Это подтверждает и анализ собрания рукописей Института истории СО РАН, на основе материалов которого подготовлена эта статья¹. Большой популярностью, как показывает анализ рукописей собрания, пользовались эсхатологические сочинения Ефрема Сирина, Ипполита, папы Римского, и такие полемические сборники как “Кириллова книга”, “Книга о вере” и другие подобные памятники, выписками из которых пестрят многие старообрядческие сборники. Большой интерес проявляли старообрядцы и к назидательному, душеполезному чтению, к которому относились учительные слова отцов церкви и патериковые легенды, жития византийских и русских святых, в том числе мучеников за старую веру. Этот репертуар всегда был в поле зрения исследователей в первую очередь потому, что изучение места и роли эсхатологических сочинений в формировании идеологии и общественного сознания их читателей дает возможность непосредственно наблюдать процесс этого формирования и его особенности.

Представляется однако, что заслуживает внимания исследователей и другая грань читательского интереса старообрядцев — интерес к сочинениям натурфилософской и естественнонаучной тематики. Речь идет о памятниках древнерусской письменности, содержащих естественнонаучные сведения: о создании мира, человеке, животных, растениях, природных явлениях и т.д. То есть тех памятниках, которые издавна вызывали интерес у читателей и являлись для них источниками знаний, формируя представления о мироздании.

В древнерусской литературе, средневековой по своему типу, как известно, не было разделения на художественную и научную, и сочинения подобного рода соединяли в себе как признаки повествовательных жанров, так и элементы естественнонаучного характера. Такие сочинения принято относить к так называемым естественнонаучным жанрам. Следует однако помнить, что отнесение памятников этого круга к естественнонаучным сочинениям имеет условный характер, так как эта их сторона (наличие естественнонаучной проблематики) не является определяющей, ибо она лишь составляющая часть христианского вероучения в его полноте. Она представляет ту часть знаний человека о мироздании, которые могут быть получены в процессе богопознания, то есть познания Творца путем познания сотворенного им мира во всех его проявлениях. Характеризуя этот принцип познания присутствия в мире Бога, Г.В.Флоровский заметил: “Катафотическое богословие, как учение о Божественном промысле, есть с тем вместе и космология”². Наиболее полное выражение этот принцип познания мира путем познания Бога, как Творца и Промыслителя, нашел в таком жанре, как шестоднев, в котором авторы, на основе комментария библейских глав о миротворении стремились представить образ мира во всей его полноте и многообразии проявлений, используя форму занимательного повествования.

К этим памятникам относятся такие известные в древнерусской письменности сочинения, как “Христианская топография” Козьмы Индикоплова (32/70, нач.XIX в.), “Диоптра” (7/90, 1820 г.), “Луцидариус” (1/70, л. 3–137, кон. XVII в.; 27/72, 1773 г.; 6/94, втор. пол. XVIII в.), “Беседа трех святителей” (51/70, л. 15–22, нач. XIX в.; 22/73, сер. XVIII в.; 14/83, л. 7–12 об., кон. XIX — нач. XX в.; 17/83, л. 4–14, кон. XIX в.; 3/96, л. 5–13 об., посл. треть XVIII в.). Здесь также встречаются и отдельные статьи “естественнонаучного” характера в виде вопросо-ответов, типа “Что есть человек?”, выписки из лечебников и др.

Среди традиционных памятников натурфилософского содержания, имеющихся в коллекции, которые привлекают книжников-старообрядцев, можно выделить “Слово о рассечении человеческого естества, како сечется в различные вещи”³. Сочинение, по мнению исследователей, относится к оригинальным памятникам древнерусской письменности и пользовалось популярностью, судя по тому, что довольно часто встречается в рукописях разного времени. Н.Н.Дурново относил его появление к концу XVII в. и высказывал мысль о том, что оно было написано в среде раскольников⁴. Созданное на основе памятников традиционной письменности (например, “Лествицы” Иоанна Синайского) и текстов Священного Писания с использованием христианской символики в изображении человека и окружающего его мира, средневековых философско-этических представлений о человеке и его назначении, сочинение привлекало читателей, по-видимому, своей занимательностью и определенным остроумием, давая разносторонние оценки человека в сопоставлении его с самыми разными явлениями природы, представителями животного мира и даже веществами неживой природы (например, различными металлами: золотом, серебром, медью, железом). Кроме того, читателя привлекало, вероятно и то, что автор “Слова о рассечении человеческого естества” использовал такие издавна знакомые ему и популярные в древнерусской книжности памятники, как “Физиолог”, азбуковники, “Толковую Палею”, в доступной форме излагавшие и основы христианского вероучения, и некоторые знания натурфилософского характера. В “Слове о рассечении человеческого естества” влияние этих текстов угадывается, например, в уподоблении человека некоторым животным и птицам. А интерес к сочинению старообрядческих книжников связан был, очевидно, с тем, что здесь наряду с традиционными мотивами общехристианской этики звучали темы, близкие сердцу ревнителей древнего благочестия. К таковым здесь, например, относятся: приверженность истинной вере, осуждение еретиков и злых учителей. Они в памятнике по традиции, идущей от Иоанна Златоуста, сравниваются с волками, которые “поедают души христианския”, за что всячески осуждаются. Отступники же от истинной веры, по мнению автора “Слова о рассечении...”, похожи в своем поведении на мышь, которая “угрызает от Божественнаго Писания словеса”. Здесь также звучит актуальная в миропредставлении старообрядцев тема “пестротного учения”, “пестротного жития”, то есть греховного, еретического восприятия вероучения. Эта тема нашла выражение в сравнении человека, отпавшего от истинной веры, с пестрой рысью: “Рысь убо пестра, и своею пестротою прообразует пестротное житие и учение, сицевый нрав земных человек приличен еретиком есть и злым учителем”. Подобное сравнение давало повод поразмышлять о “пестрой антихристовой прелести”. Такую “пестроту”, как известно, обличали в своих сочинениях и первые расколоучители протопоп Аввакум и дьякон Федор Иванов. Она не утратила своего значения и для современного читателя-старообрядца, сохранившего рукопись в своей библиотеке.

Из других сочинений этого ряда особо следует выделить великолепно сохранившийся список известного в древнерусской литературе с XIV века памятника — “Диоптры” Филиппа Монотропа (Пустынника) (7/90), переписанный аккуратным почерком неизвестным книжником в 1820 г. в городе Калуге. Список датирован самим переписчиком рукописи. Как свидетельствуют последовательно сделанные им записи на полях книги, он начал свой труд в ноябре 1819 г. и завершил его лишь через несколько месяцев, уже в марте следующего года. Как известно, этот переводной памятник пользовался на Руси большой популярностью, его исследователь Г.М.Прохоров выявил большое количество списков, часть из которых относилась и к XIX в.⁵ Однако, описанная нами рукопись пользовалась популярностью не только у читателей XIX в., но и на протяжении следующего века, вплоть до настоящего времени, ибо в среде сибирских старообрядческих книжников, куда она попала неведомыми для нас путями, она была бережно сохранена, перечитывалась с большим интересом и вниманием. Для ее бывшего владельца, который и сам является писателем и толкователем Св. Писания, очевидно, понятны и близки натурфилософские и нравственные идеи, изложенные в “Диоптре” писателем XI века в диалоге Души и Плоти. Думается, они занимают в системе его мировоззрения почти такое же место, как и в представлениях средневекового человека. С этой точки зрения можно говорить о том, что это мировоззрение не претерпело в основе своей сколько-нибудь существенных изменений, оно лишь адаптировалось к современным условиям.

Наряду с переписыванием традиционных сочинений древнерусской письменной культуры старообрядческие книжники создают и свои собственные трактаты, в которых пытаются обсуждать вопросы мироустройства, истолковывая в эсхатологическом плане как современную историю, так и все явления природы. Таковы, например, трактаты о. Симеона (в миру — Сафона Яковлевича Лаптева) “Познание от твари творца и управителя вселенныя” (2/94-г, л. 90 об.–100), и его духовного сына и последователя А.Герасимова “О конце света” (1/94-г), введенные в научный оборот Н.Д.Зольниковой⁶. Эти сочинения направлены против современной богоборческой науки, которая, по мнению их авторов, находясь на службе у антихриста, ведет человечество к гибели, губит окружающую природу. Одно из сочинений А.Герасимова так и озаглавлено: “Наука и техника — природе убийца”. О том, что подобное негативное отношение к светской науке со стороны старообрядцев существовало и ранее, свидетельствует помещенное в одном из сборников, вышедших из скриптория зауральских старообрядцев поморского согласия в конце XIX в., — полемическое сочинение “Анти-Митчелл” (13/74, л. 295 об.–300). В этом трактате сибирский книжник разоблачает с точки зрения христианской концепции мироустройства научные построения зарубежного ученого астронома⁷.

Как свидетельствует рукописный материал коллекции, особый интерес старообрядцы проявляют к сведениям о разного рода стихийных бедствиях, природных катаклизмах: землетрясениях, извержениях вулканов, которые они рассматривают как проявления гнева Божия, предупреждения и знамения приближающегося Страшного Суда. Подобные феномены природы в данном случае представляют интерес не сами по себе, но именно как эсхатологические знаки, имеющие провиденциальный смысл и дающие возможность увидеть ясные указания приближения конца света и осознать их глубинный христианско-нравственный аспект. Как яркое отражение эсхатологических настроений, напряженного ожидания этого конца можно рассматривать подобное стремление сосредоточить внимание на событиях катастрофического характера. Так, составитель одного из сборников привлекает подборку выписок о извержениях Везувия и знамениях “подземного огня” из “Деяний церковных и гражданских” Цезаря Барония и книги “Всемирный путешествователь”. Подборка озаглавлена им “О извержении огнедышущих гор” (2/74-г, л. 85–90.). После первой выписки о извержении в 79 г. Везувия следует замечание, касающееся истолкования эсхатологического значения этого события для судеб людей: “Церковный историк Бароний, упоминая о сем извержении... заметил — сицевым чудом от тоя горы (Везувии), яже имать окно геенское, возвещаше Господь Бог, какова есть геенна и каков огнь в ней, который жжет, а не сожегает. Горы, всегда горящия (сиречь Везувий в Кампании и Етна в Сицилии и инде), никогда не сгарают. Тако и телеса осужденных горети будут, а никогда же сгорят и не погибнут огнем...” (л. 85–85 об.). После ряда выписок из разных источников о последующих вулканических извержениях и ссылок на мнения священномучеников Патрикия и Пиония (в данном случае автор привлекает Четьи-Минеи) о свойствах “подземного огня”, согревающего надземные воды и в то же время “на грешники уготованнаго”, составитель сборника обращает внимание на учащение этих событий по ходу времени.

Другой книжник обращается к сведениям о моровом поветрии в Египте и Африке, которые он находит также в “Деяниях церковных и гражданских” Барония (13/74, л. 238). Третий привлекает сведения о знаменитом Тунгусском метеорите из томской газеты “Красное знамя” за 1929 год, № 3, помещая их в контекст выписок эсхатологического характера о антихристе и последних временах (13/68, л. 78–80), что дает ему возможность истолкования этой космической катастрофы все в том же эсхатологическом ключе. Подобное восприятие данного текста должно было появиться и у читателей сборника, ибо такую задачу и ставил перед собой его составитель.

Следует отметить, что круг чтения старообрядцев включает также и традиционные памятники письменности, отражающие проблемы медицинского характера. Так, например, составителя одного из тюменских сборников заинтересовал “Домашний лечебник” князя Парфения и он сделал из него обширные выписки (13/74, л.501об.–511об.). Его привлекло, очевидно, то, что автор Лечебника удачно соединил в нем как традиционный опыт народного врачевания, так и некоторые достижения современной ему медицинской науки. Кроме того, здесь часты ссылки на мнения ученых древности: Гиппократа, Галена, Аристотеля и др. Автор “Домашнего лечебника” рекомендует употреблять для лечения традиционные средства народной фитотерапии: шалфей, мелиссу, липовый цвет и др. Эти средства могут быть использованы вместо дорогого привозного чая, употребление которого автор “Домашнего Лечебника” находит вредным для человеческого организма. Делая выписки о губительных для человека свойствах табака, составитель сборника как бы “научно” подкрепляет взгляды старообрядцев на табак, как на дьявольское зелье. Голод и пост, о пользе которого говорится в “Лечебнике” со ссылкой на мнение и личный опыт медиков древности, способствует не только духовному совершенству человека, но и полезен для его физического здоровья. Составителя сборника привлекли также сведения об особенностях отношения к этим проблемам и традициях, с ними связанных, у разных народов (персов, египтян, ассирийцев, китайцев и др.), о проявлениях этих традиций в разных вероисповеданиях. Самоограничение “в одеянии и вкусных яствах” и воздержанность “от всякой роскоши” — вот те принципы, которые лежат в основе рекомендаций “Домашнего Лечебника”, и которые, очевидно, разделяет составитель сборника.

* Статья подготовлена на материалах коллекции рукописей Института истории СО РАН при финансовой поддержке РГНФ (проект № 96–01–00295).

2 Флоровский Г.В. Восточные отцы V–VIII веков. — М., 1992. — С. 110.

У 1998 г. Институт истории СО РАН,