только в регионе, но и далеко за его пределами. Это привело к колоссальной концентрации ученых высшей квалификации в институтах Академгородка. Однако разрастаться до бесконечности научный центр не мог, а систему протока кадров создать не удалось. Естественно, что после того, как численность жителей Академгородка в несколько раз превысила проектировки, он потерял значительную часть своих преимуществ для наиболее перспективных ученых.

В-четвертых, в Академгородке была успешно создана собственная система воспроизводства научных кадров, базирующаяся на всех элементах этого цикла – от физико-математической школы до подготовки большого числа докторов наук. Ключевым элементом данной системы выступил первоклассный университет, de facto ставший частью научного центра. Система воспроизводства кадров, ориентируясь на весьма высокий эталон, обеспечивала подготовку научного персонала, адаптированного к нуждам именно такого центра, но не “среднестатистического” научного учреждения и тем более не производственной сферы. Всем, кто когда-либо работал в Академгородке, известен феномен переквалификации, с которым они сталкивались при смене места работы.

Влияние всех перечисленных факторов было скорее положительным, чем отрицательным в то время, когда развитие Академгородка шло по восходящей. Но каждый из них нес в себе потенциальную угрозу благополучию научного центра, которая неминуемо должна была обратиться в реальность при изменении общей ситуации в стране. Именно это и произошло на рубеже 80–90-х годов. С одной стороны, в количественном отношении научные коллективы академгородковских институтов оказались избыточными. Выяснилось, что численность научных работников, ориентированных главным образом на проведение фундаментальных исследований, оказалась намного больше той, которую может позволить себе государство, переходящее от фронтальной к селективной научной политике. Коллективы институтов Академгородка формировались для работы в условиях централизованного “блочного” финансирования научных исследований и оказались совершенно неподготовленными к конкурентной системе финансирования. Сокращение численности научных сотрудников в академических институтах стало неизбежным.

Итак, как же следует оценивать эксперимент по созданию Академгородка? Думается, что приведенные суждения показывают: решить эту задачу вне исторического контекста совершенно невозможно. Формирование ННЦ было вполне советской акцией, оно хорошо вписывалось в контекст советской политики, когда политическому руководству удавалось успешно осуществлять грандиозные проекты за счет максимальной концентрации сил и средств, когда трудно было провести водораздел между наукой и экономикой, с одной стороны, и политикой – с другой. При этом никогда не просчитывались возможные негативные последствия подобных акций в долгосрочной перспективе и не принимались меры для формирования соответствующих компенсационных механизмов.

Ситуация, однако, не выглядит совсем безнадежной. Объективная неизбежность трансформаций не означает, что попытки активно повлиять на этот процесс не принесут результатов. Напротив, они смогут оказаться эффективными, но лишь тогда, когда они будут органично вписаны в комплекс мероприятий по системной реорганизации науки в стране в целом. Пока, к сожалению, не выдерживается ни первое, ни второе из упомянутых выше условий. Что же касается факторов, при которых реализация новой концепции развития научного центра может привести к практическому успеху, то здесь следует внимательно присмотреться к ранее накопленному опыту, относящемуся к истории формирования Академгородка. Возможно, это знание поможет избежать и повторения некоторых прошлых ошибок.

© 1997 г. Институт истории СО РАН, Новосибирск