В.Е.МЕДВЕДЕВ,
В.В.МАЛАХОВ, А.А.ВЛАСОВ, Н.Н.БОЛДЫРЕВА,
Л.П.КУНДО, И.А.ОВСЯННИКОВА, Г.К.РЕВУЦКАЯ
0
ХИМИЧЕСКОМ СОСТАВЕ МЕТАЛЛИЧЕСКИХ ИЗДЕЛИЙ
ИЗ ПАМЯТНИКОВ ЧЖУРЧЖЭНЬСКОЙ КУЛЬТУРЫ ПРИАМУРЬЯ*
Многолетние исследования Амуро–Уссурийского археологического
отряда Института археологии и этнографии СО РАН (руководитель – В.Е.Медведев)
памятников чжурчжэньской эпохи (вторая половина VII – середина XIII в.н.э.) в
Среднем и Нижнем Приамурье принесли результаты, которые вряд ли можно
переоценить. В ходе раскопок получено огромное количество вещественных
источников в виде всевозможных предметов из различных материалов, оставленных
средневековыми земледельцами и скотоводами, охотниками и рыболовами, воинами и
шаманами. Особой яркостью, подчас неповторимостью выделяются обширные коллекции
изделий, изготовленных из цветных (главным образом бронзы), а также драгоценных
металлов. Достаточно сказать, что только при раскопках Корсаковского могильника
на о.Уссурийском найдено свыше 1170 вещей из названного материала, сотни
предметов обнаружены в ходе работ в других некрополях, а также в городищах и
поселениях чжурчжэньской культуры.
К настоящему времени проведен подробный
типологический культурно–исторический анализ металлических вещей, названных
здесь условно бронзами [1–6]. Вместе с тем фактически отсутствуют данные о
химическом составе и физико–химических свойствах амурских бронз. Нельзя
сказать, что исследование химического состава бронзовых изделий российского
Дальнего Востока эпохи средневековья не проводилось. Такая работа была начата
некоторое время назад и есть определенные результаты. Однако подавляющее
большинство подвергшихся анализу изделий происходит из приморских городищ,
преимущественно эпохи государственности чжурчжэней [7, c.139–146], т.е. времени,
когда последние испытывали наибольшее влияние со стороны носителей иных
культур. Что же касается группы амурских бронзовых вещей, которые анализировали
выборочно, то они по памятникам специально не рассматривались, а лишь входили в
предварительную характеристику южно–дальневосточных бронз [8, c.53–59].
Данная статья посвящена истолкованию результатов
анализа изделий трех могильников рассматриваемой эпохи – Надеждинского,
Дубовского и Каменушкинского. Погребения этих некрополей относятся в
большинстве своем к концу X–XI в. (небольшая группа дубовских курганных могил
датирована IХ в.). Два первых расположены на правом берегу р.Биры в
непосредственной близости друг от друга, третий (Каменушкинский) к востоку от
них, на о.Уссурийском. Основной анализируемой категорией изделий служат
предметы одежды – поясные наборы (бляшки, подвески, пряжки, бубенчики,
колокольчики), пронизки, личные украшения – серьги, браслеты и др. Однотипные
изделия, залегавшие в одном погребении, на анализ представлены в одном экземпляре
(рис.1).
Анализ всех изделий выполнен в аналитической
лаборатории Института катализа СО РАН (зав. лабораторией – В.В.Малахов). Для
определения элементного состава средневековых амурских бронз были разработаны
методики их анализа методами рентгено–флуоресцентной спектроскопии,
атомно–эмиссионной спектроскопии с индуктивно связанной плазмой,
атомно–абсорбционной спектрофотометрии и рентгеноспектрального микрозондового
анализа. Методом неразрушающей рентгено–флуоресцентной спектроскопии проводили
первичный обзорный полуколичественный элементный анализ, по результатам
которого предметы классифицировали на группы со сходным составом. Далее
проводили их количественный анализ, главным образом, методом атомно–эмиссионной
спектроскопии с индуктивно связанной плазмой: в образцах определяли элементы,
содержание которых составляло 0,001% и более. Образцы подвергали многократному
детальному анализу для выявления элементного состава их различных частей и
деталей. Для определения элементного состава металлической основы предметов
разработали специальную методику, позволявшую получать мини–пробы металла без
примесей продуктов коррозии и посторонних наслоений. Рентгеноспектральным
микрозондовым методом анализировали торцевые срезы металлических изделий, что
позволило получить данные об злементном составе их поверхностных
слоев–покрытий.
Предварительный полуколичественный элементный
анализ образцов проводили на спектрометрах “Спрут–001” (третичные спектры
флуоресценции, полупроводниковый детектор) и VRA–20 (рентгено–флуоресцентный
сканирующий спектрометр). “Спрут–001” позволял анализировать образцы малого
размера, определять большее число элементов и с большей чувствительностью, но
меньшей селективностью, чем VRA–20. Рентгеноспектральный микрозондовый анализ
проводили на спектрометре МАР–3 [9]. Вещи при анализе не подвергались
разрушению (табл.1–5).
Изделия 1ДБп, 2ДБб, 11ДБб, 12ДБб и 13ДБб не
анализировали, поскольку из–за своих размеров они не помещались в пробные
стаканы приборов VRA–20 и “Спрут–001”. Изделие 9ДБс анализировали на приборе
VRA–20, а изделие 6ДБп – на приборе “Спрут–001” по указанной выше причине.
Пробы образцов для качественного анализа не отбирали, поскольку им можно было
нанести ущерб.
По результатам анализа все изделия можно
подразделить на 4 основные группы:
1) бронзы с большим содержанием олова,
свинца;
2) бронзы с большим содержанием олова,
свинца, цинка, железа;
3) бронзы с повышенным содержанием серебра;
4) сплавы, в которых в качестве основы
наличествуют железо, серебро.
Вместе с тем при рентгено–флуресцентном
анализе поверхности некоторых находок (двух бляшек и подвески из Дубовского
некрополя (табл.3: 1ДБб, 5ДБб, 14ДБп; [4, рис.33.2; 43,2; 57, крайняя справа])
обнаружено высокое содержание олова, а в трех бляшках из Надеждинского
могильника (табл.1: 3Нб, 7Нб, 8Нб и рис.1) – серебра, что указывает на факт
лужения и серебрения этих изделий. Любопытно, что обе дубовские бляшки
(ажурные, круглые со щитком внизу) относятся к числу тех, которые принято
считать местными, амурскими. Не исключено, что бляшки попали к людям,
оставившим Дубовской некрополь, из другого района обширного Амурского бассейна.
Какой это район – предстоит выяснять по мере накопления материалов. А вот
лировидной формы подвеска, как, видимо, и 18 других подобных украшений пояса из
погребения 2 Дубовского могильника, являются, несомненно, продуктом импорта или
заимствования от уйгуров или енисейских кыргызов [2, c.147–148]. Почти то же
самое можно сказать и об овальной с прорезью внизу надеждинской бляшке,
принадлежность которой к древнетюркской среде Центральной Азии и Южной Сибири
несомненна. Крестовидное украшение из этого же погребального памятника имеет
весьма обширные пространственные границы бытования. Поэтому ее в равной степени
допустимо считать как местной, так и инокультурной. Есть некоторая
неопределенность и при выяснении культурной принадлежности фигурной бляшки,
похожей по форме на два соединенных клюва хищной птицы с четырьмя ушками на
тыльной стороне. Изделия, близкие по форме, на Дальнем Востоке найдены в
единичных случаях. Выявившаяся при анализе технологическая особенность
обработки изделия – серебрение, – как и у бляшки тюркского облика, может
свидетельствовать в пользу предположения о проникновении фигурной бляшки с
территории к западу от Среднего Амура.
На втором этапе работ был проведен
количественный анализ рассматриваемой группы погребального инвентаря, за
исключением образцов 1Нс; 6Нб (табл.1), пробы которых невозможно было отобрать
без нанесения им ущерба.
Количественный анализ изделий проводили на 19
элементах: медь, олово, свинец, цинк, железо, мышьяк, сурьма, висмут, серебро,
кобальт, марганец, хром, никель, магний, кремний, натрий, барий, кальций и
стронций. Полученные результаты свидетельствуют о разнообразии основного и
примесного состава проанализированных объектов. Кстати, подобными были и
результаты анализа бронз бохайской культуры VIII–Х вв. Приморья [8, c.6–63].
Прежде всего следует отметить, что во всех
предметах содержание олова колеблется от 1,31 до 18,4%, свинца – от 0,31 до
22,29%, цинка – от 0,01 до 20,36%, железа – от 0,04 до 6,82%, мышьяка – от
менее 0,01 до 1,74%, сурьмы – от менее 0,01 до 0,95%, висмута – от 0,07 до
0,51%, серебра – от менее 0,01 до 0,38%. Такие элементы как кобальт, марганец,
хром, никель, магний, кремний, натрий, барий, кальций и стронций относятся к
естественным геохимическим примесям. Присутствие последних в металле может
играть важную роль при решении вопроса привязки его к конкретным месторождениям
(на данном этапе исследования эта задача не ставилась).
Выделено две группы, соответствующие низкому
и высокому содержанию олова в сплавах. Первый пик приходится на содержание
олова менее 0,08%, а второй – на интервале от 2 до 12%. Искусственное легирование
начинается с 1,3%. Первый пик соответствует геохимическим примесям олова в
руде.
Распределение свинца также характеризуется
двумя максимумами с высоким и низким содержанием этого элемента. Первый
максимум находится в пределах от 0,25 до 0,5% и соответствует естественным
примесям руды; второй – от 1 до 4% и более, граница искусственного легирования
в районе – 1%.
Распределение цинка наблюдается в интервале
от менее 0,01 до 20%, где проявляются три пика: первый – менее 0,01%, второй –
0,02–0,64% и третий (в области искусственного легирования) – 10–20%.
Насыщенность примесями и двойной характер их распределения в районе низких
концентраций указывают на вероятное получение металла из различных источников.
|
|
|
Аналогичный характер отмечен в распределении
железа. Первый (0,04–0,2%) и второй (0,3–0,64%) пики характеризуют
геохимический состав двух типов полиметаллических руд. По–видимому,
искусственное легирование железом обнаружено при анализе одной находки –
браслета из Надеждинского могильника [1, табл.LXII,5].
Мышьяк содержится в металле в пределах от
менее 0,01 до 1,75%. Отчетливо выделяются две группы: с повышенной (0,5–0,7%) и
пониженной (до 0,07%) концентрацией его.
Концентрация сурьмы колеблется в пределах от
менее 0,03 до 0,95%. В этих пределах также выделяются две области: с повышенным
(0,19–0,4%) и пониженным (около 0,03%) ее содержанием.
Висмут содержится в металле в пределах от
менее 0,03 до 0,25% с пиком в области 0,11–0,15%. Здесь вновь необходимо
обратить внимание на ажурную круглую со щитком поясную бляшку из погребения 15
Дубовского некрополя (табл.3: 5ДБб; [4, рис.33,2]). Помимо того что она, как
сказано, подвергалась лужению, в бляшке выявлено повышенное содержание мышьяка,
сурьмы, висмута. Есть все основания выделить данное изделие в разряд импортных.
Сравнение пары “сурьма – мышьяк” показало
наличие положительной связи между этими элементами и позволило выделить три
группы металла:
группа 1: содержание мышьяка и сурьмы менее
0,07%;
группа 2: содержание мышьяка более 0,43%, а сурьмы – более 0,35%;
группа 3: повышенное содержание мышьяка при низком содержании сурьмы и реже –
наоборот.
Вероятной причиной обнаруженных различий
могло быть использование для получения металлов, руд обедненных сурьмой и
мышьяком (группа 1), богатых названными элементами (группа 2) и смесей таких
руд (группа 3).
Содержание серебра в изделиях находится в пределах от
менее 0,01 до 0,38%. Установлено, что одна часть находок содержит серебра менее
0,005%, вторая – на порядок или даже два выше (0,05–0,38%). Определено, что
основными компонентами сплавов являются олово, свинец, цинк, содержание которых
достигает десятков процентов. Кроме этого, при исследовании поверхности изделий
обнаружено лужение и серебрение.
Характер распределений предметов по типам
сплавов, выявленных для каждого памятника, показан на рис.2. Основная масса
предметов из Дубовского могильника изготовлена из оловянно–свинцовистых бронз,
доля которых составляет 93%. Одно изделие (бляшка) – из “чистой” меди с
поверхностным лужением. Две кольцевидные серьги из погребения 18 [4, рис.38,7]
изготовлены из серебра, а две бляшки из того же некрополя – из
оловянно–свинцовой бронзы с лужением.
Надеждинский могильник представлен изделиями
с более широким спектром сплавов. В отличие от Дубовского некрополя в нем
имеются вещи из простой и сложной латуни, а также из
оловянно–свинцовисто–железной бронзы. Из четырех исследованных изделий
могильника Каменушка три изготовлены из оловянно–свинцовой бронзы: это серьга,
подвеска и накладка на мешочек [10, табл.I.1,6; III.3]. Что касается четвертого
предмета – наконечника ремня с прорезным растительным узором (виноградная лоза)
из погребения 5 [10, табл.IV,19], – то он сделан из оловянистой бронзы.
Художественно–стилистическая своеобразность наконечника ремня, как и других
поясных деталей из того же погребения, предполагала привозной характер, что
было подтверждено в результате анализа изделия.
Примечание
* Работа выполнена при поддержке РФФИ, проект
№96-06-80568а.
ЛИТЕРАТУРА
1. Медведев В.Е. Материалы раскопок
могильника у с.Надеждинского// Сибирь, Центральная и Восточная Азия в средние
века. – Новосибирск: Наука, 1975. – С.113–142.
2. Медведев В.Е. Культура амурских
чжурчжэней. Конец X–XI века. – Новосибирск: Наука, 1977. – 224 с.
3. Медведев В.Е. Средневековые
памятники острова Уссурийского. – Новосибирск: Наука, 1982. – 217 с.
4. Медведев В.Е. Могильник у с.Дубового
– памятник ранних чжурчжэней Среднего Приамурья// Археологический поиск
(Северная Азия). – Новосибирск: Наука, 1986. – С.137–192.
5. Медведев В.Е. Приамурье в конце I –
начале II тысячелетия. Чжурчжэньская эпоха. – Новосибирск: Наука, 1985. – 206
с.
6. Медведев В.Е. Корсаковский могильник
и некоторые проблемы изучения чжурчжэньской культуры// Бэйфан вэньу, 1990, № 3
(на кит. яз.).
7. Леньков В.Д. Металлургия и
металлообработка у чжурчжэней в XII веке. (По материалам исследований
Шайгинского городища). – Новосибирск: Наука, 1974. – 197 с.
8. Конькова Л.В. Бронзолитейное
производство на юге Дальнего Востока СССР (рубеж II–I тыс. до н.э. – XIII в.
н.э.). – Л.: Наука, 1989. – 124 с.
9. Руководство по аналитической химии.
– М.: Мир, 1975. – 464 с.
10. Медведев В.Е. Средневековые
памятники острова Уссурийского. – Новосибирск: Наука, 1982. – 217 с.
1997 г. Институт археологии и этнографии СО РАН,
Новосибирск;
Институт катализа им. Г.К.Борескова СО РАН, Новосибирск