В настоящее время в Приамурье по археологическим данным установлена следующая последовательность культур раннего железного века и эпохи средневековья: урильская культура – талаканская, польцевская, тэбаховская культуры (все – польцевское время) – михайловская культура, бурейская группа памятников, найфельдская и троицкая группы мохэской культуры, культура амурских чжурчжэней – владимировская культура. Первые четыре относятся к раннему железному веку, остальные – к средневековью.

В данной работе приводится развернутое обоснование хронологии древних культур раннего железного века и средневековья региона на основании многолетних (1987–1997 гг.) работ авторов в рамках Бурейской археологической экспедиции ИАиЭт СО РАН. Кроме этого, новые датировки получены по материалам прежних раскопок (Михайловского городища, могильника Найфельд, Кочковатки и др.), а также привлечены опубликованные данные по другим памятникам Приамурья¹.

Территория, на которой находятся исследованные памятники, включает в себя бассейн р. Амур в пределах России. Несмотря на традиционное деление Амура на Верхний, Средний и Нижний, Приамурье рассматривалось исследователями как единая географическая провинция. При этом в понятие “Приамурье” в зависимости от темы исследования включались различные участки или их сочетание². Наибольшую сложность в этом плане вызывает участок Среднего Амура – от устья Зеи до устья Уссури. Западная и восточная границы Среднего Амура определяются по геоморфологии долины и характеру течения реки, и древнее население в эти рамки не вписывается (например, мохэ троицкой группы обитали как на Среднем Амуре, так и на Верхнем, вплоть до слияния Шилки и Аргуни; амурские чжурчжэни жили и на Среднем, и на Нижнем Амуре).

Летописные сведения о северной группе шивэй и соотнесение ее с михайловской культурой, известных в Приамурье только к западу от Малого Хингана³, и проживание в это же время хэйшуй мохэ к востоку от этого хребта позволили выделить в Приамурье два больших этно-географических района, названных условно по наиболее крупным притокам Амура Зейско-Буреинским и Сунгарийско-Уссурийским⁴. Естественной границей между ними является Малый Хинган. Вполне допустимо применение к этим регионам названий Западное и Восточное Приамурье, но следует отметить, что последнее несколько уже Сунгарийско-Уссурийского района, охватывающего междуречье Сунгари и Уссури далеко на юг от Амура.

Для построения хронологической схемы нами было использовано 83 радиоуглеродных датировки, относящихся к 27 археологическим памятникам⁵. Помимо этого, рассмотрены радиоуглеродные датировки, которые сложно отнести к какой-то конкретной археологической культуре. Всего учтено и проанализировано около 100 радиоуглеродных дат. На рисунке приведены датировки изученных культур и графическое изображение соответствующих им календарных интервалов датировок (±2s)⁶.

Археологическая характеристика большинства датированных памятников содержится в ряде монографий⁷.

По урильской культуре имеется 13 датировок. На основании полученных данных можно сказать, что она существовала с XIII по V – начало IV вв. до н. э. (1260–394 гг. до н. э.). Отсутствие значительных “пробелов” в радиоуглеродной хронологии урильской культуры, вероятнее всего, свидетельствует о том, что нами продатированы как ранний, так и поздний этапы ее развития⁸.

Для польцевской культуры Восточного Приамурья получено 6 датировок, что все еще недостаточно. Они относятся к раннему и среднему этапам культуры⁹. Дата ЛЕ–652 (1386–928 гг. до н. э.) явно удревнена; остальные датировки укладываются в календарный интервал VIII–III вв. до н. э. (778–204 гг. до н. э.), что позволяет нам говорить о сосуществовании польцевской культуры с поздним этапом урильской культуры в VIII–IV вв. до н. э. Этот вывод соответствует археологическим данным о формировании польцевской культуры на основе урильской¹⁰.

Для талаканской культуры Западного Приамурья¹¹ имеется 16 радиоуглеродных датировок (в основном, соответствующих календарному интервалу 1002 г. до н. э. – 530 г. н. э.). Из них только две относятся к Михайловскому городищу (ЛЕ–825) и Букинскому Ключу–1 (СОАН–3744), причем они получены при определении возраста раннесредневековых жилищ михайловской культуры и дают близкие значения. Что касается Михайловского городища, то О.В. Дьякова соотнесла эту дату с более ранним горизонтом, залегающим ниже средневекового¹². Присутствие среди коллекции керамики фрагментов талаканской посуды подтверждает справедливость этого вывода. Случай с датой для жилища 2 памятника Букинский Ключ–1 более сложен и не лишен сомнений. Всего для жилища 2 известны три даты, две из которых получены по углю от плах № 3 и 4 рамы-основы и относятся к раннему средневековью (СОАН–3735, СОАН–3743). Радиоуглеродный анализ угля от плахи № 2 этой же рамы-основы (CОАН–3744) показал более древний возраст. Вполне возможно, что эта датировка дает определение возраста для нижнего горизонта культурного слоя, тем более что на этом памятнике есть отдельные находки талаканской керамики, но не исключена и ошибка.

Рис. 1. Радиоуглеродные датировки и соответствующие им калиброванные даты
для культур раннего железного века и средневековья Приамурья (±2a ).

Варианты датировок усть-талаканских комплексов

Согласно калиброванным радиоуглеродным датировкам, время сооружения жилища 6 соответствует трем временным периодам: X–IX вв. до н. э., концу VI–V – началу IV вв. до н. э. и II–I вв. до н. э.; жилище 7 могло быть построено в конце IX– конце VII вв. до н. э., в конце VI–V – начале IV вв. до н. э. или в IV–III – II вв. до н. э. Полученные археологические результаты показывают, что обе постройки практически одновременны. Наиболее древние даты (СОАН–3745, –3746), соответствующие раннему периоду урильской культуры (материал которого на памятнике Усть-Талакан отсутствует), видимо, можно считать ошибочными и исключить из хронологии жилищ 6 и 7.

Радиоуглеродный анализ угля из жилища 5 однозначного ответа не дает. Калибровка даты СОАН–3539 дает временной отрезок начало VIII – конец III вв. до н. э. (±2s), один из интервалов которого – 560–370 гг. до н. э. (±1s), сопоставим с датировкой жилищ 6 и 7.

При втором варианте время существования жилищ 6–7 относится к II–I вв. до н. э., а конструкции 5 – ко второй половине I – началу III вв. н. э., но при этом жилище 5 синхронизируется с ямой-погребом 4. В целом же при таком варианте выдерживается внутренняя хронология комплекса 1 и становится соотносимой с ним датировка жилищ 1 и 4, а также фрагмента польцевского сосуда (АА–17214), найденного на плечике котлована жилища 4, по нагару которого получена калиброванная дата 32 г. до н. э. – 82 г. н. э. (±1s), или 94 г. до н. э.–126 г. н. э. (±2s)¹³.

Михайловская культура Западного Приамурья охарактеризована 20 радиоуглеродными датами, относящимися, в целом, к календарному отрезку 354 г. до н. э. – 770 г. н. э., но как и в случае с хронологией талаканской культуры, конкретные даты отдельных жилищ получены по сериям радиоуглеродных определений, в результате которых рамки михайловской культуры устанавливаются в пределах III–VII вв. н. э.¹⁴ Очевидно, что дата ГИН–7237 (Букинский Ключ–2, жил. 1) ошибочна и может быть из схемы исключена как несоответствующая археологическому материалу. В то же время хорошо видно, что данная культура в бассейне р. Буреи сосуществовала с талаканской культурой (см. рис.). В свете того, что для каждой из этих культур получено достаточное количество датировок, данный вывод можно считать хорошо обоснованным.

Троицкая группа памятников мохэской культуры (8 дат) существовала в пределах 690–1390 гг. н. э., то есть одновременно с найфельдской группой в VII–XIII вв. н. э. В отличие от найфельдской группы памятников, которая имела генетические корни в польцевской культуре в восточной части Приамурья, но была пришлой для Зейско-Буреинского района¹⁵, троицкая группа для Приамурья была пришлой¹⁶. Ее появление в этом регионе можно отнести к VIII в. н. э. и связать с миграцией бохайского населения из Маньчжурии.

Единственная датировка по памятнику владимировской культуры Западного Приамурья¹⁷ соответствует календарной дате 1430–1620 гг. н. э. и ограничивает сверху последовательность средневековых культур региона.

Помимо этого, имеется ряд определений возраста для памятников Сучу (2040±30 л. н., СОАН–1279; 2050±20 л. н., СОАН–789; 2955±35 л. н., СОАН–1660) и Кондон (1200±75 л. н., СОАН–1178; 1950±45 л. н., СОАН–622), которые относятся к раннему железному веку и средневековью, в то время как основная масса археологического материала этих памятников связана с неолитическим слоем. Например, отдельные фрагменты керамики урильской и польцевской культур, а также найфельдской группы мохэской культуры встречены на поселении Кондон¹⁸.

Анализ радиоуглеродных датировок памятников раннего железного века и средневековья Приамурья подтвердил не только последовательность смены археологических культур, но и их сосуществование на определенных отрезках времени, соответствующих, видимо, переходным периодам. Картографирование памятников показало, что, в отличие от урильской культуры, которая была распространена в Приамурье в целом, в постурильское время формирование культур пошло по схеме разделения их ареалов. В Западном Приамурье за урильской культурой следует (и это подтверждено стратиграфически на ряде памятников в долине р. Буреи¹⁹) талаканская культура, которую сменяет раннесредневековая михайловская культура. В Восточном Приамурье следующая за урильской польцевская культура заменяется найфельдской группой мохэской культуры. И только примерно с VIII в. н. э. в Приамурье происходит объединение ареалов культур за счет миграции части населения найфельдской группы мохэ в Западное Приамурье (для Сунгарийско-Уссурийского района они были аборигенным населением, начиная с V в. н. э.) и носителей троицкой группы (или бохайских мохэ) как в Западное, так и в Восточное Приамурье, где они долгое время (по крайней мере, до XIII в. н. э.) сосуществовали друг с другом. Таким образом, на протяжении около 1300–1400 лет (с V в. до н. э. до VIII в. н. э.) развитие культур в Западном и Восточном Приамурье шло разными путями, и причины этого явления требуют специального исследования.

1 Семенцов А.А., Романова Е.Н., Долуханов П.М. Радиоуглеродные даты лаборатории ЛОИА // Советская археология. 1969. – №1. – С. 251–261; Деревянко Е.И., Кузьмин Я.В., Нестеров С.П., Орлова Л.А., Сулержицкий Л.Д. Хронология раннесредневековых памятников Приамурья (предварительные результаты) // Гуманитарные науки в Сибири. – 1995. – №3. – С. 93–94.

2 Дьякова О.В. Происхождение, формирование и развитие средневековых культур Дальнего Востока. – Владивосток: Дальнаука, 1993. – Ч. I. – С. 12; Деревянко Е.И. Мохэские памятники Среднего Амура. – Новосибирск: Наука, 1975. – С. 26; Деревянко А.П. Ранний железный век Приамурья. – Новосибирск: Наука, 1973. – С. 8; Медведев В.Е. Приамурье в конце I – начале II тысячелетия: чжурчжэньская эпоха. – Новосибирск: Наука, 1986. – С. 3.

3 Нестеров С.П. Северные шивэй в Приамурье // Традиционная культура востока Азии: Археология и культурная антропология. – Благовещенск, 1995. – С. 105–122.

4 Нестеров С.П. Этно-географические районы Приамурья в эпоху средневековья // Новые материалы по археологии Дальнего Востока России и смежных территорий: Докл. V cессии научно-проблемного совета археологов Дальнего Востока. – Владивосток, 1993. – С. 69–75.

6 Для перехода радиоуглеродного возраста к календарному использовалась компьютерная программа калибровки Гронингенского университета, см.: Van der Plicht J. The Groningen radiocarbon calibration program // Radiocarbon. – 1993. – Vol. 35. – №1. – P. 231–237.

7 Деревянко А. П. Ранний железный век Приамурья. – Новосибирск: Наука, 1973; Он же. Приамурье (I тысячелетие до нашей эры). – Новосибирск: Наука, 1976; Деревянко Е. И. Мохэские памятники Среднего Амура. – Новосибирск: Наука, 1975; Она же. Троицкий могильник. – Новосибирск: Наука, 1977; Медведев В. Е. Культура амурских чжурчжэней, конец X–XI век (по материалам грунтовых могильников). – Новосибирск: Наука, 1977; Он же. Средневековые памятники острова Уссурийского. – Новосибирск: Наука, 1982; Он же. Приамурье в конце I – начале II тысячелетия. Чжурчжэньская эпоха. – Новосибирск: Наука, 1986; Он же. Корсаковский могильник: хронология и материалы. – Новосибирск, 1991 и др.

8 Деревянко А. П. Ранний железный век... – С. 266.

9 Деревянко А.П. Приамурье... – С. 161.

10 Там же. – С. 158.

11 Нестеров С.П. Талаканская группа памятников раннего железного века в Западном Приамурье// Новейшие археологические открытия в Сибири / Матер. IV Годовой итоговой сессии ИАиЭт СО РАН. Дек. 1996 г. – Новосибирск, 1996. – С. 202–205.

12 Дьякова О.В. Типология керамики Михайловского городища и ее значение для стратиграфии памятника// Археология Северной Азии. – Новосибирск, 1982. – С. 83.

13 Джалл Э.Дж.Т., Орлова Л.А., Нестеров С.П., Кузьмин Я.В. Радиоуглеродное датирование пищевого нагара на керамике // Гуманитарные науки в Сибири. – 1996. – №3. – С. 30–32.

14 Нестеров С.П. Северные шивэй в Приамурье... – С. 117.

15 Нестеров С.П. Северные шивэй в Приамурье... – С. 119.

16 Дьякова О.В. О корреляции раннесредневековых культур Приамурья // Материальная культура Востока. – М.: Наука, 1988. – Ч. II. – С. 231.

17 Болотин Д.П. Этнокультурная ситуация на Верхнем Амуре в эпоху позднего средневековья (XIII–XVII века): Автореф. дисс.... канд. истор. наук. – Новосибирск, 1995. – С. 14.

18 Окладников А.П. Керамика древнего поселения Кондон. – Новосибирск, 1984. – C. 4. – С. 64 (Табл. XI:3). – С.69 (Табл. XVI:3). – С. 107 (Табл. LIV:1).

19 Нестеров С.П., Алкин С.В., Богданов Е.С. Исследования на памятниках Букинский Ключ–1 и Безумка // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий / Матер. V Годовой итоговой сесс. ИАиЭт СО РАН, посвященные 40-летию Сибирского отделения РАН и 30-летию Ин-та истории, филологии и философии СО РАН. Дек.1997 г. – Новосибирск, 1997. – С. 262–263.

© 1998 г. Институт археологии и этнографии СО РАН, Новосибирск;
Тихоокеанский институт географии ДВО РАН,  г. Владивосток;
Институт геологии СО РАН, г. Новосибирск