В последнее время в своих трудах по истории советской России 30-х годов так называемые западные историки-ревизионисты настойчиво проводят идею о том, что сталинские репрессии явились реакцией государства на усилившиеся в те годы беспорядок, преступность, произвол местных властей¹. Во-первых, из многочисленных фактов произвола на местах, они делают вывод о том, что местное руководство не слушало и не выполняло распоряжений вышестоящей власти. Во-вторых, западные историки акцентируют внимание на “революционной составляющей” Большого террора. В таком ключе рассматриваются показательные процессы над местным начальством, которые прошли в сельских районах страны в 1937 г.² Эти процессы были проведены не только в центральных областях, но и в Сибири.

Подсудимые обвинялись в том, что, начиная с 1934 г., “проводили в Северном районе вредительскую шпионско-диверсионную контрреволюционную работу”. “Свои контрреволюционные действия в области животноводства, — докладывал первый секретарь Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) Р.И.Эйхе Сталину 2 октября 1937 г., — они проводили через заведующего районной ветеринарной лечебницей Новгородцева, который являлся платным агентом-шпионом иностранного государства. Новгородцев завербовал ветфельдшеров Воробьева и Промыслова, которые путем умышленного заражения инфекционными болезнями (чумой, язвой, сапом) скота, принадлежащего колхозам и колхозникам, добивались массового падежа. В результате...в Северном районе уничтожено лошадей 1740 голов, крупного рогатого скота 1925 голов и свиней 3304 головы...

Все подсудимые на открытом судебном процессе признали себя виновными в контрреволюционной работе. По приговору Специальной коллегии Западно-Сибирского Краевого Суда эти враги народа расстреляны”³.

Такие показательные процессы, как в с.Северное Западно-Сибирского края, состоялись не потому, что на местах уловили сигнал, данный рядом сообщений о злоупотреблениях властью местными руководителями и комментариями к ним в газете “Правда”, как считает Ш.Фицпатрик⁴. На это был дан прямой приказ Сталина в виде шифрованных телеграмм от 3 августа и 2 октября 1937 г., отправленных Секретариатом ЦК секретарям обкомов, крайкомов ВКП(б) и ЦК компартий национальных республик. В частности, в шифротелеграмме от 3 августа, подписанной Сталиным, требовалось организовать “в каждой области по районам 2–3 открытых показательных процесса над врагами народа — вредителями сельского хозяйства, пробравшимися в районные партийные, советские и земельные органы” и осветить суд над ними в местной печати с целью мобилизации колхозников “на борьбу с вредительством и его носителями”⁵. После выполнения приказа следовал обязательный отчет нижестоящего руководства вышестоящему.

15 августа 1937 г. в соответствии с шифрованной телеграммой из Москвы бюро Запсибкрайкома ВКП(б) приняло следующее постановление: “Предложить тт.Баркову и Мальцеву (прокурору и замначальника УНКВД края — И.П.) в течение 4–5 дней внести в крайком предложение, в каких районах организовать открытые судебные процессы над врагами народа вредителями сельского хозяйства, в частности, разработать материалы по Северному и Курьинскому районам для организации в них открытых судебных показательных процессов. Процессы должны быть тщательно подготовлены, с приглашением колхозников и с широким освещением в печати”⁶.

19 августа первый секретарь Запсибкрайкома ВКП(б) Эйхе выступил по радио с докладом об уборке урожая и о раскрытии врагов народа в Северном районе⁷. К этому времени руководители района были уже арестованы. Последняя подпись секретаря райкома М.И.Матросова встречается на документе, датированном 17 августа⁸. А далее последовали инициированные уполномоченными крайкома собрания колхозников в поддержку этого решения крайкома. Так, собрание членов колхоза 17 партсъезда 7 сентября 1937 г. одобрило деятельность органов НКВД по раскрытию контрреволюционного вредительства и потребовало для обвиняемых расстрела⁹.

16 сентября всем редакторам районных, городских и многотиражных газет была направлена телеграмма крайкома следующего содержания: “На днях будет проходить судебный процесс над контрреволюционной вредительской группой из числа бывших руководящих работников Северного района. Эта троцкистско-бухаринская диверсионно вредительская контрреволюционная организация стремилась подорвать благосостояние колхозов и колхозников и вызвать недовольство масс. Широко публикуйте материалы процесса, разоблачайте перед рабочими и колхозниками методы и приемы вредительской деятельности заклятых врагов народа и покажите материальный ущерб, нанесенный ими социалистическому хозяйству. Используйте материалы процесса для подъема революционной бдительности рабочих, колхозников, служащих. Развивайте чувство патриотизма и ненависть к врагам нашей социалистической родины. Мобилизуйте рабочих, колхозников на перевыполнение государственных планов”¹⁰.

Теперь трудно сказать определенно, почему именно Северный район был избран первым для проведения показательного процесса над его руководителями. Возможно, что он был наиболее удален от краевого центра. Возможно также и потому, что секретарь райкома М.И.Матросов реже других, опять же в силу удаленности района, бывал на заседаниях в Новосибирске и потому казался краевому руководству более самостоятельным в действиях, чем другие. Ничем иным он особенно не выделялся: социальное положение — рабочий, член партии с 1925 г., образование — средняя школа и курсы райпартактива, работал в этой должности с декабря 1933 г. 20–26 апреля 1937 г. на районном перевыборном партсобрании, которое проводилось тогда в демонстративном порядке по решению февральско-мартовского 1937 г. пленума ЦК, был вновь избран секретарем — за него проголосовало 60 человек, против — 1. В качестве положительных сторон отмечались его “непримиримая борьба с классовыми врагами, борьба за укрепление колхозов, большевистское чутье”, в качестве отрицательных — грубость и высокомерие¹¹. Но скорее всего причиной того, что выбор пал именно на Северный район, явился арест к этому времени председателя райисполкома И.Н.Демидова. Обсуждению этого факта было посвящено специальное собрание районного партактива 20 июля 1937 г., на котором с докладом “О методах враждебной работы врагов народа в районе” выступал начальник районного отделения НКВД Плотников. Характерно, что на этом собрании М.И.Матросов в ответ на реплику одного из присутствующих о том, что “арестовывают много коммунистов” заявил: “Настоящих коммунистов никто и никогда не арестовывал, а арестовывали врагов народа с партбилетом в кармане”¹². Скоро он смог убедиться в правильности своего заявления.

Отчуждение колхозников от результатов своего труда, их подневольная незаинтересованность в труде, начавшиеся с момента проведения насильственной коллективизации, уже к этому времени, к середине 30-х годов, проявились в полной мере. Колхозники, как правило, выходили на работу в 11 и уходили с поля в 17 часов. Вполне закономерно, что при таком отношении к делу урожай был чрезвычайно низкий. В 1936 г. ржи (а это была главная сельскохозяйственная культура в районе) собрали в среднем по 5,3 ц с гектара, пшеницы — 5,9, а в 55 колхозах урожайность была еще ниже. В результате в этих колхозах на трудодень выдали всего по 600–900 граммов хлеба, а кое-где смогли выдать только овес. Не случайно поэтому колхозники всеми способами преодолевали установленные запреты и бежали из деревни. Так, по 10–12 колхозам, как сообщало 9 июля 1936 г. в краевые органы местное руководство, “ушло до 60% трудоспособных мужчин, а семьи, как правило, остаются в колхозе и многие из них не выходят на работу, ссылаясь на то, что муж заработает, прокормит. В этих районах полностью погибли озимые — по району гибель озимых выражается в 40%” ¹³. К тому же никаких промтоваров в село практически не завозили: типичная жалоба тех лет — “в сельпо ничего нет”. Да если бы и было, цены на них никак не увязывались с теми доходами, которые колхозы получали за сдаваемую ими продукцию, а колхозники на трудодни.

Можно представить себе то положение, в котором находилось районное руководство, когда из краевого центра требовали выполнения установленного плана хлебопоставок любой ценой! Угрожающая обстановка складывалась и к осени 1937 г. Вот строки из постановления Северного райкома от 6 августа: “План сеноуборки и силосования по району не выполнен... Ряд колхозов до сих пор не приступил к хлебоуборке” ¹⁴.

Какую же политическую, социальную и экономическую ситуацию раскрывает эта история? Спланировав Большой террор как боевую операцию против населения страны, сталинская власть постаралась, кроме прямых результатов уничтожения и изоляции своих возможных противников и неблагонадежных, получить еще и дополнительные утилитарные результаты, побочные выгоды. Во-первых, открытыми процессами прикрыть тайный ночной, многократно более массовый террор. Во-вторых, переложив собственные преступления на часть своих наместников как на “козлов отпущения” и избавившись от них, реабилитироваться в глазах народа, сохраняя и укрепляя установленную систему политического, социального и экономического насилия. В-третьих, прикрыть террор против народа организованным и восторженным согласием самого народа с террором против отдельных представителей власти, переложив тем самым историческую ответственность за массовые убийства на народ, сделав его соучастником убийств, организованных властью. И, наконец, укрепить таким образом коммунистический режим аморально-политическим единством с народом, что в значительной мере удалось, как показали последующие события.

Не мог секретарь райкома партии, тот же Матросов, в коммунистической системе власти под надзором вышестоящих начальников и стучащих на него подчиненных творить то, что ему заблагорассудится. Нет, его произвол был санкционирован, его произвол был способом выполнения планов хлебозаготовок, сева и т.д. вплоть до организации стахановского движения без достаточных средств на материальное поощрение. И никакими иными способами местные власти не могли в тех условиях собрать недоимки и деньги на очередной заем, кроме как устраивая ночные тревоги и описывая за долги крестьянское имущество и конфискуя крестьянские избы. Потому-то и секретарь райисполкома Коротаев месяцами мариновал жалобы и просьбы колхозников и не давал им дальнейшего хода.

Строки из письма Эйхе Сталину о том, что “судебные приговоры над врагами народа — вредителями сельского хозяйства — встречены единодушным одобрением широчайших масс рабочих, колхозников и служащих. На многочисленных собраниях и митингах трудящиеся единодушно требуют выкорчевать до конца троцкистско-бухаринских бандитов, шпионов, вредителей и диверсантов”, вполне соответствовали действительности того времени. Вот, к примеру, постановление одного из таких собраний в день окончания процесса, 20 сентября:”...Заслушав сообщение о приговоре спецколлегии Западно-Сибирского краевого суда над врагами народа, орудовавшими в Северном районе, мы, колхозники колхоза им.Крупской, с большим удовлетворением и радостью встречаем этот единственно справедливый приговор о расстреле заядлых врагов народа Демидова, Матросова, Синева, Новгородцева, Коротаева, Воробьева и Промыслова, этих право-троцкистских , японо-немецких вредителей, шпионов и диверсантов. Приговор о расстреле этих смердящих фашистских псов полностью выполнил нашу волю и наше желание.

Мы еще крепче сплотимся вокруг нашей славной Коммунистической партии и любимого вождя, друга и учителя товарища Сталина... Мы обязуемся в ближайшие дни закончить хлебоуборку и достаточно выполнить государственный план зернопоставок и натуроплату МТС. Мы берем на себя обязательство к 20-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции внести сумму подписки на заем обороны...” ¹⁵.

Ш.Фицпатрик эти процессы напомнили карнавал, о котором писал М.М.Бахтин: “...Это был, без сомнения, политический театр, но такой, в котором все участники — свидетели и публика — наслаждались унижением своего бывшего начальства. Это напоминало лубок XVIII в., изображавший похороны огромного, связанного кота стаей пританцовывающих от радости мышей” ¹⁶.

Нет, здесь был не просто карнавал средневекового типа, который имел место на Западе. Наоборот, “здесь мы видим полное “переворачивание” карнавала, превращение его из культуры народной в культуру правящей верхушки с заменой здорового, пусть и грубого смеха черным садистским юмором, патологией...” ¹⁷.

Улучшилось ли положение в Северном районе после расстрела местного руководства? Нет, ухудшилось. Об этом ярче всего свидетельствует воззвание “Все на спасение урожая!”, которое следует датировать концом октября 1937 г. Текст настолько выразителен, что его стоит процитировать почти полностью: “Зима началась. Руководители колхозов, сельсоветов и районных организаций, которые не сделали в свое время выводов из предупреждений ЦК нашей партии и не приняли своевременных мер по усилению хлебоуборки и хлебосдачи получили жестокий удар. За преступное благодушие и неповоротливость колхозы должны теперь расплачиваться огромными убытками: десятками и сотнями гектар неубранного хлеба, снижением ценности трудодня колхозника. Почти два месяца продолжались уборочные работы — срок более, чем достаточный, чтобы своевременно убрать и обмолотить без потерь весь обильный урожай этого года 28 000 гектар. И только исключительной безответственностью и нерасторопностью в организации труда, прямым игнорированием технических средств и особенно простейших уборочных машин, крайне неумелым сочетанием всех полевых работ, приведшим к оппортунистической очередности объясняется тот факт, что в районе осталось нескошенным хлеба около 4 000 га и незаскирдованным около 12 000 га.

Особенно низки темпы уборочных работ были в пятидневку с 30 сентября по 5 октября, за этот период мы имеем прирост по косовице лишь 3,2%, по скирдованию — 4,5%, по обмолоту — 3,7% и по вывозу хлеба — 8,9%. Некоторые колхозы и даже целые сельсоветы “умудрились” за всю пятидневку не скосить ни одного гектара колосовых, заскирдовать и обмолотить до одного или 1–2% к годовому плану... Невыходы на работу в колхозах за последние дни повысились, производительность труда крайне низка, некоторые колхозы совершенно перестали выходить в поле и занялись домашними работами...” ¹⁸.

Жертвами этого карнавала-расправы, каким в действительности были показательные процессы 1937 г. в сельских районах, стали не только местные начальники, но и сами колхозники, которые участвовали в этих процессах. Совпадение действий вышестоящей власти и недовольства народа в этом карнавале никоим образом не помешало тому, что карнавал очень скоро превратился в кровавую мистерию, в которую попали не только подсудимые, но и судьи, и свидетели, и приглашенная публика, которые все были статистами в игре, задуманной и проведенной по указаниям вышестоящей власти. Вслед за расстрелянными руководителями Северного района скоро были выявлены новые “вражеские элементы”, среди которых председатели колхозов “Память Куйбышева” Коновалов, “Красный Коммунар” Ливанов, “Красный факел” Хрущев, “Труд Нацмен” Юзуков, “Красный Васюганец” Поляков, директор Тартасской МТС Курдюмов и др.¹⁹. В декабре 1937 г. была арестована и расстреляна “вредительская группа” из 9 человек, работавших на Северном пункте “Заготзерно” во главе с заведующим этим пунктом М.А.Тырышкиным²⁰. Затем наступила очередь рядовых колхозников... В конце концов в подвалах НКВД оказался и помощник краевого прокурора по спецделам С.К.Садковский, выступавший на процессе с обвинительной речью²¹.

Современные западные историки, говоря о “революционной составляющей” Большого террора, исходят из принципиально иных, чем в России, взаимоотношений государства и общества. Соучастие масс в репрессиях не было самостоятельным фактором и не могло быть, так как в России отсутствовало гражданское общество, тем более в период сталинского правления. Не массы “давили” на власть, а власть “давила” на массы, манипулируя ими, используя их настроения и отсутствие у них элементарных зачатков правосознания в своих интересах, канализируя их недовольство своим положением, направляя его против местных начальников, “вредителей”, “врагов народа” и оформляя свои действия от имени трудящихся масс. Характерный оборот, встречающийся в документах 30-х гг. — “установка партии на организацию ярости масс...” ²². Все это свидетельствует не о слабости, а о силе власти, которая в своих действиях опиралась на худшие черты народа, поощряя их и тем самым усугубляя эти черты.

Кроме того, акцентируя внимание на “революционной составляющей”, западные историки-ревизионисты в конечном счете смазывают суть Большого террора, которая заключалась в окончательной “зачистке” общества от антисоветских элементов, что на самом деле означало ликвидацию всех сколько-нибудь потенциально активных и самостоятельно мыслящих людей в стране.

2 Фицпатрик Ш. Как мыши кота хоронили. Показательные процессы в сельских районах СССР в 1937 г. // Судьбы российского крестьянства. — М.: РГГУ, 1996.

3 ГАНО, ф.П–3, оп.11, д.29, л.14–16.

4 Фицпатрик Ш. Как мыши кота хоронили. — С.391.

6 ГАНО, ф.П–3, оп.2, д.861, л.7.

16 Фицпатрик Ш. Как мыши кота хоронили. — С.389.

18 ГАНО, ф.П–79, оп.1, д.170, л.44.

У 1998 г. Институт истории СО РАН, Новосибирск