Д.Я. Резун

Новое о городах северо-востока Сибири XVII–XIX вв.

Издание данной книги* историк-урбанист может только приветствовать, ибо, как правильно заметил сам автор, русские поселения XVII–XVII вв. долгое время оставались неизученными (с. 67), хотя о них и имелись некоторые письменные нарративные источники.

Но как бы ни был богат письменный источник, он не может составить полной и цельной картины градостроительного облика и хозяйственного быта русских поселений того времени. И это связано с двумя причинами: прежде всего, очень часто письменный источник не сообщал какие-то детали, ибо они считались неважными, а во-вторых, письменный источник иной раз говорит о том, как нужно и предписано было строить, а не о том, как это было в действительности. Поэтому археологическое изучение – составная и важная часть сибирской урбанистики. И благодаря автору, теперь список изученных древних русских поселений в Якутии расширился до 8 острогов – Стадухинское, Анюйское, Колымское, Алазейской, Шатоба, Зашиверское, Русское Устье и на Алдане (с. 67). Исследование автора посвящено изучению Стадухинского и Алазейского острогов, которые до сих пор были наименее изучены.

Говоря о достоинствах книги, прежде всего хотелось бы подчеркнуть солидную источниковую базу: в исследовании использованы 195 литературных и опубликованных источников, а также 2 столбца и 1 книга из фонда РГАДА. Это не говоря уже об огромном археологическом материале, дающем представление почти обо всех сторонах градостроительства и хозяйственно-бытовой сферы жизни названных двух поселений. Причем, следует подчеркнуть искусный характер интерпретации археологических источников. Не секрет, что нередко археолог и историк не могут понять друг друга потому, что для первого важны прежде всего опись найденных предметов, для второго же важнее их историческая интерпретация. В данном же исследовании эти две части научной работы соединены воедино.

В первой главе на основе литературных, документальных и архивных источников воссоздается подробная история освоения русскими землепроходцами арктического побережья Якутии. Это один из самых подробных и обстоятельных очерков в нашей литературе по данной проблеме. Поэтому автор смог сделать ряд интересных выводов, которые важны для историка городоведа. Так, А.Н.Алексеев правильно подметил, что появление “зимовья” как крепости (изба с нагородней или тыном) связана именно с освоением русскими Якутии. Однако справедливости ради следует отметить, что и в других местах в это время основываются зимовья как укрепления – Канский, Нижнеудинский, Усть-Кутский, Чечуйский [Резун Д.Я., Васильевский Р.С. Летопись сибирских городов. – Новосибирск, 1989]. Но в трактовке эволюции понятия “зимовья” автор безусловно прав. Автор прав и когда критически относится к дате основания поселения Русское Устье на Индигирке. Обоснованно выглядят и трактовка автором торгово-транспортных путей сообщения в Якутии. И, конечно, полностью можно согласиться с автором в том, что “в пору своего существования русские поселения на Алазее и Колыме до конца выполнили отведенную им роль” (с. 16).

Вторая глава посвящена детальной реконструкции планировки и застройки, внешнему архитектурному облику Алазейского и Стадухинского острогов. Не отрицая значение предшественников автора в изучении этих поселений, о чем автор говорит очень уважительно, следует отметить большой вклад самого исследователя как археолога и реконструктора. Проанализировав значительный материал, автор пришел к обоснованному заключению об этапах русского градостроительства в Заполярной Якутии – укрепленные зимовья – остроги – город и об усложнении их функций (с. 32).

Третья глава посвящена материальной культуре русских полярных мореходов и землепроходцев по данным раскопок этих двух острогов. Само перечисление разряда находок – элементы построек, хозяйственно-бытовая утварь и предметы досуга, орудия охоты и рыболовства и транспорта, изделия из кожи, ткани и кости, инструменты для прядения, обувного ремесла; украшения и культовые изделия; футляры для печатей; коллекции монет – говорит о сложной и интенсивной жизни этих поселений. Из всего этого хотелось бы отметить несколько моментов. Так, поражает обилие найденных на раскопках этих острогов 575 фрагментов фарфоровой, 311 фаянсовой посуды и 199 стеклянных изделий (с. 37), причем, “вся фарфоровая посуда китайского и японского происхождения” (с. 37–38), а также обилие шахматных фигур, из которых можно сформировать от 42 до 47 шахматных полукомплектов. Если прав автор, что все они “изготовлялись сугубо для личных целей” (с. 41), то можно говорить и об относительно высоком культурном уровне досуга населения этих двух острогов. На некоторые размышления наводит и коллекция найденных монет, которых всего было найдено 82 шт. (с. 50), датируемых от 1618–1619 гг. (самых ранних эпохи Михаила Федоровича) до самых поздних, датируемых в основном 1769 г.

В четвертой главе анализируется процесс хозяйственной и, в определенной мере, культурной адаптации русского населения к условиям Севера, взаимовлияние культур. Пожалуй, именно эта глава является наиболее сложной в теоретической плане, ибо затребовала от автора не только знания фактического материала (находок), но и широкого кругозора и даже, если хотите, гражданской самоотверженности. Не секрет, что сегодня в ряде регионов Сибири некоторые представители коренного населения взяли на вооружение лозунги и идеи, от которых недалеко до национализма (об этом хорошо в своем Предисловии сказал редактор книги В.Е. Ларичев!). Отсюда порой крайне негативные оценки “русской агрессивности”, крайнее возвеличивание достижений культуры своего народа, замалчивание объективных и порой неоднозначных процессов. Автор же, нигде не подчеркивая прямо, по сути дела рассматривает встречу двух культур – русской и якутской – в плане теории мировой колонизации, где главными являются не столько положительные или отрицательные черты двух встречных потоков, а лишь разные уровни и ступени развития, которые в чем-то дополняют друг друга. Именно колонизационные процессы, – будь то наша Сибирь или Северная Америка, – в конечном счете приводят к созданию открытого гражданского общества и в этом плане встреча двух народов не только толчок для новой ступени развития якутской культуры, но и толчок к переформированию, новому качеству уже и русской культуры (с. 68). При этом автор правильно подмечает, что в некотором плане понятия “русская” и “якутская” культуры весьма неоднозначны, ибо среди русских колонистов XVII в., особенно среди служилых людей, было немало сосланных в далекий Якутский острог “литвы” и “черкес” – немцев, поляков, шведов, украинцев, белорусов, запорожцев и даже был один турок! Причем, влияние этой “литвы” было довольно значительно. Мы полностью можем подтвердить догадку автора, что такие фамилии как Голыжинские, Евловские, Шелоховские, Явловские идут именно от тобольской и томской “литвы” – польско-литовской шляхты, сосланной в Якутск в XVII в. Но и “якутская” культура – это также неоднозначное понятие, ибо она включает в себя не только одних якутов, но и юкагиров и представителей других народностей и внутри этой культуры также шел определенный синтез.

Как историк-урбанист горячо поддерживаю тезис о том, что в условиях сибирского Севера большое значение для становления поселения и превращения его в сугубо городской центр имели такие факторы как административное значение и торгово-транспортные функции (с. 55). И если в “пашенных” городах ремесло развивалось на базе земледелия, то для “непашенных” городов такой основой были перечисленные выше факторы. Так, по моим данным, в самом Якутске в середине XVII в. уже насчитывалось не менее 10 ремесленников из числа служилых людей, а в 1720–1722 гг. – не менее 50, что было весьма неплохо для заполярного города.

Конечно, данное исследование несвободно от некоторых недостатков. В частности, для источниковеда непонятно, по каким признакам и на каком основании автор одни и те же документальные опубликованные источники, такие как сборники документов “Открытия русских землепроходцев и полярных мореходов XVII в. на Северо-Востоке Азии” (Л.;М., 1952) в одном случае отнес к “Литературе” (с. 77, 78), а такие же документы, опубликованные в “Дополнениях к Актам историческим...” – к “Источникам” (с. 79).

Тем не менее, не эти недостатки определяют все положительное значение рассматриваемого труда. Богатство фактического материала, интересная интерпретация археологических находок, точность в верность выводов и заключений, выдержанность теоретических позиций являются значительным вкладом в развитие сибирской исторической урбанистики.

Примечание

* Алексеев А.Н. Первые русские поселения XVII–XVII вв. на северо-востоке Якутии. – Новосибирск, 1996. – 152 с.

 

© 1998 г. Институт истории СО РАН,Новосибирск