Особенности развития неклассической теории обусловлены динамикой оснований науки, которые определяют “стратегию научного поиска и во многом обеспечивают включение его результатов в культуру соответствующей исторической эпохи” [1]. В гетерогенной структуре оснований науки В.С.Степин выделяет следующие блоки, имеющие значение для нашей работы: идеалы и нормы исследования, научную картину мира, философские основания, которые допускают вариации философских идей и категориальных смыслов, применяемых в исследовательской деятельности [2]. Идеалы и нормы, характерные для неклассической науки, связаны “с отказом от прямолинейного онтологизма и пониманием относительной истинности теорий” [3]. При этом “принимаются такие типы объяснения и описания, которые в явном виде содержат ссылки на средства и операции познавательной деятельности. В отличие от классических образцов обоснование теории в квантово–релятивистской физике предполагало экспликацию в изложении теории операциональной основы вводимой системы понятий” [4].

Таким образом, становление нового образа науки поставило перед методологами проблему критериев неклассичности и разработки логико–методологической концепции неклассической теории.

Выделяемые различными авторами признаки, отличающие неклассическую науку от классической, обобщены и приведены Н.Т.Абрамовой. Это зависимость картины мира от целенаправленной деятельности субъекта (М.Хайдеггер), динамическая неустойчивость (И.Пригожин, И.Стенгерс), замена математического эталона физическим (А.П.Огурцов), эволюционистская парадигма (Н.С.Юлина), смена описания объекта с необходимости на возможность  (Ю.А.Шрейдер),  самоорганизация  как  динамический  принцип (Е.Янч) [5].

Известно, что образ классической науки основан на традиционной математике формальных объектов, построенных методом абстрактного отождествления элементов. Они характеризуются признаками определенности и точности понятий и измерений, полноты и замкнутости теории, непрерывности, что составляет критерии классического мышления. Оно наиболее ярко выражено, в частности, в характеристике фундаментализма как модели познавательной деятельности с жестко фиксированным базисным знанием, задающим осмысленность утверждений в оценках истинности — ложности. Последние привносятся в систему идеального языка науки и определяются внелогическим путем (Л.Витгенштейн), близким к априоризму (И.Кант).

Ограниченность фундаменталистской модели науки проявилась “при соприкосновении с гетерогенными, полиморфными системами, состоящими из разнородных, порой несопоставимых элементов” [6]. Преодоление такой ограниченности в работах по методологии неклассической науки достигается различением индивидуализации объектов в онтологическом и гносеологическом аспектах, множественностью предикатов тождества по отношению к элементам системы, невозможностью дедуцирования закона композиции системы, аморфной структурой со случайными отношениями элементов, плюралистичностью Вселенной и др.

Идея множественности описания одного и того же объекта в неклассической науке получает логико–методологическое обоснование при использовании такой же абстракции отождествления элементов, как и в случае классической науки. Однако эта познавательная процедура не должна накладывать ограничений на выбор признаков отождествления. Результаты взаимного приравнивания элементов будут изменяться вместе с изменениями выбранного признака [7]. Реализация такого подхода приводит к принципу множественности описания (В.И.Беляев), полилога (Г.П.Щедровицкий, С.И.Котельников), неопределенности как антропоморфной познавательной модели (А.С.Кариньяни, В.С.Лозовский), нелинейности и многозначности логик (Н.Белкап, Т.Стил), индуктивного программирования (А.Г.Ивахтенко), многоаспектности познания (К.И.Бахтияров).

Существенной чертой неклассической науки выступает изменение идеальной модели реальности при изменении ее элементов или признаков. В неклассической науке также существует зависимость теоретических конструктов от признаков, приписываемых им принципами [8]. На эту тонкость теоретического познания одним из первых обратил внимание А.Пуанкаре, который отметил, что понятие одновременности зависит от принципа постоянства скорости света [9]. Если же принцип в своем становлении проходит стадию предположения, как в частности показал А.Эйнштейн на примере принципа эквивалентности инерционной и гравитационной масс, и при этом не может быть эмпирически проверен, то он принимается в виде некоторого соглашения, конвенции.

Таким образом, конвенционализм в своем возникновении порожден стремлением сохранить классический идеал описания на неклассическом уровне. Позиция А.Пуанкаре была направлена против априоризма в науке, который допускает интуитивное знание и абсолютизирует его. Дальнейшее развитие методологии науки в трудах А.Эйнштейна, Э.Бауэра, Н.Бора преодолевает методологию Канта, оставившую открытым вопрос “об основаниях той самой обосновывающей процедуры, с помощью которой он хотел подвести прочный фундамент и под науку о природе, и под науку о человеке” [10]. Однако, последующее развитие философии показало, что логическим основанием этой процедуры является диалектический метод мышления, наиболее ярко выраженный в восхождении от абстрактного к конкретному, а основанием мировоззренческим — понятие практики в качестве материальной деятельности людей как принятия истинности.

Неклассическое мышление связано с переходом к неаприорной логике, содержательной и зависящей от своего предмета. Так, Н.Бор заметил, что понятия пространства и времени приобретают определенный смысл лишь при абстрагировании от взаимодействия со средствами измерения, а гипотеза квантов энергии М.Планка поставила физику в положение, подобное ситуации, вызванной открытием конечности скорости света: “Фактически нельзя забывать о взаимности результатов измерений при рассмотрении вопроса о причинности атомных явлений так же, как нельзя забывать об относительности наблюдений при рассмотрении вопроса об одновременности” [11]. Бор отмечает, что из ограниченности применимости классических представлений следует подчиненность результатов, достигнутых при каждом измерении атомных величин, с присущими им самим ограничениями. Это положение было сформулировано В.Гейзенбергом в виде квантово–механического закона, согласно которому произведение средних ошибок, с которыми одновременно измеряются две канонически сопряженные механические величины, не может быть меньше кванта действия. Внутренним источником становления квантовой механики явилось превращение мнимой проблемы: “является свет волновым или корпускулярным процессом?” в реальную — “является свет одновременно волновым и корпускулярным процессом или нет?” [12]. Положительный ответ на последний вопрос вывел физику за пределы законов двухвалентной классической логики [13] и привел к дополнительности понятий, взаимно исключающих друг друга и теряющих одно без другого физический смысл [14]. Неклассичность квантовой теории проявляется в ряде аспектов: в свойстве редукции волновой функции, носящей нелинейный характер (И.Пригожин), в неточности измерения наблюдаемых состояний системы [15], в нелокальности, которая трудно совместима с причинностью [16].

Попытка описывать область применимости неклассической теории (например, квантовой механики) классическим способом (механический детерминизм) приводит к проблеме скрытых параметров. Существующие подходы к решению этой проблемы в методологическом отношении носят достаточно формалистический характер [17]. Это — применение аппарата С^x–алгебр, квантовой логики, включенность квантовой механики в детерминистическую теорию, исследование логических пространств квантовой механики и неравенства Белла. Вероятно, что такое бурное развитие формалистических подходов является следствием “метафоризма” в развитии теоретического знания. Метафорические теории используют функциональную модель, которая в отличие от изобразительной приводит не к логическому противоречию, а к теоретическому парадоксу [18].

Дальнейшее развитие неклассической теории, связанное с попытками объединения квантовой механики и СТО, начатого в 1928 году П.Дираком, было осуществлено в квантовой теории поля, содержащей общий подход к каждому из полей. Однако при вычислении некоторых квантовых эффектов были обнаружены теоретические парадоксы, состоящие в появлении бесконечных значений физических величин. Первой попыткой преодоления этих трудностей явилась квантовая электродинамика, описывающая взаимодействие электронов, позитронов и фотонов. Затем в конце 40–х годов Р.Фейнманом, Дж. Швингером и С.Томонагой были найдены методы вычислений, согласующиеся с внутренней симметрией теории, то есть метод перенормировок. Однако эта процедура  применима лишь в квантовой электродинамике и теории сильных взаимодействий, где взаимодействия могут быть скомпенсированы постулативным изменением основных параметров (массы, заряда). В конце 70–х годов в работах Г.Хоофта, М.Вильсмана было показано, что единые полевые теории слабых и электромагнитных взаимодействий могут быть перенормированы, а квантовые теории гравитации еще страдали от бесконечностей. В избавлении физики от трудностей, связанных с бесконечностями, Д.Фридман и Л. ван Ньювенхейзен возлагают надежды на теорию супергравитации [19].

Развитие неклассической науки ведет к повышению степени конкретности теории. Вместе с тем восхождение к конкретному в теоретическом знании реализуется в более сложной форме, чем это изображено в гегелевской схеме триады. Развитие неклассической  теории показывает, что стадия синтеза противоположных теоретических систем включает в себя многообразные формы, в частности, такие, как “метафоризм”. Однако метафоризм теории — это еще не диалектический, а эклектический синтез старых принципов, выполняющий функцию перехода от конкретных теоретических парадоксов старой теории к новым принципам как исходному абстрактному уровню (идеальной модели) новой теории. Что касается таких обобщенных теоретических построений, таких как теории суперструн, супергравитации, хромодинамики и флавиодинамики, то они представляют собой модификацию старых теоретических принципов, составляющую метафорический, эклектический вариант синтеза противоположностей. Построение новой неклассической теории, знаменующее собой диалектический синтез, предполагает решение таких проблем, как синтез релятивистских и квантовых принципов, а также — хроногеометрического и квантово–полевого подходов к построению теории элементарных частиц.

Помимо отмеченного выше, анализ развития неклассической теории позволяет сформулировать методологическое положение о дополнительности творческого и логического при смене фундаментальных теорий. Оно заключается в том, что сохранение старых моделей и принципов приводит к изменению логики, то есть делает ее паранепротиворечивой (метафоризм), а сохранение логики предполагает переход к новой идеализированной модели и новым теоретическим принципам. Данное положение просматривается на методе введения калибровочных полей как новых конструктов теории, без которых логика старых теорий становится паранепротиворечивой. Применение принципа дополнительности в таком методологическом качестве к анализу дискуссии Бора и Эйнштейна позволяет обосновать положение о различном типе неклассичности методологий Бора, который акцентировал внимание на возможности перехода к логике типа паранепротиворечивой, порожденной корпускулярно–волновым дуализмом, и Эйнштейна, который склонялся к поиску новой теоретической модели, способной объяснить новый тип квантово–механического детерминизма. Другими сторонами методологического принципа дополнительности являются дополнительность физики и геометрии, а также логики и топологии. Таким образом, анализ современной ситуации в развитии теории позволяет, с одной стороны, обогатить представление о методе восхождения от абстрактного к конкретному положением о многообразии форм синтеза теоретического знания (метафоризм), с другой — данный диалектико–материалистический метод представляет собой стратегию синтеза теоретических принципов.

Литература

1. Степин В.С. От классической к постнеклассической науке (изменение оснований и ценностных ориентаций) // Ценностные аспекты развития науки. М., 1990. С. 152.

2. См.: Там же, С. 158–159.

3. См.: Там же, С. 162.

4. См.: Там же, С.

5. Абрамова Н.Т. Границы фундаменталистского идеала и новый образ науки  // Философские науки. 1989, № 11. С. 39–50.

6. См.: Там же, С. 43.

7. См.: Там же, С. 48.

8. О соотношении принципа, конструкта, модели см.: Бранский В.П. Философские основания проблемы синтеза релятивистских и квантовых принципов. Л., 1973.

9. См.: Пуанкаре А. Избранные труды. Т.3. М., 1974. С. 427.

10. Киссель М.А. Судьба старой дилеммы. М., 1974. С. 168.

11. Бор Н. Избранные труды. Т.2. М., 1971. С. 59.

12. Диалектика познания. Л., 1988. С. 242.

13. См.:Налимов В.В. Вероятностная модель языка. М., 1979.

14. См.: Кузнецов Б.Г. Прогноз и ретроспекция в генезисе неклассической физики // XIII Международный конгресс по истории науки. М., 18–24 августа, 1976.

15. См.: Doligannis P. Generalised Hidden Variables Theories // J.Math.Phys., 1971. Vol. 12, № 6.

16. См.: Bohm D., Hiley B. On the Intuitive Understanding of Nonlocality as Implied by Quantum Theory // Quantum Mechanics. Dordrecht — Boston, 1977.

17. См.: Бажанов В.А. Проблема полноты квантовой теории: поиск новых подходов (философский аспект). Казань, 1983. С. 32–34.

18. См.: Бранский В.Н. Теория элементарных частиц как объект методологического исследования. Л., 1989. С. 236. (О роли метафор в научном познании, см. также: Гусев С.С. Наука и метафора. Л., 1984).

19. См.: Фридман Д., Ньювенхейзен П., ван. Супергравитация и унификация законов физики // УФН, 1979. Т. 128, Вып. 1. С. 140.