Ю.С.ХУДЯКОВ, В.А.КОЧЕЕВ

ДРЕВНЕТЮРКСКОЕ МУМИФИЦИРОВАННОЕ ЗАХОРОНЕНИЕ
В МЕСТНОСТИ ЧАТЫР У с.ЖАНА–АУЛ В ГОРНОМ АЛТАЕ

Для изучения культур древних и средневековых кочевников Горного Алтая важное значение имели находки мумифицированных захоронений. В силу особых условий залегания, конструктивных особенностей сооружений и применения бальзамирования умерших в подобных памятниках сохраняются многие находки из органических материалов, которые в большинстве синхронных погребений полностью истлевают. В разные годы серия подобных захоронений была исследована в памятниках пазырыкской культуры скифского времени, в которых органические материалы сохранились из–за образования подкурганной мерзлоты. Большие курганы скифского времени исследовались В.В.Радловым в середине ХIX в. в Катанде и Берели, М.П.Грязновым в 1920–е годы в Пазырыке и Шибе, С.И.Руденко в 1940–1950 гг. в Пазырыке, Башадаре и Туэкте¹. В результате этих раскопок обнаружены образцы головных уборов, одежды, обуви, воинского убранства, конского снаряжения, оружия, бытовой утвари, многочисленных предметов прикладного искусства. Предметы из органических материалов позволили более наглядно представить этнографический облик населения пазырыкской культуры, существенно расширили имевшиеся представления о хозяйственных занятиях, этнокультурных связях, искусстве и идеологии кочевников скифского времени. В пазырыкских курганах были обнаружены мумифицированные тела умерших со следами татуировки. Предметы из органических материалов встречались и при раскопках курганов рядовых кочевников в 1970–1980 гг.²

Возможности изучения памятников пазырыкской культуры с подкурганной мерзлотой существенно расширились в ходе раскопок курганов скифского времени В.И.Молодиным и Н.В.Полосьмак на плоскогорье Укок в 90–е годы³. В результате находок многочисленных, художественно оформленных образцов одежды, украшений, вооружения, конской упряжи и других предметов появилась возможность для реконструирования мужского и женского костюма, была уточнена этносоциальная структура пазырыкского общества, были прослежены новые направления этнических контактов населения пазырыкской культуры. В курганах скифского времени на плоскогорье Укок были обнаружены мумифицированные тела с татуировкой. Эти находки стали основой для историко–генетических исследований. Раскопки последних лет на Укоке наглядно продемонстрировали широкие возможности изучения памятников с мумифицированными захоронениями, которые позволяют значительно полнее представить культуру оставившего их населения в различных аспектах жизнедеятельности.

Однако мумифицированные захоронения на территории Горного Алтая встречаются не только в памятниках пазырыкской культуры.

В 1989 г. Ю.С.Худяковым на могильнике Усть–Эдиган в среднем течении р.Катунь было исследовано женское захоронение со следами естественной мумификации, в котором частично сохранились мягкие ткани тела умершей, остатки головного убора, одежды, бытовой утвари из органических материалов. В 90–е годы вещи из органических материалов были обнаружены еще в четырех захоронениях из могильника Усть–Эдиган⁴. В этих погребениях не было подкурганной мерзлоты. Органика хорошо сохранилась в могилах с каменными ящиками, перекрытыми в несколько слоев каменными плитами, в результате чего образовались полые камеры, не заполненные землей. Не исключено, что в хуннское время кочевники Горного Алтая владели некоторыми приемами искусственного сохранения тел умерших. В пользу этого свидетельствует трепанация черепов у отдельных индивидов, погребенных в могильнике Усть–Эдиган.

Предметы из органических материалов и мумифицированные останки погребенного со следами искусственных приемов по сохранению тела были найдены в гроте на р.Кам–Тыттугем. Находки из этого захоронения, обнаруженного школьниками, хранятся в краеведческом музее в школе с.Кокоря. Несомненный интерес для сравнительного анализа с памятниками предшествующих исторических эпох представляет находка мумифицированного захоронения древнетюркского времени в местности Чатыр у с.Жана–Аул в Кош–Агачском районе Республики Алтай. Оно было обнаружено после расчистки бульдозером площадки для гравийного карьера. Детьми из с.Жана–Аул был найден череп коня с остатками кожаных ремней от узды и бронзовыми бляшками. Череп вывалился из нарушенного погребения, которое было повреждено бульдозером на глубине около 90 см от современной поверхности. Благодаря активному вмешательству жителя с.Жана–Аул М.Садуакасова, разрушение памятника было приостановлено. По вызову местных властей, на место находки выехали работники прокуратуры, поскольку хорошая сохранность мумифицированных останков вызвала у жителей с.Жана–Аул подозрение, что захоронение является современным. По сообщению жителей села, лишь 25 марта 1991 г. на памятник смог приехать специалист–археолог В.А.Кочеев, сотрудник Института гуманитарных исследований и Алтайского республиканского краеведческого музея им. А.В.Анохина. Несмотря на то, что погребение было основательно нарушено, В.А.Кочееву удалось доследовать и составить представление об этом интересном памятнике.

Судя по его наблюдениям, погребение имело надмогильное сооружение в виде каменной насыпи, которое было полностью снесено бульдозером. В карьере прослеживаются остатки насыпи и заполнения могильной ямы, сдвинутых бульдозером. В западной части могильной ямы находился скелет коня. Судя по сохранившим первоначальное расположение костям, скелет коня был ориентирован головой на север. Конь был взнуздан. От узды сохранилось несколько ремней с бронзовыми бляшками.

В восточной части могильной ямы находился каменный ящик из вертикально установленных каменных плит. Он имел трапециевидную форму. Длина ящика 185 см, ширина в северной части ящика 62 см, ширина в южной части 25 см. Глубина ящика в северной части 50 см, в южной части 40 см. Внутри каменного ящика, на дне могильной ямы, находилось погребение взрослой женщины. Она лежала на спине, в вытянутом положении, головой на север. Хорошо сохранились мягкие ткани лица, тела, рук. Судя по всему, хорошая сохранность мягких тканей тела умершей является следствием естественной мумификации, так как никаких следов бальзамирования не обнаружено. Сохранившиеся мягкие ткани лица передают монголоидный облик умершей, у которой были узкие глаза, выступающие скулы и маленький приплюснутый нос.

В ушах у погребенной сохранились “серьги” из витой толстой нити. Они были продеты в мочки ушей и имели петли для подвешивания украшений. Возможно, это заменители настоящих у металлических серег или только крепления для подвесных украшений (рис.I).

Рис. 1. Детали узды и украшения из погребения:
1-6 - бляшки с фрагментами ремней; 7-11 - бляшки; 12-15 - наконечники ремней; 16 - обломок пряжки; 17-32 - бусины.

У погребенной найдено 16 крупных каменных бусин. Все они, вероятно, входили в состав одного ожерелья. Одна, самая большая бусина, изготовлена из непрозрачного темного с зеленоватым отливом камня. Ее длина – 15 см, ширина – 3 см (см. рис.I.17). Девять бусин, изготовленных из полупрозрачного, розоватого камня, халцедона, имеют шаровидную форму. Длина – 1,2–1,3 см, ширина – 1,2–1,3 см (см. рис.I.18–27). Четыре бусины разных форм изготовлены из белого с прожилками известняка. Среди них есть эллипсоидная (см. рис.I.29), усеченно–шаровидная, шаровидная и цилиндрическая бусины (см. рис.I.30–32). Две бусины зеленоватого цвета. У одной бусины уплощена одна сторона. Длина бусин от 0,8 до 1,7 см, ширина 1,1–1,4 см.

Чатырские крупные бусы эллипсоидальной и шаровидной форм по размерам, форме и цвету похожи на крупные бусы джетыасарской культуры⁵. Сложнее судить о происхождении бусин иных форм. Большинство каменных бусин в Южной Сибири считается привозными из Средней Азии и Индии⁶.

Погребенная была одета в шелковую наплечную одежду типа халата, сохранившуюся фрагментарно. До проведения комплекса консервационных и реставрационных работ ее покрой в точности не восстанавливается⁷. Очевидно, халат был сшит из кусков шелковой материи красноватого и коричневого цвета. На некоторых фрагментах просматриваются узоры. Вероятно, шелк китайского производства. Его изучение будет способствовать уточнению хронологии памятника.

На пальцах обеих рук женщины были надеты кольца и перстни, изготовленные из бронзы. Кольца сомкнуты из узкой пластины, шириной около 4 мм (рис.II.1 и 2). Перстень аналогичен по конструкции. На его внешней стороне имеется округлый плоский щиток (см. рис.II.2). Перстень был надет на средний палец правой руки. Кольца носились на указательном и безымянном пальцах левой руки и безымянном пальце правой руки. Близкие по форме кольца (по одному или два) также были обнаружены в могильнике Кудыргэ на Алтае⁸ в нескольких мужских и женских захоронениях, а в одной могиле даже пять разных колец. В тех случаях, когда это было зафиксировано в процессе работ, кольца были надеты на указательный палец правой руки, одно или два на одном пальце⁹. В одном случае кольцо было на пальце левой руки¹⁰. У одного из погребенных на пальцах было пять колец, в том числе одно серебряное и одно рифленое трехчастное¹¹. А.А.Гаврилова отмечает, что кольца редкое явление в древнетюркских памятниках Алтая¹². Перстни и кольца редко встречаются и в памятниках древнетюркского времени на Тянь–Шане¹³.

В головах у погребенной были помещены сосуды с заупокойной пищей и питьем. Хорошо сохранилось деревянное блюдо на четырех низеньких ножках. Оно вырезано из дерева, имеет удлиненно–овальную форму с вогнутыми сторонами, низкие борта и четыре низкие конические ножки (рис.III.2). Такая посуда применялась для приема мясной пищи.

Подобные блюда найдены в памятниках древних тюрок в Туве¹⁴. Рядом с блюдом находилась деревянная кружка в округлым туловом, широкой горловиной, отогнутым венчиком и боковой петлевидной ручкой (см. рис.III.1). Сосуд сохранился не полностью. Подобной формы деревянные сосуды, иногда с поддоном, обнаружены в древнетюркских захоронениях Тувы¹⁵. Подобные сосуды изготовлены по образцу металлических, серебряных кружек с поддоном и боковой ручкой, обнаруженных при раскопках древнетюркских погребений и поминальных сооружений на Алтае¹⁶. Деревянные кружки с боковой петлевидной ручкой встречались в захоронениях древнетюркского времени на Алтае и Тянь–Шане¹⁷. Аналогичные сосуды довольно часто изображались на каменных изваяниях Алтая, Тувы, Монголии и Семиречья¹⁸. Нет сомнения, что подобные сосуды использовались для питья. В погребении найдена роговая, односторонне выпуклая пластина с загнутыми бортами, трапециевидной формы, на ее расширенном конце имеются два отверстия для крепления (см. рис.II.3).

По форме эта находка напоминает роговые горловины бурдюков, известные в памятниках средневековых кочевников Восточной Европы¹⁹. От убранства сопроводительного захоронения коня сохранилась часть ремней узды с бронзовыми бляшками. Среди них четыре больших фрагмента сыромятных ремней, хорошо сохранившихся благодаря большому количеству бронзовых бляшек, несколько небольших фрагментов с бляшками, отдельные бляшки, наконечники ремней и обломок пряжки, обрывки ремней без бляшек. Часть из них скреплена между собой, прошита или связана (рис. IV).

В составе набора из 60 бляшек имеется несколько разных форм: 7 крестовидных с тремя округлыми и одним треугольным выступами, 25 прямоугольных с полукруглыми вырезами с двух сторон, 24 прямоугольных с полукруглыми вырезами с двух сторон и приостренным концом, 4 наконечника с прямым или приостренным концом, 1 обломанная пряжка с рамкой, щитком и железным язычком. Все бляшки выполнены из бронзы, односторонне выпуклые, с гладкой поверхностью без орнамента, декоративно оформлены фигурными выступами или вырезами. Они крепятся к ремням с помощью шпеньков.

Ремни узды свернуты вдвое по всей длине, прошиты и скреплены кожаными ремешками, обоймами и шпеньками. Хотя не все части оголовья сохранились, наличие крупных фрагментов и учет симметрии позволяют реконструировать ее устройство.

Среди сохранившихся фрагментов налобный ремень с тремя соединительными ремнями от налобного к наносному и 11 бляшками разных форм (см. рис. IV.1). Два нащечных ремня имеют ответвления налобного и подчелюстного и дополнительные соединительные ремешки, обеспечивающие жесткость конструкции. Они снабжены 5 и 7 бляшками (см. рис. IV.2 и 3).

Сложнее судить о принадлежности небольших фрагментов и обрывков ремней без бляшек. Часть из них может относиться к подчелюстному и подгубному ремню, часть к поводу (рис V).

В реконструированном виде узда представляла собой конструкцию из налобного, наносного, затылочного, подчелюстного и подгубного ремней, соединенных нащечными ремнями. Налобный и наносный ремни соединялись вертикальным дополнительным ремнем, от которого вверх и вниз шло по два наклонных декоративных ремешка. Такие же наклонные ремешки соединяли налобный и нащечный ремни. Ремни оголовья были очень плотно усажены бляшками с интервалом в 1–2 см, а иногда почти вплотную. При этом приостренные концы крестовидных и прямоугольных бляшек были ориентированы чаще всего вниз по направлению ремня, реже вверх. Прямоугольные бляшки располагались и вертикально, и горизонтально (рис. VI). Не ясно расположение наконечников. Возможно, они увенчивали декоративные подвесные ремешки. Трудно судить и о местоположении узлов и обойм на ремнях. Остается только пожалеть о том, что при относительно хорошей сохранности ремней, именно узда первой попалась на глаза любопытным находчикам и не сохранила своего первоначального местоположения, что значительно облегчило бы задачу ее реконструкции.

Остается не выясненным, почему во время обнаружения узды находчики не нашли в ее составе удил. Характер оформления уздечных бляшек из погребения Чатыр позволяет отметить их сходство со сбруйными украшениями из могильника Кудыргэ в Восточном Алтае²⁰. С кудыргинским комплексом чатырское захоронение сближают и некоторые признаки обрядности и сопроводительного инвентаря: меридиональное расположение умершей и сопроводительного захоронения коня, оформление сбруйных украшений, наличие в составе женских украшений колец на пальцах обеих рук. Правда, северная ориентировка чатырского захоронения отлична от кудыргинской. Отличительной особенностью чатыркской могилы является каменный ящик, трапециевидной формы, из вертикально установленных плит. Подобные конструкции внутримогильных сооружений восходят к традициям булан–кобинской культуры²¹.

Наличие общих черт в погребальной обрядности и инвентаре позволяет отнести рассматриваемое погребение в местности Чатыр у с.Жана–Аул к кудыргинскому времени. В отношении хронологии кудыргинского комплекса специалисты высказывали разные точки зрения. С.В.Киселев предлагал датировать Кудыргэ VVI вв. и считать их более ранними, чем период образования первого тюркского каганата в середине VI в.н.э.²² К этой точке зрения склоняется и Д.Г.Савинов²³. А.А.Гаврилова относила “кудыргинский тип” памятников к VI–VII вв., времени существования первого тюркского каганата²⁴. А.К.Амброз предлагал датировать Кудыргэ VII–VIII вв., временем второго восточнотюркского каганата²⁵. После обнаружения чатырского захоронения кудыргинские сбруйные украшения нельзя рассматривать в качестве архаического локального явления. Очевидно, что кудыргинский инвентарный комплекс был распространен не только на Восточном Алтае и связан определенным хронологическим периодом. На наш взгляд, больше всего оснований связать данный комплекс со временем существования первого тюркского каганата, поскольку схожие формы сбруйных украшений известны в памятниках не только Саяно–Алтая, но и Тянь–Шаня и, следовательно, могли получить распространение в период, когда оба района могли входить в состав единого древнетюркского государственного образования в VI–VII вв. н.э. После разделения первого тюркского каганата на западнотюркский и восточнотюркский, процесс культурогенеза на территории каждого из них приобрел самостоятельный характер, большее значение приобрела различная направленность культурных контактов.

Обнаружение чатырского захоронения свидетельствует, что памятники кудыргинского времени имели достаточно широкое территориальное распространение в пределах Горного Алтая. Их поиск и целенаправленное изучение открывают возможность уточнить основные этапы этногенеза и культурогенеза на территории Алтая в эпоху раннего средневековья.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Радлов В.В. Сибирские древности. Из путевых записок по Сибири // Записки Императорского Русского Археологического Общества. – Спб., 1896. т.VII. – С.844; Захаров А.А. Материалы по археологии Сибири. Раскопки академика В.В.Радлова в 1965 г. // Тр. ГИМ. – М., 1926. – Вып.1. – С. 71–106; Грязнов М.П. Первый пазырыкский курган. – Л., 1950; Руденко С.И. Культура населения Горного Алтая в скифское время. – М.Л., 1953; Руденко С.И. Культура населения Центрального Алтая в скифское время. – М.- Л, 1960.

2. Кубарев В.Д. Курганы Уландрыка. – Новосибирск, 1987. – С.89.

3. Деревянко А.П., Молодин В.И. и др. Древние культуры Бертекской долины. – Новосибирск, 1994. – С.74, 93; Полосьмак Н.В. Стерегущие золото грифы. – Новосибирск, 1994 . – С.1690; Полосьмак Н.В. К вопросу о древней татуировке // Гуманитарные науки в Сибири. – 1994, №3. – С.29-33.

4. Худяков Ю.С. Мумифицированное погребение хуннского времени из Горного Алтая // Изв. СО АН СССР. – 1991. – Вып.2. – С.62; Худяков Ю.С. Охранные раскопки в зоне затопления Катунской ГЭС в 1990 году // Охрана и исследования археологических памятников Алтая. – Барнаул, 1991. – С.154.

5. Левина Л.М. Этнокультурная история Восточного Приаралья. – М., 1996. – С.224.

6. Кызласов И.Л. Бусы средневековой Хакасии // Вопросы истории Хакасии. – Абакан, 1977. – С.141–143.

7. Шелковая одежда вместе с мумифицированным телом умершей находится на реставрации в Государственном Эрмитаже.

8. Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племен. – М.–Л., 1965. – С.41.

9. Там же. – С.22.

10. Там же. – С.24.

11. Там же. – С.25.

12. Там же. – С.41.

13. Табалдиев К. Курганы средневековых кочевых племен Тянь–Шаня. – Бишкек, 1996. – С.56.

14. Вайнштейн С.И. Памятники второй половины I тысячелетия в Западной Туве // Тр. Тувинской комплексной археолого–этнографической экспедиции. – М.–Л., 1966. – Т.II. – С.325.

15. Там же. – С.325, табл. I,I; V,I.

16. Кубарев В.Д. Древнетюркские изваяния Алтая. – Новосибирк, 1984. – С.33–34; Деревянко А. П. и др. Древние культуры Бертекской долины. – С.118.

17. Кубарев В.Д. Древнетюркские изваяния... – С.34; Табалдиев К. Курганы средневековых кочевых племен... – С.57.

18. Кубарев В.Д. Древнетюркские изваяния... – С.34;

19. Плетнева С.А. От кочевий к городам. – М., 1967. – С.154.

20. Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ... – С.32; Табл. Х. 14–16; XVII, 14.

21. Мамадаков Ю.Т. Новые материалы гунно–сарматского времени в Горном Алтае // Алтай в эпоху камня и раннего металла. – Барнаул, 1985. – С.173–178.

22. Киселев С.В. Древняя история Южной Сибири. – М., 1951. – С.497.

23. Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г. Степные империи Евразии. – Спб., 1994. – С.98.

24. Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ... – С.61.

25. Амброз А.К. Стремена и седла раннего средневековья как хронологический показатель (IV-VIII вв.) // Советская археология. – 1973, №4. – С.94.

1997 г. Институт археологии и этнографии СО РАН,
Новосибирск