Р

Р.С. Васильевский

НОВАЯ АРХЕОЛОГИЧЕСКАЯ КОЛЛЕКЦИЯ
С ПОБЕРЕЖЬЯ АВАЧИНСКОЙ БУХТЫ. КАМЧАТКА

В секторе неолита Института археологии и этнографии СО РАН хранится небольшая, но выразительная археологическая коллекция с берегов Авачинской бухты. Коллекция была передана Л.С. Троицким, который служил на Камчатке. По сообщению Л.С. Троицкого подъемные сборы проводились в северной части бухты на участке между морским побережьем и берегом одного из прибрежных озер, на террасе высотой 15–16 м.

Отмеченное местонахождение не совпадает с координатами стоянок, исследованных Н.Н. Диковым на побережье Авачинской бухты [Диков, 1977, с. 112–117, Диков, 1979, с. 120–123].

Коллекция включает 8 небольших, маловыразительных фрагментов глиняных сосудов и 55 единиц каменного инвентаря. Среди изделий из камня преобладают отходы производства – отщепы, осколки (41 экз.). Отщепы в основном – средних размеров, диаметром до 3 см. На 3 отщепах наблюдается мелкая краевая ретушь. Орудия представлены 14 экз. Основным сырьем для изготовления орудий служил черный, блестящий обсидиан. Исключение составляли лишь два тесла (рис. 1,1,2), сделанные из кремнистого сланца, и фрагмент наконечника дротика из белого прозрачного халцедона (рис. 1,11).

Рис. 1. Каменный инвентарь с побережья Авачинской бухты.

Тесел в коллекции – два образца. Одно – шлифованное односторонне выпуклое, удлиненно-прямоугольных очертаний с прямым рабочим лезвием и округленным обушком, обработанным крупными сколами (см. рис. 1,1). Второе тесло – небольших размеров, сделано способом двусторонней оббивки и отжима. Лезвие орудия – овальное, обушек слегка приострен (см. рис. 1,2). Наконечник стрелы удлиненно-треугольных очертаний с черешковым основанием, с двух сторон обработан сплошной диагональной отжимной ретушью (см. рис. 1,3). В коллекции имеется также фрагмент черешка наконечника такого типа. Скребки представлены двумя различными типами. Первый грушевидной формы, на высоком отщепе, с круговым лезвием, оформленным крутой ретушью. Имеет черешок для укрепления в рукоятке (рис. 1,4). Второй скребок сделан на пластинчатом отщепе, с двумя лезвиями – концевым и боковым (см. рис. 1,5). Разнообразны по форме ножи (4 экз.). К ним относятся нож-бифас (рис. 1,7), нож-скребок (рис. 1,6), нож с выпуклым лезвием и подтесанной спинкой (рис. 1,9), ассиметричный двухлезвийный нож (рис. 1,10). Скобелей два, изготовлены они на отщепах и имеют две (рис. 1,8) или одну (рис. 1,12) выемку по краю.

В коллекции имеется также фрагмент двусторонне ретушированного наконечника дротика (см. рис. 1,11) и проколка с четко выделенным симметричным лезвием и частично ретушированным основанием (рис. 1,12).

По технико-типологическим характеристикам рассмотренный ансамбль каменных орудий идентифицируется с инвентарем тарьинской культуры, представляющей поздний неолит Камчатки. Именно для тарьинской культуры типичны шлифованные односторонние выпуклые тесла, ножи-бифасы, ножи со стесанной спинкой, скребки грушевидной формы с черешком, ассиметричные двулезвийные ножи [Диков, 1979, с. 123, рис. 44–45]. Памятники тарьинской культуры Н.Н. Диков подразделял на две группы: южно-камчатскую и среднекамчатскую.

К первой группе он относил стоянки, расположенные в районе Петропавловска-Камчатского, на берегу бухты Тарья, около д. Сероглазка, на Мишенной сопке, у с. Елизово, на левом берегу р. Авачи; ко второй – стоянки находящиеся в долине р. Камчатки (у с. Ключи, на Домашнем озере, Застойчик, Култук) [Диков, 1979, с. 120].

По характеру материала эти стоянки очень сходны и датируются II–I тыс. до н. э., что подтверждается радиоуглеродными определениями 3900±100 для стоянки Елизово, 2990±100 для Авачинской стоянки, 2440±290, для стоянки Култук [Диков, 1979, с. 126; Он же, 1977, с. 113–117].

Хронологически тарьинская культура совпадает со среднекамчатской культурой, выделяемой в свое время В.И. Иохельсоном (1930), А.П. Окладниковым (1953), С.И. Руденко (1948).

Основным хозяйственным занятием населения этой культуры были рыболовство и охота. Сама культура достигает значительного развития. Появляются первые керамические сосуды, шлифованные топоры и тесла.

В целом тарьинская культура представлена на Камчатке очень ярко и может считаться наиболее выразительной на полуострове. В этническом отношении она рассматривается Н.Н. Диковым как древнеительменская. Ее население строило большие (глубиной до 80 см и около 10 м, в поперечнике) полуземлянки четырехугольной (с закругленными углами) в плане формы, внутри которых располагалось несколько очагов. По внешнему виду и конструктивным особенностям эти полуземлянки напоминают известные по этнографическим данным жилища ительменов.

Принадлежность стоянок тарьинской культуры предкам ительменов подтверждается многочисленными материалами этнографии [см. например, Вдовин, 1970] и заключениями антропологов [Левин, 1958].

Рассматривая взаимоотношения тарьинской культуры с культурами сопредельных областей, Н.Н. Диков отмечал, что ее “связи осуществлялись как с северными территориями (Чукотка, Охотское побережье, Восточная Сибирь), так и с южными – Курильскими островами, Сахалином и, по-видимому, с Японией” [1979, с. 127].

Происхождение тарьинской культуры он считал результатом скрещения северных и южных культурных традиций. При этом, по его мнению, преобладающим было северное влияние [Диков, 1979, с. 127]. Вместе с тем большинство инноваций тарьинской культуры обнаруживает аналогии в материалах стоянок южных территорий.

На Охотском побережье (о. Завьялова) находятся аналогичные тарьинским черешковые наконечники, грушевидные скребки, двусторонне обработанные ножи с широким клинком и насадом-рукояткой, а на о. Недоразумения – треугольные с прямым основанием и черешковые наконечники, горбатые ножи, ножи с шейкой-перехватом у основания, узко- и ширококлинковые ножи с выделенной насадом-рукояткой, скребки грушевидной формы, трапециевидные скребки, скребки с черешком, тесла с линзовидным поперечным сечением и подшлифованным рабочим краем [Васильевский, 1971].

Эти параллели повторяются и в каменном инвентаре токаревской культуры Охотского побережья (Стоянки Токарева, Спафарьева) [Лебединцев, 1990].

Много аналогий на Курильских островах: подтреугольные наконечники с выемчатым основанием, треугольные наконечники с прямым основанием, черешковые, в том числе с заостряющимся черешком, горбатые ножи, ножи с перехватом у основания, узко- и ширококлинковые ножи с насадом-рукояткой, грушевидные скребки, односторонне-выпуклые тесла и тесла с линзовидным поперечным сечением [Голубев, 1970, рис. 3,4,6] [История Дальнего Востока, 1989, с. 90–93].

На неолитических стоянках Сахалина встречаются сходные с тарьинскими треугольные наконечники с прямым и выемчатым основанием, горбатые ножи, черешковые и округлые скребки, односторонние выпуклые тесла [История Дальнего Востока, 1989, с. 87–89].

В Приморье на стоянке Пхусун близки к тарьинским подтреугольные наконечники с выемчатым основанием, скребки с ушками, концевые скребки, шлифованные односторонне выпуклые тесла с подтреугольным поперечным сечением, на полуострове Песчаном – тесла с линзовидным и прямоугольным поперечным сечением, шлифованные ножи [Окладников, 1964а, с. 78–79; 1963, табл. 3,80].

На Японских островах, в культуре Дзёмон можно видеть подобные тарьинским треугольные с прямым основанием и черешковые наконечники, ножи с перехватом у основания, ножи-бифасы, скребки с черешком, тесла с линзовидным сечением, а также лабретоподобные проколки или шпильки [Васильевский, Лавров, Чан Су Бу, 1982].

Такие многообразные параллели свидетельствуют о значительной роли южных связей и контактов в сложении тарьинской культуры. Они наложили заметный отпечаток на весь ее облик, придав ей своеобразные черты, отличные от культур северных территорий, и, в первую очередь, от синхронных или близких по времени культур соседней Чукотки. Нельзя, конечно, полностью отрицать северные связи, они, бесспорно, существовали. Однако при формировании тарьинской культуры их роль была менее существенной. Сходство некоторых тарьинских вещей с изделиями северных культур, например, усть-бельской, где имеются близкие с тарьинскими подтреугольные с выемчатым основанием, листовидные и ромбические наконечники, ножи-бифасы, трапециевидные скребки, можно объяснить их общей древней основой, восходящей к раннему неолиту и связанной с культурами позднего палеолита Дальнего Востока. В тарьинской культуре типы этих изделий также унаследованы от ранненеолитической ушковской культуры.

В целом, соглашаясь с интерпретацией тарьинской культуры как древнеительменской, можно предположить, что она явилась результатом локального процесса скрещения местных, автохтонных по своему происхождению традиций с традициями южных культур, процесса, в котором влияние синхронных северных культур было менее значительным.

Тарьинская культура просуществовала на Камчатке до рубежа нашей эры. В это время на северо-восток Азии начинает проникать железо [Арутюнов, Сергеев, 1969].

ЛИТЕРАТУРА

1. Арутюнов С.А., Сергеев Д.А. Культурные связи древних народов Тихоокеанского побережья СССР // Мат-лы конф. “Этногенез народов Северной Азии”, вып.1. – Новосибирск. 1969. – С. 109–111.

2. Васильевский Р.С. Происхождение и древняя культура коряков. – Новосибирск, 1971. – 252 с.

3. Васильевский Р.С., Лавров Е.Л., Чан Су Бу. Культуры каменного века Северной Японии. – Новосибирск, 1982. – 207 с.

4. Вдовин И.С. К проблеме этногенеза ительменов // Сов. этнография. – 1970, № 3. – С. 28–36.

5. Голубев В.А. Древние культуры Курильских островов. Сибирь и ее соседи в древности. – Новосибирск, 1970. – С. 218–225.

6. Диков Н.Н. Археологические памятники Камчатки, Чукотки и Верхней Колымы. – М., 1977. – 400 с.

7. Диков Н.Н. Древние культуры Северо-Восточной Азии. – М., 1979. – 352 с.

8. История Дальнего Востока СССР. – М., 1989. – 376 с.

9. Иохемсон В.И. Археологические исследования на Камчатке // Изв. Руск. геогр. о-ва, т. XII. – 1930, №3–4.

10. Лебединцев А.И. Древние приморские культуры северо-западного Приохотья. – Л., 1990. – 260 с.

11. Левин М.Г. Этническая антропология и проблемы этногенеза народов Дальнего Востока. – М., 1958. – 359 с.

12. Окладников А.П. Народы Северо-Востока Сибири // Очерки истории СССР. – М., 1853. – С. 751–760.

13. Руденко С.И. Культура доисторического населения Камчатки // Сов. этнография, 1948. – №1. – С. 153–179.