Исследователями уже рассматривалась и характеризовалась керамика тех или иных археологических культур эпохи раннего средневековья на территории Южной Сибири и Центральной Азии: кыргызов и уйгур¹, сросткинской культуры², культуры чаатас³. Керамика древних тюрок до сих пор не была предметом специального исследования. Одной из основных причин этого является ее малочисленность. Вместе с тем, учет типологического разнообразия и характерных особенностей керамики безусловно важен при общем рассмотрении материальной культуры.

Сразу необходимо отметить, что вся известная на сегодняшний день древнетюркская керамика происходит из погребально-поминальных памятников. Керамика из поселенческих комплексов отсутствует, как и сами публикации по четко датированным древнетюркским поселениям. Находки керамики в древнетюркских погребально-поминальных памятниках Алтая чрезвычайно редки: к настоящему времени известно всего девять целых сосудов, два из которых практически невозможно привлечь к анализу из-за недостаточно качественной публикации, а еще в восьми памятниках обнаружены более или менее информативные фрагменты сосудов. Два сосуда найдены в кургане 22 могильника Кудыргэ⁴. Это керамические сосуды слабопрофилированной формы с ногтевым орнаментом у края и слегка отогнутым венчиком (рис. 1; 1,2).

Плоскодонный сосуд “баночного типа” был найден в мужском погребении в могильнике Курай III, курган 15. Аналогичный по форме сосуд находился в женском захоронении с конем (Курай III, курган 2)⁶. Крупный фрагмент плоскодонной банки был также обнаружен в погребении 4 могильника Туэкта⁷.

Сосуд из поминальной оградки Макажан (см. рис. 1; 3) представляет собой грубое подобие вазообразного сосуда – узкое горлышко, плавно расширяющееся тулово⁸. Орнаментирован резными линиями и налепными шишечками. Дно слегка вогнутое – вероятно изготавливалось на камне или другой подставке с выпуклой поверхностью. Придонная часть крепилась к днищу сбоку таким образом, что спай имеет вертикальное с небольшим наклоном к внешней поверхности направление. Тулово формовалось способом кольцевого ленточного налепа: достоверно фиксируются по спаям 4 ленты. Спаи лент наклонены внутрь. Внутренняя поверхность заглажена щепочкой. Толщина стенок в среднем 0,5 см, но в области плечиков наблюдается утоньшение до 0,2–0,3 см. Верх венчика утолщен за счет отгиба края наружу.

Аналогичен предыдущему по форме сосуд из поминальной оградки №2 с р. Юстыд (рис. 1; 4)⁹. Он представляет собой толстостенное (толщина стенок 1–1,2 см, толщина дна – 1,5 см), слабопрофилированное изделие с диаметром венчика меньше диаметра тулова. Сосуд орнаментирован двумя поясками прокатки цилиндрического штампа. Технология изготовления: донный начин, причем, придонная часть крепилась к днищу сверху – стык соединения горизонтален, внутренняя поверхность заглажена и только на плечиках изнутри фиксируются следы двух спаев лент. Верх венчика слегка отогнут наружу и утолщен. Внешняя поверхность горловины имеет характерные горизонтальные полоски заглаживания, очевидно, на примитивной вращающейся подставке, однако идентифицировать ее как ручной гончарный круг не представляется возможным – следы вращения довольно короткие, зачастую слегка наклонные.

Боротал II, курган 2¹⁰. На глубине 15 см в северном углу ямы был найден керамический сосуд (см. рис. 1; 5), тогда как погребение человека с конем находилось на глубине 80 см. Таким образом, сосуд был аккуратно поставлен в своеобразную “нишу” в стене могильной ямы над головой погребенного. Сосуд слабо профилированной горшковидной формы, неорнаментирован. Начин донный, с вертикальным спаем дна и придонной части тулова. Внутренняя поверхность неровная с вмятинами от пальцев, на внешней поверхности прослеживаются следы спаев лент (не менее трех). Верх венчика отогнут наружу.

Юстыд I, курган 8. В богатом древнетюркском погребении мужчины найден небольшой керамический сосуд высотой всего 10 см (см. рис. 1; 6). Сосуд неорнаментирован, горшковидной формы. Технология изготовления: донный начин, спай придонной части с дном вертикальный, тулово изготовлено из одной ленты, верх венчика отогнут наружу. Формовка неаккуратная, асимметричная, стенки толстые относительно небольших размеров сосуда.

Калбак-Таш, курган 2¹¹. В захоронении человека с конем в северной части ямы у головы погребенного стоял баночный сосуд с остатками пищи (позвонки барана) (см. рис. 1; 7). По форме он представляет собой небольшую банку-чашу со слегка вогнутым внутрь верхом венчика. Орнаментирован круглыми ямочными вдавлениями по венчику и соединяющими их резными дугообразными линиями. Изготовлен ленточной техникой, предположительно из 2–3 лент. Начин донный с вертикальной линией спая дна и придонной части. Главным отличием этого сосуда является тщательная отделка поверхностей, их аккуратное заглаживание. Сосуд ремонтировался – в верхней части имеются два просверленных отверстия, с помощью которых стягивалась трещина.

Как правило, целые сосуды находят в погребениях, тогда как сосуды использованные при поминальной тризне разбивались – довольно часты находки фрагментов керамической посуды в насыпях курганов, либо в заполнении ям. Фрагменты керамических сосудов найдены в следующих древнетюркских погребениях на Алтае: Юстыд XIV, курган 1; Боротал I, курган 82; Балык-Соок I, курган 10, а также в насыпях курганов: Балык-Соок I, курган 12, 14; Бике I, курган 9. Фрагменты еще одного, по-видимому, слабопрофилированного керамического сосуда горшковидной формы происходят из культового сооружения раннетюркского времени (конец V – VI вв. н. э.) – Кара-Коба, объект 88, кольцо №2¹². По своим основным характеристикам эти фрагменты керамики близки уже рассмотренным целым сосудам. Исключение составляют, пожалуй, лишь фрагменты сосуда из памятника Боротал I, курган 82. Их отличает высокое качество теста, залощенность стенок, светло-коричневый цвет и наличие необычного для древнетюркской керамики орнамента. Перечисленные особенности позволяют предположить, что эта керамика уйгурского происхождения¹³. Необычными большими размерами и, возможно, банкообразной формой, судя по склеенной части, выделяются остатки сосуда из насыпи кургана 12 могильника Балык-Соок I. Однако целиком форма и размеры сосуда не восстанавливаются.

Первая группа представлена вазообразными изделиями: диаметр венчика значительно меньше максимального диаметра тулова. Очевидно, в быту сосуды этой группы использовались для хранения жидких продуктов – молочных и спиртных напитков. К ним относятся два экземпляра из поминальных оградок (см. рис. 1; 3,4). Отметим, что сосуды именно этой группы имеют сравнительно “богатый” декор. Эта форма была известна населению Алтая еще в скифское время¹⁴. Она получила широкое распространение и среди ранних кочевников соседней Тувы¹⁵ и Северо-Западной Монголии¹⁶. Интересно отметить, что в поздних пазырыкских курганах появляются сосуды с оформлением верха венчика отгибом наружу¹⁷, что в целом было не характерно для ранних кочевников Алтая, но является отличительной чертой сюннуской керамики¹⁸.

В погребениях первой половины I тыс. н. э. на Алтае в составе погребального инвентаря керамика практически отсутствует¹⁹. Так, в материалах булан-кобинской культуры она представлена тремя неорнаментированными сосудами²⁰. Тогда как на территории Тувы вазообразные лепные сосуды широко представлены как в погребениях²¹, так и в ритуальных курганах²². Орнамент сосуда из оградки Макажан находит аналогии среди сосудов Тувы предтюркского и тюркского времени. Резные наклонные линии на сосуде сходны с резной штриховкой сосуда из древнетюркского погребения в Монгун-Тайге (см. рис. 1; 9)²³, а налепные шишечки характерны как для кокэльской керамики²⁴, так и для чаатинской²⁵. Резной орнамент (прямые, зигзагообразные, наклонные линии и их композиции) часто встречается на кувшинах ранних кочевников Алтая²⁶.

Орнамент сосуда из оградки №2 с р. Юстыд с одной стороны имеет ранние аналогии. На хуннском сосуде из Монголии²⁷, на кувшинах из позднеташтыкских склепов Михайловского могильника на р. Кие в Кемеровской области²⁸, на чаатинских гончарных вазах из Тувы29 прослежен аналогичный технический прием орнаментации – прокатка цилиндрическим штампом с нанесенными на него резными ромбами и треугольниками. Единственное отличие – на алтайском сосуде этот орнамент проще в сравнении с широкими “пышными” поясами на аналогичных сосудах. С другой стороны, во второй половине I тыс. н. э. прокатка цилиндрическим штампом с различными видами геометрических нарезок является характерным элементом орнаментации кыргызских ваз³⁰.

С южным тюркским влиянием связывают исследователи появление плоскодонной посуды в инвентаре погребений сросткинской культуры³¹. Она представлена небольшими вазообразными сосудами (см. рис. 1; 8).

Горшковидная форма керамики появляется на заключительном этапе пазырыкской культуры, что, возможно, связано с влиянием нового населения, появившегося в Южной Сибири в конце I тыс. до н. э. в результате сюннуской экспансии, и продолжает бытовать на протяжении всего I тыс. н. э. Именно такой формы сосуды из Булан-Кобы на Алтае³². Широко представлена посуда горшковидной формы на территории Тувы в могильниках Кокэль³³ и Чааты³⁴. В ритуальных курганах гунно-сарматского и древнетюркского времени Тувы наиболее часты находки грубых сосудов горшковидной формы (рис. 1; 10,12)³⁵. Примечательно, в этой связи, что сосуд из ритуального кургана 19 могильника Барбургазы на Алтае³⁶ также горшковидной формы, лепной, небольших размеров, с орнаментом из двух прямых врезных линий (см. рис. 1; 13). С одной стороны, он практически идентичен тувинским из ритуальных курганов гунно-сарматского времени, с другой – алтайским и тувинскому древнетюркским сосудам. Аналогичный горшковидный сосуд был найден в погребении с конем в Монголии (см. рис. 1; 14)³⁷. Горшковидная форма преобладает среди керамики бурхотуйской культуры в Забайкалье³⁸, она близка предтюркской и древнетюркской керамике Алтая и Тувы лепной техникой изготовления, некоторыми особенностями орнамента. Широко представлена горшковидная посуда в погребениях енисейских кыргызов³⁹.

Третью группу составляют баночные сосуды. Они представлены двумя небольшими изделиями из могильников Калбак-Таш, курган 2 и Туэкта, погребение 4. Крупные баночные сосуды для приготовления пищи известны в погребениях ранних кочевников Тувы⁴⁰ и Монголии⁴¹. На Алтае изредка встречаются небольшие закрытые баночные сосуды⁴² и открытые чаши-миски⁴³, находимые обычно в насыпях курганов скифского времени. Грубые мелкие чаши встречаются и в синхронных погребениях в Туве⁴⁴. Все эти находки чрезвычайно редки. В первой половине I тыс. н. э. на Алтае получает распространение погребальная посуда банкообразной формы небольших размеров⁴⁵.

На соседних территориях, испытавших влияние тюркоязычных народов, широкое распространение баночной формы можно отметить у курыкан Прибайкалья⁴⁶. Сближает алтайскую древнетюркскую посуду с курыканской и орнамент: ямочные вдавления и резные линии – излюбленный мотив погребальной и поселенческой посуды (см. рис. 1; 11). Для енисейских кыргызов баночная форма посуды известна в единичных экземплярах⁴⁷. Среди тюркских погребений с конем в Минусинской котловине можно отметить находку баночного сосуда в погребении на р. Таштык (см. рис. 1; 15)⁴⁸.

Практически все указанные группы керамики, так же как технологические элементы, имеют аналогии в керамике предшествующих культур: одни из них традиционны в быту кочевников еще в I тыс. до н. э., форма других начинает развиваться в начале I тыс. н. э. в связи с приходом нового населения, испытавшего влияние сюннуского керамического производства. Свидетельством непосредственного знакомства местного населения с гончарством сюнну являются керамические гончарные печи на р. Юстыд⁴⁹. Следовательно в формировании древнетюркской алтайской керамической традиции приняли участие и местное и пришлое население.

Вместе с тем, необходимо отметить, что такая черта древнетюркской керамики как некоторая ее примитивность (лепная техника изготовления, неаккуратность формовки, грубость формовочной массы и т. д.) с одной стороны, и широкое использование посуды из небьющихся материалов – с другой, свидетельствуют о постепенном угасании традиции керамического производства у древних тюрок Саяно-Алтая. Редкая встречаемость керамической посуды в древнетюркских памятниках может быть соотнесена с практически полным отсутствием керамики у алтайцев⁵⁰, древнетюркский компонент в этногенезе которых неоспорим. По имеющимся в настоящее время археологическим материалам можно утверждать, что у древних тюрок Алтая наибольшее распространение и разнообразие форм получила “мобильная” посуда из небьющихся материалов – металла (железо, серебро), дерева, “сложносоставные” сосуды (из нескольких слоев дерева, текстиля, органической обмазки) и, возможно, кожаные, тогда как “стационарная” посуда – керамическая отличается примитивностью и чрезвычайно редка. Впрочем, вряд ли это автоматически свидетельствует о большей подвижности и в целом об уровне оседлости древних тюрок по сравнению, например, с кыргызами или уйгурами. Однако неоспоримыми фактами, в том числе, свидетельствующими о своеобразии культуры древних тюрок, могут считаться также отсутствие поселений (не известны на сегодняшний день) и значительно меньшая роль земледелия в комплексном хозяйстве по сравнению с другими тюркоязычными народами Южной Сибири в раннем средневековье.

1 Худяков Ю.С. К истории гончарной керамики в Южной Сибири и Центральной Азии // Керамика как исторический источник. – Новосибирск, 1989. – С. 142.

2Адамов А.А. К вопросу о керамике сросткинской культуры // Археология вчера, сегодня, завтра – Новосибирск, 1995. – С. 83–90.

3 Кызласов Л.Р., Мартынов С.В. Из истории производства посуды в Южной Сибири в VI–IX вв. // Восточный Туркестан и Средняя Азия в системе культур древнего и средневекового Востока. – М., 1986.

4 Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племен. – М.-Л., 1965. – С.27,36, рис. 13, 14.

5 Киселев С.В. Курайская степь и Старо-Бардинский район. 1935 // Археологические исследования в РСФСР. 1934–1936 гг. – М.-Л., 1941. – С. 303. Евтюхова Л.А., Киселев С.В. Отчет о работах Саяно-Алтайской экспедиции в 1935 г. // ТГИМ. – Вып. XVI. – М., 1941. – С. 96.

6 Евтюхова Л.А. , Киселев С.В. Отчет о работах ... – Рис. 27.

7 Овчинникова Б.Б. Тюркские древности Саяно-Алтая в VI–X вв. – Свердловск, 1990. – Рис. 31, 17.

8 Кубарев В.Д. Древнетюркские изваяния Алтая. – Новосибирск, 1984. – Табл. ХХХ, 4.

11 Кубарев Г.В. Древнетюркское погребение с р. Чуи // Проблемы сохранения, использования и изучения памятников археологии. – Горно-Алтайск, 1992. – С. 91.

12 Могильников В.А. Культовые кольцевые оградки и курганы Кара-Кобы I // Археологические и фольклорные источники по истории Алтая. – Горно-Алтайск, 1994. – Рис. 17.

13 Кубарев В.Д. Древнетюркские кенотафы Боротала // Древние культуры Монголии. – Новосибирск, 1985. – С. 148.

15 Грач А.Д. Древние кочевники в центре Азии. – М., 1980. – Рис. 49; 2, 4, 5, Рис. 70; 3, 4. Вайнштейн С.И. Памятники казылганской культуры // ТТКАЭЭ, т. II. – М.-Л., 1966. – Табл. I; 9, II; 9, Ш; 12.

16 Цэвээндорж Д. Чандманьская культура // Археология и этнография Монголии. – Новосибирск, 1978. – Рис. 5; 1–13.

17 Кубарев В.Д. Курганы Юстыда. – Рис. 13; 2.

18 Коновалов П.Б. Хунну в Забайкалье. – Улан-Удэ, 1976. – С. 198.

19 Васютин А.С., Елин В.Н. О хронологических границах Кок-Пашского археологического комплекса из восточного Алтая // Проблемы археологических культур степей Евразии. – Кемерово, 1987. – С. 85–90; Глоба Г.Д. Раскопки курганного могильника Белый Бом II // Археологические исследования в Горном Алтае в 1980–1982 гг. – Горно-Алтайск, 1983. – С. 116–126.

20 Мамадаков Ю.Т. Культура населения Центрального Алтая в первой половине I тыс. н.э.: Дис. ... канд. ист. наук. – Новосибирск, 1990. – С. 95–96, рис. 27; 1, 2.

22 Грач А.Д. Археологические раскопки в Монгун-Тайге и исследования в Центральной Туве // ТТКАЭЭ. – т. I. – М.-Л., 1960. – Рис. 57, 59; Длужневская Г.В. Курганы-кладбища в Саянском каньоне Енисея // КСИА. – Вып. 170. – Рис. 4; 2.

23 Грач А.Д. Археологические раскопки... – Рис. 32.

24 Вайнштейн С.И., Дьяконова В.П. Памятники в могильнике Кокэль... – Табл. IV; 3–5; Вайнштейн С.И. Раскопки... – Табл. 1; 6,7,15–17,21.

25 Кызласов Л.Р. История Тувы в средние века. – М., 1969. – Рис. 20; 4.

27 Цэвээндорж Д. Новые данные по археологии хунну // Древние культуры Монголии. – Новосибирск, 1985. – Рис. 8; 1.

28 Мартынова Г.С. Таштыкские племена на Кие. – Красноярск, 1985. – Рис. 110; 2, 114.

29 Кызласов Л.Р. История Тувы... – Рис. 17; 3. Он же. Древняя Тува. – М., 1979. – Рис. 121; 2, 124; 5, 137; 1. Худяков Ю.С. К истории.... – Рис. 3; 1–8.

30 Кызласов Л.Р., Мартынов С.В. Из истории... – Рис. 12; 14. Худяков Ю.С. К истории... – С. 144, рис. 4.

31 Грязнов М.П. История древних племен Верхней Оби по раскопкам близ с. Большая Речка. – М.-Л., 1956. – Табл. 56; 4. Могильников В.А. Сросткинская культура // Степи Евразии в эпоху средневековья. – М., 1981. – С. 45. Он же. Два грунтовых погребения сросткинской культуры на Верхнем Алтае // Проблемы сохранения, использования и изучения памятников археологии. – Рис. 1; 9.

32 Мамадаков Ю.Т. Культура населения...

33 Вайнштейн С.И., Дьяконова В.П. Памятники... – Табл. IV; 3,5,10–12,14–17 и др. Вайнштейн С.И. Раскопки... – С. 72, табл. 1.

34 Кызласов Л.Р. История Тувы... – Рис. 17; 2, 4, 19; 1, 20; 1–4.

35 Грач А.Д. Археологические раскопки.... – Рис. 53, 55. Он же. Археологические раскопки в Сут-Холе и Бай-Тайге // ТТКАЭЭ. – т. II. – Рис. 31. Длужневская Г.В. Курганы-кладбища... – Рис. 1; 3–5.

36 Кубарев Г.В. Средневековое погребение с р. Барбургазы // Новое в археологии Сибири и Дальнего Востока. – Томск, 1992. – С. 69–71.

37 Евтюхова Л.А. О племенах Центральной Монголии в IX в. // СА. – 1957, №2. – Рис. 7; 5.

38 Асеев И.В., Кириллов И.И., Ковычев Е.В. Кочевники Забайкалья в эпоху средневековья. – Новосибирск, 1984. – С. 68.

39 Грязнов М.П., Худяков Ю.С. Кыргызское время // Комплекс археологических памятников у горы Тепсей на Енисее. – Новосибирск, 1979. – Рис. 84; 1,5–9,13–22. Кызласов Л.Р., Мартынов С.В. Из истории... – Рис. 8; 11.

40 Грач А.Д. Древние кочевники... – Рис. 49; 6. Вайнштейн С.И. Памятники казылганской культуры. – Табл. III; 10, 11.

41 Цэвээндорж Д. Чандманьская культура. – Рис. 5; 15–19, 21, 22.

42 Кубарев В.Д. Курганы Юстыда. – Табл. XXXIX; 1.

43 Могильников В.А., Суразаков А.С. Археологические исследования в долинах рек Боротал и Алагаил // СА, 1980, №2. – Рис. 1; 1, 2, 4.

44 Грач А.Д. Древние кочевники... – Рис. 49; 1, 3.

45 Худяков Ю.С., Скобелев С.Г., Мороз М.В. Археологические исследования в долинах рек Ороктой и Эдиган в 1988 г. // Археологические исследования на Катуни. – Новосибирск, 1990. – С. 143.

46 Асеев И.В. Прибайкалье в средние века. – Новосибирск, 1980. – Табл. I,VI,VII, XXX;3, рис. 15, 16, 23, 26, 27, 38, 48.

47 Кызласов Л.Р., Мартынов С.В. Из истории... – Рис. 15; 119, 58, 135.

48 Нестеров С.П. Погребение с конем на р. Таштык // Археология Северной Азии. – Новосибирск, 1982. – Рис. 1; 2.

49 Кубарев В.Д., Журавлева А.Д. Керамическое производство хуннов Алтая // Палеоэкономика Сибири. – Новосибирск, 1986. – С. 101–119.

50 Тощакова Е.М. Кожаная и деревянная посуда и техника ее изготовления у южных алтайцев // Материальная культура народов Сибири и Севера. – М., 1976. – С. 182.

© 1998 г. Институт археологии и этнографии СО РАН, Новосибирск