В предметном комплексе культуры древних тюрок Южной Сибири и Центральной Азии одно из ведущих мест занимает конская сбруя. Особенности убранства верхового коня во многом определяли этнографический облик древнетюркской культуры. Не случайно изучению этой темы посвящены обстоятельные статьи и разделы в монографических исследованиях А.К. Амброза, С.И. Ванштейна, А.А. Гавриловой, Д.Г. Савинова, К.Ш. Табалдиева, Л.Р. Кызласова, В.А. Могильникова и других ученых¹. Для реконструкции конской узды, характерной для древнетюркской культуры, важное значение имеют находки остатков оголовья из сыромятных ремней с металлическими бляшками, пряжками и подвесками, которые при раскопках древнетюркских памятников в Саяно-Алтае встречаются достаточно редко². В этой связи несомненный интерес представляет находка узды с хорошо сохранившимися ремнями оголовья и бронзовыми позолоченными бляшками из древнетюркского мужского погребения с конем на могильнике Ибыргыс-кисте в Минусинской котловине.

Могильник Ибыргыс-кисте был исследован автором настоящей статьи в 1983 г.³ Памятник расположен в неширокой лощине между гор, в долине р.Ут, на правобережье р. Абакан, к западу от дороги Усть – Табат-Койбалы, в 3 км от с. Койбалы, в Бейском районе Республики Хакасия. Курган № 4, в котором была обнаружена хорошо сохранившаяся кожаная узда, находился в цепочке из четырех курганов, между курганами №№ 3 и 4. Во всех четырех курганах этой цепочки были обнаружены древнетюркские погребения с лошадьми (рис. 1).

Уступ отделен от дна могильной ямы рядом наклонно стоящих деревянных бревен, вероятно, перекрывавшими подбой. На дне могилы лежал скелет взрослого мужчины, центрально-азиатского монголоида с отдельными чертами южносибирского типа⁴. Скелет погребенного лежал на спине, вытянуто, головой на юго-запад. Поверх скелета был положен железный палаш в деревянных ножнах, обернутых узкой полоской бересты. Вдоль правой ноги погребенного находился берестяной колчан с карманом, внутри которого находились стрелы с деревянными древками и разнотипными железными наконечниками. Поверх колчана и правой руки погребенного лежали обрывки ремней портупеи колчана с бронзовыми бляшками и пряжками. Железный крюк от колчана лежал между бедренных костей погребенного. На левом бедре умершего находилась железная пластина. Рядом лежал железный черешковый кинжал. На грудных позвонках человека лежала бронзовая бляшка. В области таза и левого локтя находились фрагменты сильно коррозированных железных предметов. Вдоль правой ноги, между бедренной костью и колчаном, лежали обломки деревянной палочки. Возможно, это обломки рукоятки плети. Вдоль правой ноги, от колена до ступни, находились два железных стремени, железные и бронзовые пряжки, бляшки с обрывками седельных ремней. Поверх ступней погребенного лежали кости ноги овцы.

Судя по особенностям конструкции надмогильного и внутримогильного сооружения, обряда погребения и сопроводительного инвентаря, исследованное захоронение относится к числу древнетюркских захоронений с конями со Среднего Енисея⁵. Погребенный в кургане № 4 могильника Ибыргыс-кисте древнетюркский воин был положен на дно могильной ямы, в подбой, в одежде и с оружием, на спине, в вытянутом положении, был ориентирован головой на юго-запад. В ногах погребенного помещено седло со стременами и нога овцы. Подбой перекрыт наклонными бревнами. На уступе помещен взнузданный конь. Он был положен на живот с подогнутыми ногами, ориентирован головой в ту же сторону, что и человек. Голова коня повернута в сторону умершего человека. Возле головы коня помещена голова второго, заколотого коня. Рядом с крупом положили голову овцы. Часть туши заколотого коня сложили в отдельную яму, рядом с могилой внутри кольцевой насыпи.

В Минусинской котловине встречались древнетюркские погребения под плоскими кольцевыми насыпями, в подбоях могильных ям, со скелетами коней на уступах, с одинаковой ориентировкой человека и коня в одну и ту же сторону на юго-запад⁶. По характеру погребальной обрядности и инвентарю группа древнетюркских погребений с конем из могильника Ибыргыс-кисте имеет наибольшее сходство с впускными захоронениями в насыпях тагарских курганов на могильниках Сабинка I и Кирбинский Лог на юге Хакасии⁷. По облику сопроводительного инвентаря впускные погребения из памятников Сабинка I и Кирбинский Лог датируются VIII–IX вв. н. э.⁸ Древнетюркские погребения с конем из могильника Ибыргыс-кисте, судя по находкам стремян с пластинчатой петлей без перехвата, плоских железных наконечников стрел, типа томаров и овально-крылатых, в составе колчанного набора в кургане № 4 должны относиться к IX–X вв. н. э.⁹

От узды сохранились фрагменты нащечных, наносного, налобного и затылочного ремней. На отдельных участках оголовья сохранились двухслойные ремни. От правого нащечного ремня сохранился фрагмент двухслойного ремня, завязанного узлом в месте соединения с наносным ремнем. Этот участок украшен удлиненно-шестиугольной накладкой с орнаментальной компо0ицией, включающей две пламенеющие жемчужины – “чинтамани” и цветок смоквы. Накладка крепилась к ремню шпеньками и железной пластиной с тыльной стороны ремня. Выше ремень становился двухслойным и скреплялся прямоугольной обоймой с ячеистым орнаментом. Вслед за обоймой крепилась восьмерковидная бляшка с орнаментом в виде двух розеток. Далее располагался узел, которым связывались нащечный и наносный ремни. От дальнейшего продолжения этих ремней, вслед за узлом, сохранилось два небольших фрагмента, украшенных укороченными шестиугольными бляшками с изображениями жемчужины в огне (Рис. 2, 2). Выше нащечный ремень снова становится двухслойным. Он украшен последовательно, снизу вверх, удлиненно-шестиугольной накладкой с изображением двух пламенеющих жемчужин и цветка смоквы, обоймой с ячеистым орнаментом, тремя укороченными шестиугольными бляшками с пламенеющими жемчужинами. Выше оба слоя ремня соединены пряжкой с сердцевидной рамкой (Рис. 3, 3). Судя по подобной системе крепления, в данном месте верхний слой нащечного ремня можно было затянуть потуже и закрепить язычком пряжки. От левого нащечного ремня сохранился фрагмент из двух слоев, украшенный удлиненно-шестиугольной накладкой с двумя пламенеющими жемчужинами и цветком смоквы, обоймой с ячеистыми орнаментом и восьмерковидной бляшкой с розеткой и тремя лепестками. Судя по сужению ремешка выше он завязывался в узел, аналогично правому нащечному ремню (см. рис. 2, 3). От ответвления наносного ремня сохранился небольшой фрагмент с укороченной шестиугольной бляшкой и изображением жемчужины в огне. (см. рис. 2, 5). На наносном ремне, кроме двух укороченно-шестиугольных бляшек, крепился начельник – небольшая квадратная бляшка с конической невысокой трубочкой для плюмажа (рис. 2, 4). Выше на участке нащечного ремня, он снова становится двуслойным и украшен удлиненно-шестиугольной накладкой с двумя пламенеющими жемчужинами и цветком смоквы и тремя укороченными шестиугольными бляшками с изображением пламенеющей жемчужины.

Вместо обоймы и пряжки левый двухслойный ремень перетянут на данном участке двумя петлями из узкого сыромятного ремешка (рис. 4, I). Затылочный ремень соединен из двух ремешков. С каждой стороны он украшен удлиненно-шестиугольной накладкой с двумя изображениями чинтамаки и цветком смоквы, и тремя укороченными шестиугольными бляшками с изображением жемчужины в огне. Оба ремешка соединяются пряжкой и обоймой на затылочной части (см. рис. 3, 2). Не вполне ясна конструкция налобного ремня. За черепом коня вместе с затылочным сохранился значительный фрагмент ремня с одной дуговидной бляшкой, украшенной округлым выступом и двумя концами в виде рыбьих хвостов (см. рис. 2, I). Еще одна подобная бляшка с ячеистым орнаментом, изображающим чешую с рыбьим хвостом обнаружена рядом с удилами, с правой стороны черепа коня (см. рис. 2, 6). Если эти бляшки сохранили свое первоначальное положение, то придется признать, что узда имела значительную асимметрию. Остается неясной конструкция оголовья в месте соединения нащечных ремней с подшейным и подчелюстным. Поскольку эти ремни не имели металлических украшений, они не сохранились.

Изображение пламенеющей жемчужины является одним из самых распространенных канонических символов в торевтике Южной Сибири и Центральной Азии VIII–X вв. н. э. Он играл важное символическое значение в манихейской и буддийской культовой атрибутике. В буддизме этот символ является одной из семи драгоценностей Будды¹⁰.

К числу буддийских благопожелательных символов относится, помимо чинтамани – пламенеющей жемчужины, изображение цветка смоквы и парных рыб. Присутствуя в орнаментике сбруйной фурнитуры, эти символы должны были нести охранительную функцию и одаривать исполнением желаний¹¹.

Интересно, что накладки и бляшки с канонической благопожелательной символикой присутствуют в составе инвентаря древнетюркского воина, погребенного в кургане № 4 на могильнике Ибыргыс-кисте, не только в качестве украшений узды, но и седельных ремней и портупеи колчана (см. рис.4, 3, 4). Из-за сильной фрагментарности конструкция этих ремней в точности не восстанавливается, в составе колчанной портупеи присутствовали пряжки с гладким щитком, сердцевидные и прямоугольные бляшки с округлым концом без орнамента (см. рис. 3, I, 4, 5; 4, 2, 5, 6).

Уздечные и седельные накладки и бляшки с каноническим орнаментом изготовлены из бронзы, но были покрыты позолотой и выглядели очень нарядно, свидетельствуя о достаточно высоком социальном статусе погребенного древнетюркского воина¹².

Древние тюрки оказались в Минусинской котловине в результате знаменитого успешного похода тюркского войска в 711 г.¹³ В середине VIII в. они лишились своей государственности, поскольку II Восточнотюркский каганат пал под ударами уйгуров в 745 г. Кок-тюрки, оставшиеся на Енисее, смогли сохранить свое этнокультурное своеобразие в кыргызской этнической среде до конца I тыс. н. э.¹⁴ Судя по находкам в могильнике Ибыргыс-кисте и других памятниках Минусинской котловины они сохранили свой достаточно высокий социальный статус в кыргызском государстве, являясь союзниками кыргызских каганов в деле укрепления центральной власти и длительной войне с уйгурами. Вероятно, в результате успешной войны с уйгурами среди кыргызов и минусинских тюрок получила распространение поясная и сбруйная фурнитура с манихейской и буддийской канонической символикой, воспринятая от уйгуров и населения Восточного Туркестана.

* Работа выполнена при поддержке РГНФ (грант № 98–01–00338).

1 Амброз А.К. Стремена и седла раннего средневековья как хронологический показатель (IV–VIII вв.) // Сов. археология. – 1973. – №4. – С. 92–93; Вайнштейн С.И. Некоторые вопросы истории древнетюркской культуры (в связи с археологическими исследованиями в Туве) // Сов. этнография. – 1966. – №3. – С. 77–79; Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ – как источник по истории алтайских племен. – М.-Л., 1965. – С. 80–87; Савинов Д.Г. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху. – Л., 1984. – С. 131–137; Табалдиев К.Ш. Курганы средневековых племен Тянь-Шаня. – Бишкек, 1996. – С. 35–43; Кызласов Л.Р. Древняя Тува (от палеолита до IX в). – М., 1979. – С. 136–140; Могильников В.А. Тюрки // Степи Евразии в эпоху средневековья. Археология СССР. – М., 1981. – С. 37–38.

2 Худяков Ю.С., Кочеев В.А. Древнетюркское мумифицированное захоронение в местности Чатыр у с. Жана-Аул в Горном Алтае // Гуманитарные науки в Сибири. – 1997. – №3. – С. 14–16.

3 Худяков Ю.С. Раскопки могильников Ах-хол и Ибыргыс-кисте // Археологические открытия 1983 года. – М., 1985. – С. 248.

5 Худяков Ю.С. Кок-тюрки на Среднем Енисее // Новое в археологии Сибири и Дальнего Востока. – Новосибирск. 1979. – С. 195–196.

7 Савинов Д.Г., Павлов П.Г., Пульс Е.Д. Раннесредневековые впускные погребения на юге Хакасии // Памятники археологии в зонах мелиорации Южной Сибири. – Л., 1988. – С. 83–99.

9 Худяков Ю.С., Хаславская Л.М. О пламевидном орнаменте в южносибирской торевтике // Рериховские чтения 1984 года. – Новосибирск. 1985. – С. 244–249.

10 Терентьев А.А. Опыт унификации музейного описания буддийских изображений // Использование музейных коллекций в критике буддизма. – Л., 1981. – С. 36.

11 Худяков Ю.С., Хаславская Л.М. О пламевидном орнаменте... – С. 249.

13 Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности. – М.-Л., 1951. – С. 41.

14 Худяков Ю.С. Кок-тюрки на Среднем Енисее. – С. 206.

© 1998 г. Институт археологии и этнографии СО РАН, Новосибирск