Некоторые из этих проблем поднимает в своей книге М.М.Сафонов. Работа, по-видимому, рассчитана не только на специалистов в этой области, но и на широкий круг читателей. Этим можно объяснить подробное изложение давно известных в науке фактов: арест и ссылка в Акатуй М.С.Лунина, история создания им и Н.М.Муравьевым написанных в Урике сочинений, следствие над декабристом. Сам характер повествования, названия глав – все это может увлечь читателя, делает его как бы соучастником научного поиска.

Наряду с этим М.М.Сафонов обращается и к серьезным научным сюжетам, выдвигает оригинальные гипотезы. Несомненно, заслуживают внимания попытки автора по-своему прочесть известные произведения М.С.Лунина, Н.М. и А.М.Муравьевых, М.А.Фонвизина, И.Д.Якушкина и других декабристов, на основе сопоставления текстов выдвинуть и обосновать собственную трактовку их сочинений. При этом автор опирается на извлечения из монографий С.В.Окуня, Н.Я.Эйдельмана, статей М.К.Азадовского, С.В.Житомирской и С.В.Мироненко, опубликованные источники и частично – на архивные данные.

Наиболее интересно, на наш взгляд, новое прочтение произведений М.С.Лунина “Взгляд на русское тайное общество с 1816 до 1826 года”, “Разбор Донесения тайной следственной комиссии государю императору в 1826 году” и пространных примечаний к нему и сочинения М.А.Фонвизина “Обозрение проявлений политической жизни в России”. Совершенно справедливо М.М.Сафонов подчеркнул, что одни из первых, кто обратил внимание на совпадение не только мыслей, но и многих текстов фонвизинского и лунинских произведений, – это С.В.Житомирская и С.В.Мироненко, составители двухтомного собрания писем и сочинений Фонвизина, авторы обширного введения к этому изданию. Вслед за ними М.М.Сафонов проделывает текстологическое сравнение фонвизинского “Обозрения” и пространных примечаний к “Разбору Донесения...”. Авторство последних он приписывает не Лунину, а некоему неизвестному лицу, пока им не установленному. На основании проделанной работы, Сафонов выдвигает две версии. Одна из них далеко не нова. Она объясняет сходство текстов в сочинениях Лунина (вернее, автора пространных Примечаний) и М.А.Фонвизина, а в дальнейшем и текстов А.М, и Н.М.Муравьевых, И.Д, Якушкина и других существованием общего протографа – коллективного труда по истории декабризма, возможно, составленного еще в Читинском и Петровском казематах. Подобную гипотезу выдвигали в свое время М.К.Азадовский, Б.Е.Сыроечковский, Г.П.Шатрова и др. О достоверности этой версии из-за недостаточности свежих данных мы – вместе с М.М.Сафоновым – можем только гадать.

Другое его предположение – о том, что не Фонвизин использовал в своем “Обозрении” труды Лунина (как это доказывают С.В.Житомирская и С.В.Мироненко), а напротив, Лунин (или неизвестный автор Примечаний) воспользовался работой Фонвизина, “сделал краткий экстракт из фонвизинского текста” (с.130), вызывает ряд сомнений. Ведь М.М.Сафонов сопоставляет фонвизинское “Обозрение” в его поздней редакции (1847– 1848 гг.), редакция же 30-х годов, как известно, не сохранилась. Мог ли неизвестный автор примечаний к “Разбору” ею воспользоваться? Кто он? И какую роль играл сам М.С.Лунин – ведь книга названа “Неизвестный Лунин”? Без ответов на эти вопросы гипотеза Сафонова остается недоказанной.

Есть в книге и такие моменты, с которыми решительно нельзя согласиться. В первую очередь это касается умаления роли И.И.Пущина в создании общего с М.А.Фонвизиным проекта освобождения крестьян. М.М.Сафонов пытается опровергнуть доказанное предыдущими исследователями утверждение о совместной работе Пущина и Фонвизина над проектом в качестве равноправных соавторов*: “Секретарская работа Пущина над этой запиской, – пишет М.М.Сафонов, – была столь велика, что его можно было бы (курсив мой – Е.М.) причислить к соавторам Фонвизина” (с.173).

М.М.Сафонов, преклоняющийся перед личностью Лунина, никак не может допустить, что такие люди, как Пущин. Якушкин, Н.Бестужев, не одобряют в своих письмах единоборство Лунина с правительством. Считая осуждение его поступков мнимым, М.М.Сафонов выдвигает еще одну гипотезу: письма декабристов в целях конспирации тщательно зашифровывались. А ключом к правильному их прочтению якобы являлось вводимое в русский текст французское слово – и тогда письмо следовало понимать “в обратном смысле”. Например, в письме И.И.Пущина: “Сестра Annette (не Анна, не Анюта, а именно Annette. – М.С.) мне пишет, что надобно по последней выходке Лунина думать, что он сумасшедший” (с.200). И вот этот “пустяк”, по словам М.М.Сафонова, не смогли разгадать такие авторитеты, как С.Б.Окунь и Н.Я.Эйдельман, которые были “введены в заблуждение” и увидели лишь “верхушку айсберга” (с.199), не додумавшись проникнуть в его глубины. Подобные утверждения кажутся нам не только нескромными, но и надуманными. Тот же Пущин никогда в письмах не называл сестру иначе, как Annette, и вообще для дворянского общества того времени употребление наряду с русскими французских выражений было нормой, а не исключением.

* См.: Мироненко С.В. Крестьянский вопрос в трудах декабриста М.А.Фонвизина// Исторические записки. – М., 1975. Т.96. – С.200–201.

Е.И.МАТХАНОВА

© 1997 г.