Типология революционных волн: структурная связь между случаями протестной активности
Тезисы к докладу 24.10.2019, 10 00
ИФПР, 4-й этаж, Сектор социологии науки и образования
В.В.Цыганков
Если одно протестное событие запускает аналогичное событие в другой стране, значит, они связаны между собой. Если будет раскрыта природа этих связей – будут выявлены и критерии включения/невключения конкретного исторического случая в «революционную волну».
Чтобы не потеряться среди нагромождений исторической конкретики (любая революция имеет уникальные черты) – необходима типизация случаев протестной активности (внутреннего «Ответа»), и типизация связей между революциями в отдельных странах (внешнего «Вызова»). Ведь на события в стране-детонаторе «революционной волны» в других странах могут откликнуться качественно иные протестные силы (так, например, откликом на Великую французскую революцию стало восстание рабов на Гаити и польское восстание Костюшко, а затем – революция в Мексике). Пользуясь метафорой из физики, можно сказать, что «революционные волны» распространяются в качественно неоднородных средах. Здесь важно и то, что революционные субъекты имеют, порой, качественно разную мотивацию, и то, что «волны» всё-таки распространяются.
Данный доклад посвящён типологии связей между протестными случаями, а также типологии самой протестной активности: видам мобилизуемых групп, формам мобилизации, типам мотивации протестных субъектов. При этом будет использован исторический материал европейского Премодерна и Раннего Модерна (начало XVI–начало XIX вв.).
Следует выделять следующие типы связей, охватывающих случаи любой революционной волны: экзоструктурную связь, эндоструктурную связь, идейную и организационную связь.
Структурные причины революционных волн – одна из самых дискуссионных проблем рассматриваемой тематики . Имеют ли общую связь политические, модернизационные, экономические, демографические процессы в странах, охваченных революционной волной? Или перед нами случаи простого совпадения сугубо внутренних процессов?
При рассмотрении исторической конкретики выясняется, что, как правило, нет такого эндоструктурного явления, которое не было бы связано с экзоструктурными процессами (т.е. не просто общими, а – едиными для сразу большой группы стран).
Для обнаружения таких экзоструктурных причин для революционной волны требуется типологизация стратегий протестных субъектов, и обобщение революционных сценариев для каждого выбранного периода. Также требуется анализ исторического материала на предмет обнаружения глобальных интегрирующих процессов и событий.
Например, для революционной истории XVI-XVII вв. преобладают 3 варианта протестной мобилизации:
1) мобилизация «знати», т.е. сообществ аристократии – в борьбе за сохранение привилегированного положения (здесь: аристократические мятежи наподобие французской Фронды, рокоши шляхты, или восстания венгерских куруцев);
2) мобилизация земледельческого населения, т.е. (как правило) – крестьянских общин, которые сопротивляются (как правило) усилению пресса податей и повинностей (здесь: крестьянские восстания и войны);
3) мобилизация представителей «низов» служилых сословий, а также разного рода ситуативных участников военных действий, которые «ищут службы» в условиях частичной или полной демобилизации (здесь: от стрельцов и казаков – до «солдатских конфедераций», мародёров и «лисовчиков»).
Причина преобладания именно таких вариантов протеста кроется в едином для европейской ойкумены процессе «становления абсолютизма» через «военную революцию». Понуждаемые пороховой «гонкой вооружений», монархи наступают на привилегии сословий, провоцируя социальный протест. Это – явная экзоструктурная связь между протестными случаями. Критически важно то, по какому сценарию развивается «военная революция» и абсолютизм в конкретной стране. В XVI в. вариантов было два: «испанский» (как в Италии, Франции, Священной Римской империи), и «турецкий» (как в Московии и Речи Посполитой) [1] . Соответственно, в первом случае источник протестной активности революционной «волны» - это восстания торговцев-«бюргеров» и наёмников-«солдат», а во втором – восстания знати и крестьян, а также иррегулярных «полунаёмников» (казаков, «лисовчиков» и пр.). Здесь мы имеем дело уже с эндоструктурными причинами протестов. Они обусловлены местом конкретной страны в системе мир-системной иерархии (по линии «ядро - периферия»). Чем «ядернее» страна – тем больше она тяготела к «испанскому варианту» абсолютизма, а чем «периферийнее» - тем ближе она оказывалась к «турецкому варианту».
В XVII в. вариантов «военной революции» было снова два: «голландский» (Британия) и «шведский» (Франция, Россия). Теперь в первом случае социальные силы-инициаторы протестной активности – знатные сторонники абсолютистско-бюрократической альтернативы (как якобиты в парламентской Англии), а во втором – знатные сторонники парламентской альтернативы (как участники восточно-европейских рокошей, русских дворянских мятежей «бунташного века») а также – представители иррегулярных военных формирований в борьбе за положение регулярного найма, или за сохранение привилегий (например, казаки, стрельцы, янычары).
Несколько иначе смещены акценты протестной активности XVIII-XIX вв: 1) мобилизация торговых слоёв, которые под угрозой убытков либо пытаются использовать государство для их компенсации – если имеют на него влияние, либо пытаются обособиться и создать подконтрольное себе государство – если позволяет география, либо пытаются подчинить государство – если позиции аристократии слабы (здесь: борьба за независимость североамериканских колоний, Батавская революция, Великая французская революция, Бельгийская революция…); 2) мобилизация депривированных слоёв элиты, для возвращения привилегированного положения стремящиеся возглавить недовольство армии, городских низов или сельского населения (здесь: от казаков Пугачёва и чешских рихтаржей – до инкской аристократии восстания Тупак Амару II, восстания декабристов, боливарианских революций, восстания Костюшко, восстания сипаев, Реставрации Мэйдзи …); 3) мобилизация сельского населения – теперь скорее не фискальный пресс, а рост ренты и повинностей в пользу аристократов был главным побудителем активности (все «антифеодальные» крестьянские восстания периода, восстание бабидов, восстание тайпинов…); 4) мобилизация городских низов, занятых наёмным трудом в условиях падения оплаты труда или усиливающейся безработицы (санкюлоты, луддиты, силезские ткачи, парижские коммунары…).
Окончание «военной революции» в Европе приходится на начало XVIII в., и затем военные технологии почти не меняются в течение полутора веков.
Теперь «революционным интегратором» ойкумены становятся не войны на фоне всё усложняющейся династической дипломатии, а экономические кризисы на фоне уплотняющихся торговых сетей. Период XVIII-XIX можно охарактеризовать как «кризис абсолютизма». Теперь не абсолютистское государство наступает на сословия, понуждаемое «военной революцией» – а теперь торговцы наступают на абсолютистское государство, понуждаемые кризисами на рынках.
Во второй половине XVIII в. происходит первый общеевропейский мануфактурный кризис 1765-1774 гг. Он становится основной экзоструктурной причиной протестных случаев на периферии мир-экономики: наиболее ярким является, конечно, война за независимость Североамериканских колоний, однако восстание комунерос в Колумбии, Яицкое восстание и восстание Пугачёва в России, восстание Тупак Амару II в Перу, и революция в Ирландии (1782-1784 гг.) – события из той же серии. В экономически развитом «ядре» мира протесты носят менее яркий характер (как вспышка активности луддитов или «гордонские бунты» в Англии). Обратную ситуацию видим в ходе каскада кризисов 1787-
[1] Большинство исследователей, указывающих на якобы единую «ренессансную» военную школу, почти не замечают действующую в это время в пределах Европы турецкую военную альтернативу.